Люби Есенина в себе!
Любимой команде ура!
Внимание!
воскресенье, 16 июля 2017
суббота, 25 марта 2017
Люби Есенина в себе!
Основные персонажи: Павел Гранин, Степан Данилов
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Hurt/comfort, ER (Established Relationship), Пропущенная сцена
Размер: Мини, 4 страницы, 1 часть
Статус: закончен
Описание:
По мотивам серии "Ферма-2": в ходе оперативных мероприятий в Данилова стреляют дротиком с транквилизатором.
Посвящение:
Новый сезон ещё не успел толком начаться, зато успел изрядно вдохновить)
Изначально я для этих замечательных ребят запланировала что-то вроде триптиха, который должен был состоять из прошлых двух рассказов и одного будущего, но автор предполагает, а герои располагают:-) Случилась "Ферма-2", так что, предлагаю считать эту небольшую зарисовку, не несущую особой сюжетной ценности, второй с половиной частью потенциальной трилогии^^
Всем весны и хорошего вам настроения!
Публикация на других ресурсах:
Если предупредите и пришлёте мне ссылку, то всегда пожалуйста.
Примечания автора:
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
В ассортименте приквелы:
Your Soldier - ficbook.net/readfic/5089281
Some things are meant to be: ficbook.net/readfic/5234915
le texte Весна в этом году выдалась хоть и из ранних, но не из тёплых, поэтому прочёсывание подмосковных лесов вблизи Емельяновска доставляло мало удовольствия. А если учесть, что прочесывать эти леса приходилось в поисках просто каких-то конандойлевских собак-монстров, судя по рассказам «очевидцев», то удовольствие становилось совсем уж сомнительным, чего скрывать. В очередной раз оскользнувшись на подтаявшем из-за активных перемещений их поискового отряда снегу, Данилов с тоской подумал, что, возможно, стоило самому поехать с обыском на ферму к Батейкиной, инвентаризировать четырехпалых друзей человека, а Шустова отправить сюда. Он остановился перевести дух, и едва повернувшись к сотруднику местной полиции, чтобы распорядиться насчёт перегруппировки отряда кинологов, ощутил резкую пронзительную боль чуть ниже левого плеча. Стоявший рядом полицейский что-то крикнул про выстрел, бросившись вперёд, к деревьям, а Степан медленно опустил голову и посмотрел на руку, которую почему-то почти перестал ощущать. Какой выстрел, о чём это лейтенант? Крови же совсем нет, но что-то проткнуло куртку насквозь. Острая ветка? Шип ядовитого растения? Какой ещё шип зимой в подмосковном лесу, капитан, ты же не в джунглях. Данилов попытался дотянуться до странного предмета, торчащего из его плеча, но ноги предательски подкосились и резко закружилась голова. Уже упав в мягкий, пушистый и такой уютный снег, наблюдая как кинологи, их собаки, местные полицейские и жители деревни, взятые в качестве проводников, сливаются перед глазами в причудливый разноцветный калейдоскоп, он подумал о том, что не отправил Рогозиной отчёт за последние полдня. Может, Шустов отправит? Хотя нет, он всё сделает сам, только нужно немного отдохнуть. Может, даже поспать. Почему нет? Здесь тепло и мягко, а главное – тихо. Так тихо. А затем всё окутала кромешная тьма.
Пришёл в себя Данилов так же резко, как и провалился в темноту. Проснулся от того, что было очень душно, а ещё нестерпимо раскалывалась голова. Он определённо проснулся, вот только не мог вспомнить, когда это успел заснуть. А ещё темнота. Она никуда не делась, по-прежнему застилала всё вокруг, удушливо давя на голову и грудь, лишая возможности осмотреться и вспомнить хоть что-то.
Стоило ему только глубже вздохнуть и пошевелиться, как его тут же уверенно обняли поперёк груди, удерживая от лишних движений.
– Паш? – Степан напрягся и попытался приподняться, но перед глазами моментально поплыли радужные круги, разбавляя чернильный мрак вокруг, и ощутимо замутило.
– Я здесь, – Гранин придвинулся ближе, обозначая своё присутствие, и сжал его ладонь. – Проснулся? Как чувствуешь себя?
– С переменной паршивостью, – Данилов немного успокоился и медленно лёг обратно, стараясь справиться с дурнотой. – Мы дома?
– Нет, в ФЭС.
– А почему я здесь сплю?
– Потому что тебе вкатили лошадиную, и «лошадиная» – это не гипербола, дозу транквилизатора. Теперь Антонова должна контролировать твоё состояние, так что в твоих же интересах находиться от неё в шаговой доступности.
– Ничего не помню, представь.
Данилов пошарил рукой по поверхности, на которой лежал. Кожзам? Диван, кажется.
– Это комната отдыха?
– Ага.
– Ничего не вижу. Почему так темно?
– Я закрыл жалюзи и выключил свет в коридоре. Антонова сказала, что чем темнее будет, тем лучше ты выспишься.
– Что-то тут места многовато, как для дивана в комнате отдыха.
Может, память ещё и не вернулась, а вот профессиональная подозрительность – вполне.
– Потому что я его разложил, – Гранин успокаивающе провёл ладонью по его плечу. – Что-то болит? Антонову не позвать?
Степан прислушался к своим ощущениям и неопределённо пожал плечами:
– Не знаю, вроде кроме головы больше ничего, а вот она-то как раз сейчас, кажется, лопнет.
– Валя предупредила, что так будет какое-то время, но тебя накачали детоксицирующими под завязку, так что потерпи, скоро пройдёт.
Данилов со стоном вздохнул, но Паша уткнулся носом ему в шею, и он, превозмогая слабость и боль, ставшим привычным уже жестом притянул его непострадавшей рукой ближе к себе, не забыв, конечно, напомнить:
– Паш, мы на работе вообще-то.
– Кроме того, что я разложил диван и поверг это крыло во мрак, я ещё запер дверь изнутри.
Степан одобрительно хмыкнул, получив за это новый приступ мигрени, окончательно расслабился и погладил Гранина по руке, закрывая глаза.
– Поспи ещё, – предложил Павел. – Что-то ты рано проснулся, снотворное они туда сильное зарядили. Явно рассчитывали на крупное животное. Валя сказала, что, возможно, и всю ночь проспишь.
– Значит, я оказался ещё более крупным животным, – Степан вымучено усмехнулся. – Мне к Рогозиной надо.
– Сегодня она на тебя всё равно не рассчитывает, у неё Шустов есть. Если что, я ему помогу.
– У тебя смена закончилась?
– Только начнётся через два часа, – Гранин провёл тыльной стороной ладони по его щеке, коснулся лба, машинально проверяя температуру. – Мне Игорь позвонил, как только тебя в ФЭС отправили, я сразу и приехал. Побуду с тобой пока, а потом – на дежурство.
Данилов попытался повернуть голову, но пульсирующая в висках боль мгновенно дала о себе знать, да и всё равно ничего было не разглядеть в этой темноте, поэтому он просто обнял Пашу крепче, даже исхитрившись положить левую руку, которая понемногу начинала возвращаться к обычному режиму функционирования, ему на спину.
Это стало таким привычным и непременным за то недолгое время, которое они были вместе. Степан вообще на удивление быстро привык ко многому, чего раньше у него никогда не было: к тому, что его ждут дома, даже после смен, которые заканчиваются под утро, к тому, что он сам ждёт окончания чужих дежурств, что ему говорят: «Вернись», когда он уезжает на очередное задержание, а заметно поправившийся кот встречает его флегматичным взглядом, потому что теперь он всегда сыт, к тому, что ему нравится обнимать Пашу во сне, за что утром он расплачивается непродолжительным онемением руки, или вот к тому, что обнимают его, лёжа рядом, пока он приходит в себя на больничной койке. Вообще-то, на диване, а не на койке, и в комнате отдыха, а не в больнице, но суть от этого не менялась. Самое важное, что успел сделать капитан Данилов за это короткое время – привыкнуть ко всему этому и примириться с собой. Осознать и принять, что они действительно вместе. И действительно они.
– У меня ещё и уши заложило, или тут правда так тихо? – Данилов снова напрягся.
– Правда тихо, успокойся, – Гранин чуть приподнялся на локте и поцеловал его, осторожно касаясь губ. – Это же комната отдыха, а не буфет, кому сюда ходить и шуметь?
Степан было ответил на поцелуй, но поплатился за свою невоздержанность новой вспышкой боли всего-то за попытку приподнять голову.
– Поспи, – Паша легко надавил ладонью ему на грудь, заставляя принять исходное горизонтальное положение, и снова лёг рядом.
Он послушно, но не без труда, уложил гудящую голову в максимально удобное положение и обнял Гранина за плечи.
Так темно и тихо. И спокойно. Будто кроме этой комнаты и них двоих, кроме успокаивающего горячего Пашиного дыхания на шее, его пальцев, изучающих вязку форменного свитера на его груди, никого больше нет. Совсем никого. Нигде.
Кажется, ему действительно нужно поспать.
– Я сейчас засну, наверное, – сонно пробормотал Данилов.
Ответом ему стало невесомое поглаживание Пашиной ладони по пострадавшему плечу и поцелуй в скулу.
Окончательно проснулся Данилов через неопределённое время уже в гордом одиночестве. По крайней мере, на второй половине дивана было пусто. Однако, открыв глаза, Степан понял, что остаться одному в родной конторе ему не грозит.
– М-м, – он сонно улыбнулся и попытался потянуться, насколько это позволяли затёкшие мышцы. – Знаешь, что я хотел бы увидеть первым делом, попав в Рай?
Ответом ему стало удивлённое заламывание бровей и недоумённый взгляд.
– Твои прекрасные синие глаза и белокурые локоны, – продолжил Данилов, улыбаясь ещё шире и подслеповато щурясь на яркий свет.
Антонова лишь усмехнулась и сосредоточенно посмотрела на экранчик тонометра, манжету которого она уже успела ловко обернуть вокруг руки своего пациента.
– Не дождёшься, Данилов. Если первое, что ты видишь, приходя в себя – мои локоны, то это значит, что я тебя вытащила, и Рай в ближайшее время тебе не светит. Ну а пока – давление пониженное, но все остальные показатели в норме. Что-то беспокоит?
– Кажется, нет, – Степан на пробу покрутил головой и пошевелил левой рукой.
– Помнишь, что произошло?
– Смутно.
– Это нормально. Голова болит?
– Кружится.
– Пройдёт, – авторитетно заключила Валентина. Затем, положила ладонь ему на щёку, повернув его голову к свету, и несколько секунд внимательно смотрела в глаза, а после, удовлетворённо кивнув, спросила: – Галлюцинировал?
– Даже не знаю, возможно… – Данилов, правда, задумался, пытаясь понять, что же на самом деле происходило с ним в последние часы, но присмотревшись к креслу, заметил на подлокотнике сброшенный пиджак Гранина. – Хотя, наверное, всё же нет.
– Вот и хорошо, – Антонова совсем успокоилась. – Тебе повезло, кололи тебя качественным препаратом. Так что попьёшь крепкого кофе, ещё поспишь, и утром будешь как новенький. А пока – вот.
Валя протянула ему стакан с чем-то шипящим и насыщенно-жёлтым.
– Это что?
– Витамины, тонизирующее, немного аспирина, в общем, всё то, что тебе сейчас нужно.
Степан залпом выпил предложенный медикаментозный коктейль с ярким цитрусовым вкусом и поморщился.
– А где же мой целительный напиток в виде кофе?
– В буфете, где же ещё? Давай, Стёпа, физические нагрузки тоже поспособствуют выведению это дряни из организма. Так что, вставай и иди.
Спорить с врачом – глупо, с патологоанатомом – бессмысленно. Данилов аккуратно принял сидячее положение, откинул плед, переждал приступ головокружения, сполз с дивана и медленно двинулся в указанном направлении.
Возле буфета встретилась Амелина, набросившаяся на него одновременно с расспросами и радостными объятьями. Услышав отчаянную жалобу на то, что без кофеина он собеседник ни к чёрту, Оксана пообещала сварить ему самый крепкий и вкусный кофе, на который только способна, и передала просьбу Рогозиной, зайти к ней, как только он будет в состоянии это сделать. Раз уж кофе приготовится посредством доброй воли и стараний заботливой Оксаны, то визит к начальству Степан решил не откладывать.
– Стёпа, заходи, – обрадовалась ему Рогозина. – Ну как ты?
– Да хорошо, Галина Николаевна. Выспался, хоть и принудительно. Почаще бы так.
Рогозина улыбнулась шутке.
– Нет уж, Степан, давай в следующий раз проблемы со сном самостоятельно решай, – а потом предложила: – Ты поезжай сейчас сразу домой, а утром, если Валя не будет против, вернёшься в Емельяновск и закончите там с Шустовым. Батейкину уже можно брать и везти к нам.
– Галина Николаевна, а как там…
– Утром, все материалы получишь утром после осмотра у Антоновой. Сейчас иди и отдыхай.
Рогозина строго свела брови, и Данилов, решив не пререкаться с начальством, поспешил ретироваться.
Он получил свой обещанный долгожданный крепчайший кофе, едва завернул за угол коридора, вот только не из рук Амелиной.
– Чёрный, с лимоном, три с половиной ложки сахара, как ты любишь, – гордо анонсировал Гранин, протягивая большой картонный стакан.
– Три с половиной ложки? – он отпил глоток и с сомнением приподнял бровь. – Что-то не припомню, чтобы я любил такой сладкий.
– Рекомендация твоего лечащего врача, прости, – Паша беспомощно развёл руками. – Если хочешь, зайди к ней в морг, уточни.
– Не стоит, – Степан округлил глаза и помотал головой, которая с каждым глотком кофе болела всё меньше. – Не так-то и плохо вышло. Спасибо.
– Домой? – с улыбкой спросил Павел.
– У тебя же дежурство.
– Я с Серёгой поменялся, ему как раз потом три выходных подряд нужны. Так что?
– Домой, – согласно кивнул Данилов, удобней перехватывая стакан с кофе и забирая у Гранина свою куртку.
Домой. К этому он тоже привык за последнее время, и, наверное, это было самым важным из всего списка.
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Hurt/comfort, ER (Established Relationship), Пропущенная сцена
Размер: Мини, 4 страницы, 1 часть
Статус: закончен
Описание:
По мотивам серии "Ферма-2": в ходе оперативных мероприятий в Данилова стреляют дротиком с транквилизатором.
Посвящение:
Новый сезон ещё не успел толком начаться, зато успел изрядно вдохновить)
Изначально я для этих замечательных ребят запланировала что-то вроде триптиха, который должен был состоять из прошлых двух рассказов и одного будущего, но автор предполагает, а герои располагают:-) Случилась "Ферма-2", так что, предлагаю считать эту небольшую зарисовку, не несущую особой сюжетной ценности, второй с половиной частью потенциальной трилогии^^
Всем весны и хорошего вам настроения!
Публикация на других ресурсах:
Если предупредите и пришлёте мне ссылку, то всегда пожалуйста.
Примечания автора:
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
В ассортименте приквелы:
Your Soldier - ficbook.net/readfic/5089281
Some things are meant to be: ficbook.net/readfic/5234915
le texte Весна в этом году выдалась хоть и из ранних, но не из тёплых, поэтому прочёсывание подмосковных лесов вблизи Емельяновска доставляло мало удовольствия. А если учесть, что прочесывать эти леса приходилось в поисках просто каких-то конандойлевских собак-монстров, судя по рассказам «очевидцев», то удовольствие становилось совсем уж сомнительным, чего скрывать. В очередной раз оскользнувшись на подтаявшем из-за активных перемещений их поискового отряда снегу, Данилов с тоской подумал, что, возможно, стоило самому поехать с обыском на ферму к Батейкиной, инвентаризировать четырехпалых друзей человека, а Шустова отправить сюда. Он остановился перевести дух, и едва повернувшись к сотруднику местной полиции, чтобы распорядиться насчёт перегруппировки отряда кинологов, ощутил резкую пронзительную боль чуть ниже левого плеча. Стоявший рядом полицейский что-то крикнул про выстрел, бросившись вперёд, к деревьям, а Степан медленно опустил голову и посмотрел на руку, которую почему-то почти перестал ощущать. Какой выстрел, о чём это лейтенант? Крови же совсем нет, но что-то проткнуло куртку насквозь. Острая ветка? Шип ядовитого растения? Какой ещё шип зимой в подмосковном лесу, капитан, ты же не в джунглях. Данилов попытался дотянуться до странного предмета, торчащего из его плеча, но ноги предательски подкосились и резко закружилась голова. Уже упав в мягкий, пушистый и такой уютный снег, наблюдая как кинологи, их собаки, местные полицейские и жители деревни, взятые в качестве проводников, сливаются перед глазами в причудливый разноцветный калейдоскоп, он подумал о том, что не отправил Рогозиной отчёт за последние полдня. Может, Шустов отправит? Хотя нет, он всё сделает сам, только нужно немного отдохнуть. Может, даже поспать. Почему нет? Здесь тепло и мягко, а главное – тихо. Так тихо. А затем всё окутала кромешная тьма.
Пришёл в себя Данилов так же резко, как и провалился в темноту. Проснулся от того, что было очень душно, а ещё нестерпимо раскалывалась голова. Он определённо проснулся, вот только не мог вспомнить, когда это успел заснуть. А ещё темнота. Она никуда не делась, по-прежнему застилала всё вокруг, удушливо давя на голову и грудь, лишая возможности осмотреться и вспомнить хоть что-то.
Стоило ему только глубже вздохнуть и пошевелиться, как его тут же уверенно обняли поперёк груди, удерживая от лишних движений.
– Паш? – Степан напрягся и попытался приподняться, но перед глазами моментально поплыли радужные круги, разбавляя чернильный мрак вокруг, и ощутимо замутило.
– Я здесь, – Гранин придвинулся ближе, обозначая своё присутствие, и сжал его ладонь. – Проснулся? Как чувствуешь себя?
– С переменной паршивостью, – Данилов немного успокоился и медленно лёг обратно, стараясь справиться с дурнотой. – Мы дома?
– Нет, в ФЭС.
– А почему я здесь сплю?
– Потому что тебе вкатили лошадиную, и «лошадиная» – это не гипербола, дозу транквилизатора. Теперь Антонова должна контролировать твоё состояние, так что в твоих же интересах находиться от неё в шаговой доступности.
– Ничего не помню, представь.
Данилов пошарил рукой по поверхности, на которой лежал. Кожзам? Диван, кажется.
– Это комната отдыха?
– Ага.
– Ничего не вижу. Почему так темно?
– Я закрыл жалюзи и выключил свет в коридоре. Антонова сказала, что чем темнее будет, тем лучше ты выспишься.
– Что-то тут места многовато, как для дивана в комнате отдыха.
Может, память ещё и не вернулась, а вот профессиональная подозрительность – вполне.
– Потому что я его разложил, – Гранин успокаивающе провёл ладонью по его плечу. – Что-то болит? Антонову не позвать?
Степан прислушался к своим ощущениям и неопределённо пожал плечами:
– Не знаю, вроде кроме головы больше ничего, а вот она-то как раз сейчас, кажется, лопнет.
– Валя предупредила, что так будет какое-то время, но тебя накачали детоксицирующими под завязку, так что потерпи, скоро пройдёт.
Данилов со стоном вздохнул, но Паша уткнулся носом ему в шею, и он, превозмогая слабость и боль, ставшим привычным уже жестом притянул его непострадавшей рукой ближе к себе, не забыв, конечно, напомнить:
– Паш, мы на работе вообще-то.
– Кроме того, что я разложил диван и поверг это крыло во мрак, я ещё запер дверь изнутри.
Степан одобрительно хмыкнул, получив за это новый приступ мигрени, окончательно расслабился и погладил Гранина по руке, закрывая глаза.
– Поспи ещё, – предложил Павел. – Что-то ты рано проснулся, снотворное они туда сильное зарядили. Явно рассчитывали на крупное животное. Валя сказала, что, возможно, и всю ночь проспишь.
– Значит, я оказался ещё более крупным животным, – Степан вымучено усмехнулся. – Мне к Рогозиной надо.
– Сегодня она на тебя всё равно не рассчитывает, у неё Шустов есть. Если что, я ему помогу.
– У тебя смена закончилась?
– Только начнётся через два часа, – Гранин провёл тыльной стороной ладони по его щеке, коснулся лба, машинально проверяя температуру. – Мне Игорь позвонил, как только тебя в ФЭС отправили, я сразу и приехал. Побуду с тобой пока, а потом – на дежурство.
Данилов попытался повернуть голову, но пульсирующая в висках боль мгновенно дала о себе знать, да и всё равно ничего было не разглядеть в этой темноте, поэтому он просто обнял Пашу крепче, даже исхитрившись положить левую руку, которая понемногу начинала возвращаться к обычному режиму функционирования, ему на спину.
Это стало таким привычным и непременным за то недолгое время, которое они были вместе. Степан вообще на удивление быстро привык ко многому, чего раньше у него никогда не было: к тому, что его ждут дома, даже после смен, которые заканчиваются под утро, к тому, что он сам ждёт окончания чужих дежурств, что ему говорят: «Вернись», когда он уезжает на очередное задержание, а заметно поправившийся кот встречает его флегматичным взглядом, потому что теперь он всегда сыт, к тому, что ему нравится обнимать Пашу во сне, за что утром он расплачивается непродолжительным онемением руки, или вот к тому, что обнимают его, лёжа рядом, пока он приходит в себя на больничной койке. Вообще-то, на диване, а не на койке, и в комнате отдыха, а не в больнице, но суть от этого не менялась. Самое важное, что успел сделать капитан Данилов за это короткое время – привыкнуть ко всему этому и примириться с собой. Осознать и принять, что они действительно вместе. И действительно они.
– У меня ещё и уши заложило, или тут правда так тихо? – Данилов снова напрягся.
– Правда тихо, успокойся, – Гранин чуть приподнялся на локте и поцеловал его, осторожно касаясь губ. – Это же комната отдыха, а не буфет, кому сюда ходить и шуметь?
Степан было ответил на поцелуй, но поплатился за свою невоздержанность новой вспышкой боли всего-то за попытку приподнять голову.
– Поспи, – Паша легко надавил ладонью ему на грудь, заставляя принять исходное горизонтальное положение, и снова лёг рядом.
Он послушно, но не без труда, уложил гудящую голову в максимально удобное положение и обнял Гранина за плечи.
Так темно и тихо. И спокойно. Будто кроме этой комнаты и них двоих, кроме успокаивающего горячего Пашиного дыхания на шее, его пальцев, изучающих вязку форменного свитера на его груди, никого больше нет. Совсем никого. Нигде.
Кажется, ему действительно нужно поспать.
– Я сейчас засну, наверное, – сонно пробормотал Данилов.
Ответом ему стало невесомое поглаживание Пашиной ладони по пострадавшему плечу и поцелуй в скулу.
Окончательно проснулся Данилов через неопределённое время уже в гордом одиночестве. По крайней мере, на второй половине дивана было пусто. Однако, открыв глаза, Степан понял, что остаться одному в родной конторе ему не грозит.
– М-м, – он сонно улыбнулся и попытался потянуться, насколько это позволяли затёкшие мышцы. – Знаешь, что я хотел бы увидеть первым делом, попав в Рай?
Ответом ему стало удивлённое заламывание бровей и недоумённый взгляд.
– Твои прекрасные синие глаза и белокурые локоны, – продолжил Данилов, улыбаясь ещё шире и подслеповато щурясь на яркий свет.
Антонова лишь усмехнулась и сосредоточенно посмотрела на экранчик тонометра, манжету которого она уже успела ловко обернуть вокруг руки своего пациента.
– Не дождёшься, Данилов. Если первое, что ты видишь, приходя в себя – мои локоны, то это значит, что я тебя вытащила, и Рай в ближайшее время тебе не светит. Ну а пока – давление пониженное, но все остальные показатели в норме. Что-то беспокоит?
– Кажется, нет, – Степан на пробу покрутил головой и пошевелил левой рукой.
– Помнишь, что произошло?
– Смутно.
– Это нормально. Голова болит?
– Кружится.
– Пройдёт, – авторитетно заключила Валентина. Затем, положила ладонь ему на щёку, повернув его голову к свету, и несколько секунд внимательно смотрела в глаза, а после, удовлетворённо кивнув, спросила: – Галлюцинировал?
– Даже не знаю, возможно… – Данилов, правда, задумался, пытаясь понять, что же на самом деле происходило с ним в последние часы, но присмотревшись к креслу, заметил на подлокотнике сброшенный пиджак Гранина. – Хотя, наверное, всё же нет.
– Вот и хорошо, – Антонова совсем успокоилась. – Тебе повезло, кололи тебя качественным препаратом. Так что попьёшь крепкого кофе, ещё поспишь, и утром будешь как новенький. А пока – вот.
Валя протянула ему стакан с чем-то шипящим и насыщенно-жёлтым.
– Это что?
– Витамины, тонизирующее, немного аспирина, в общем, всё то, что тебе сейчас нужно.
Степан залпом выпил предложенный медикаментозный коктейль с ярким цитрусовым вкусом и поморщился.
– А где же мой целительный напиток в виде кофе?
– В буфете, где же ещё? Давай, Стёпа, физические нагрузки тоже поспособствуют выведению это дряни из организма. Так что, вставай и иди.
Спорить с врачом – глупо, с патологоанатомом – бессмысленно. Данилов аккуратно принял сидячее положение, откинул плед, переждал приступ головокружения, сполз с дивана и медленно двинулся в указанном направлении.
Возле буфета встретилась Амелина, набросившаяся на него одновременно с расспросами и радостными объятьями. Услышав отчаянную жалобу на то, что без кофеина он собеседник ни к чёрту, Оксана пообещала сварить ему самый крепкий и вкусный кофе, на который только способна, и передала просьбу Рогозиной, зайти к ней, как только он будет в состоянии это сделать. Раз уж кофе приготовится посредством доброй воли и стараний заботливой Оксаны, то визит к начальству Степан решил не откладывать.
– Стёпа, заходи, – обрадовалась ему Рогозина. – Ну как ты?
– Да хорошо, Галина Николаевна. Выспался, хоть и принудительно. Почаще бы так.
Рогозина улыбнулась шутке.
– Нет уж, Степан, давай в следующий раз проблемы со сном самостоятельно решай, – а потом предложила: – Ты поезжай сейчас сразу домой, а утром, если Валя не будет против, вернёшься в Емельяновск и закончите там с Шустовым. Батейкину уже можно брать и везти к нам.
– Галина Николаевна, а как там…
– Утром, все материалы получишь утром после осмотра у Антоновой. Сейчас иди и отдыхай.
Рогозина строго свела брови, и Данилов, решив не пререкаться с начальством, поспешил ретироваться.
Он получил свой обещанный долгожданный крепчайший кофе, едва завернул за угол коридора, вот только не из рук Амелиной.
– Чёрный, с лимоном, три с половиной ложки сахара, как ты любишь, – гордо анонсировал Гранин, протягивая большой картонный стакан.
– Три с половиной ложки? – он отпил глоток и с сомнением приподнял бровь. – Что-то не припомню, чтобы я любил такой сладкий.
– Рекомендация твоего лечащего врача, прости, – Паша беспомощно развёл руками. – Если хочешь, зайди к ней в морг, уточни.
– Не стоит, – Степан округлил глаза и помотал головой, которая с каждым глотком кофе болела всё меньше. – Не так-то и плохо вышло. Спасибо.
– Домой? – с улыбкой спросил Павел.
– У тебя же дежурство.
– Я с Серёгой поменялся, ему как раз потом три выходных подряд нужны. Так что?
– Домой, – согласно кивнул Данилов, удобней перехватывая стакан с кофе и забирая у Гранина свою куртку.
Домой. К этому он тоже привык за последнее время, и, наверное, это было самым важным из всего списка.
@темы: @фикрайтерское
понедельник, 13 марта 2017
Люби Есенина в себе!
вторник, 14 февраля 2017
Люби Есенина в себе!
Так получилось, впервые в моей практике, что пейринг, который позволил называть себя "моим" и совершенно новые для меня герои предложили мне вдохновляющие сюжеты практически в одно время. Не скажу, что всегда было легко, но скажу, что это было замечательное время. Они не давали мне заскучать ни на минуту ^^ Посему вывожу их в свет одновременно и одним постом
"No speed of wind or water rushing by"
Фандом:Государство в государстве
Основные персонажи: Николас Броклхерст , Кристофер Стайлз
Пэйринг:Николас Броклхерст, Кристофер Стайлз. Марк Брайдон, Джордж Блейк и другие - эпизодически
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Драма, Детектив, Hurt/comfort, ER (Established Relationship), Пропущенная сцена
Предупреждения: Нецензурная лексика
Размер: Мини, 12 страниц, 1 часть
Описание:
Вашингтон-Париж-Лондон-...
Полковник Макинтайр промахивается на несколько сантиметров, Николас успевает на несколько мгновений раньше, и вся история получает совсем другой финал.
Посвящение:
Внезапно стихотворение Роберта Фроста "The Master Speed" идеально описывает отношения главных героев, от первой строчки до последней, в которой лично я читаю прогноз на их будущее.
Публикация на других ресурсах:
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
Посему вы, если захотите, можете опубликовать эту работу, но только уведомив предварительно меня)
Примечания автора:
Для лучшей визуализации:
www.youtube.com/watch?v=8s2mE_ZZo98
le texte
Нью-Джерси-авеню (Юго-Восток), 1000
Район Нейви Ярд
Вашингтон, округ Колумбия
12 сентября 2006, 23:15
Эта специальный агент ФБР – Джордж Блейк? – всегда была умницей. Она приехала так быстро после его звонка, будто дежурила на соседней улице. Зря они с Марком в своё время пугали её Аляской. С Блейк приехали двое неразговорчивых врачей, молча оценивших обстановку, и так же молча забравших Кристофера.
– Итак, Кристофер Стайлз позвонил мне, сказал, что у него есть дополнительная информация по делу. – Блейк собралась с мыслями и на ходу начала прорабатывать легенду. – Я приехала и обнаружила здесь взломанный входной замок, смертельно раненого Стайлза и полковника Макинтайра, который боролся с Николасом Броклхерстом, то есть с вами. У Макинтайра было оружие, я вытащила пистолет, приказала ему бросить свой, но вместо этого он наставил пистолет на меня. Я упала на одно колено…поднимите его выше. Ещё выше, – в бездыханном теле полковника Макинтайра, которое Николас по просьбе агента Блейк приподнял из кресла, стало на одно пулевое отверстие больше. – В целях самозащиты и спасения вашей жизни мне пришлось в него выстрелить. Вот как-то так. А как вы объясните своё присутствие здесь, Николас?
– Я? – Броклхерст поражённо смотрел на дважды насквозь прошитое пулями тело полковника, и на отверстие в стене от своего собственного выстрела, куда с потрясающей точностью вошла пуля Джордж.
– Да, Броклхерст, вы. Всё должно выглядеть натурально.
– Кристофер позвонил и мне, обещал под вашим надзором поделиться той же информацией, я приехал, но опоздал. Я попытался остановить Макинтайра, но не смог, и тут появились вы.
– Сойдёт. Будем придерживаться этой версии.
Блейк с трудом перевела дыхание и осела на пол.
– Спасибо, Джордж. – Николас с благодарностью посмотрел на неё.
Марк был прав, она не подвела.
– Ответьте мне на один вопрос, Броклхерст. Вы ведь не советник посла Великобритании по связям с общественностью, правда?
– Ну, это как посмотреть, агент Блейк, – усмехнулся он. – Иногда и советник, иногда даже по связям. Я представляю МИ-6 при посольстве в Вашингтоне. В нашей организации официально объявляется публично только постоянный секретарь, личности всех остальных агентов засекречены. Поэтому здесь я – советник посла Великобритании по связям с общественностью.
– Чёрт, я знала. – Джордж раздосадованно ударила ладонью по полу. – Мне крышка. Я не хочу на Аляску, – она внимательно посмотрела на, как выяснилось, британского разведчика. – А вы? Теперь вас депремируют за то, что вы раскрылись передо мной? Или ещё хуже?
– Мне уже всё равно. Куда забрали Стайлза, Джордж? – спросил Николас, тщательно стирая свои отпечатки пальцев с телефонной трубки.
– В больницу Медстар Джорджтаун. Она ближе, и там гарантированно не будет вопросов.
– ФБР прикармливает её с руки? – профессиональный интерес сохранился вне зависимости от ситуации.
– Что-то вроде этого.
– Вам придётся взять всё под свой контроль.
– Я сразу поеду туда, когда мы закончим здесь. Буду держать вас в курсе.
– Вы помните, Джордж, о чём я просил вас?
– Помню, мистер Броклхерст, его настоящее имя разглашено не будет.
– Даже…
– Даже моему начальству. Это дело между вашими ведомствами: между военной разведкой США, главой которой является Кристофер Стайлз, и МИ-6, которую вы представляете в нашей стране. И на этом деле гриф «Совершенно секретно», – заученно ответила Джордж, которая уже перебралась с пола на кресло и внимательно наблюдала за тем, как британская разведка прямо перед её носом уничтожает улики.
– Ещё одно, Джордж.
– Чего вы ещё хотите от меня, Броклхерст? Я практически стою на пороге государственной измены. Я помогаю вам, сотруднику внешней разведки Великобритании, обвести вокруг пальца Министерство обороны США. Что вам ещё нужно? Планы Белого дома? Расписание дня президента? – Блейк не смогла сдержать раздражения.
– Спасибо, у меня уже есть. – Николас отложил салфетку и сел напротив. – Кристофер Стайлз должен умереть.
– Вы….вы! – Джордж задохнулась возмущением и вскочила на ноги. – Хотите сделать меня наёмником МИ-6? Вот уж не выйдет! Кристофер Стайлз находится под защитой ФБР, и ни вы, ни ваша служба до него не доберётесь.
– Зато вполне доберутся ваши службы. Успокойтесь, Джордж. Присядьте, – Николас замолчал, терпеливо ожидая, пока девушка утихомирится и снова опустится в кресло. – Вы меня не так поняли. Кристофер Стайлз должен умереть формально, и это должно быть зафиксировано документально. Всё это исключительно ради его же безопасности. Окажите мне такую услугу, это последнее о чём я попрошу вас. Мне известно, что у вас есть возможности для этого. Через несколько дней я передам вам пакет документов на новое имя, и Кристофер станет другим человеком. Это всё.
Джордж поражённо смотрела на него.
– И что будет потом?
– Потом он пройдёт курс лечения, выйдет из больницы под новым именем, а дальше уже моя забота, не ваша.
– Стайлз – гражданин США, – продолжала стоять на своём Блейк. – Я не отдам его вам. Не отдам британской разведке!
– Вам придётся, Джордж. Вы же понимаете, что полковник Макинтайр действовал пусть и с удовольствием, но не только ради собственного морального удовлетворения. Очень влиятельные люди стоят за решением убрать Стайлза, и эти люди не успокоятся, пока не доведут дело до конца. Зачем вы помогаете мне, рискуете карьерой сейчас, если через несколько дней он всё равно будет мёртв, и вовсе не от рук вероломных агентов МИ-6, а о вашем участии в этом деле узнают все?
– Что я сейчас делаю, Броклхерст? – потеряно спросила Джордж, пряча лицо в ладонях.
– Спасаете его, агент Блейк. И я очень благодарен вам за это. – Николас утешительно погладил её по плечу и направился в спальню, забрать кое-какие мелочи, принадлежащие ему.
***
Резиденция посла Великобритании
Массачусетс-авеню, 3100
Вашингтон, округ Колумбия
13 сентября 2006, 00:40
– Ещё раз, Николас, что ты делал в квартире Стайлза в момент его убийства?
– посол Великобритании в США, сэр Марк Брайдон, в этот полуночный час рвал и метал в кабинете своей резиденции.
– Я приехал чуть раньше агента Блейк, Стайлз был уже мёртв, – всем, включая Марка, следовало знать только одну версию произошедшего – ту, которую они разработали с Джордж. – Непосредственно в момент убийства меня там не было. – Николас стоически держался, ожидая, когда ажитация отпустит Марка.
– Да мне плевать! – Брайдон, вопреки ожиданиям, завёлся ещё сильнее. – Я лишь хочу знать, зачем ты поехал посреди ночи к нему домой, прихватив с собой агента ФБР?
– Я знал, что Чарльз Макинтайр не оставит дело незавершённым. Стайлз заставил и министра обороны, и весь «Армитаж» изрядно понервничать.
– Да, я прекрасно понимаю, что Гордон Адэр не мог спать спокойно, пока Стайлз был в состоянии говорить и давать показания, но одного я не понимаю, Николас, какого чёрта ты влез во внутреннюю возню Министерства обороны США и «Армитаж»?
– Не заставляй меня повторять, Марк. – Николас устало вздохнул и принялся демонстративно разглядывать стену.
– Ты спал с ним, со Стайлзом, – упавшим тоном констатировал Марк, повторив то, о чём сам Николас сказал ему минуту назад. – Вы были любовниками.
Эта информация никак не желала укладываться в умной посольской голове.
– Да, Марк, были. И даже если ты откроешь Оксфордский словарь и подберёшь ещё двадцать синонимов для описания наших отношений, смысл не изменится.
– Ты спал с начальником военной разведки США?
– Да, Марк. – Броклхерст перевёл взгляд на часы, прикидывая, сколько ещё времени они будут повторять очевидное.
– Николас, блядь, как ты мог? – Брайдон вскинулся с удвоенной силой. – Ты представляешь МИ-6, ты отвечаешь за безопасность нашей посольской миссии здесь, в Америке. Ты оплот Британии, – он рухнул в кресло за столом и несколько раз приложился лбом о раскрытую ладонь. – Ты мой оплот в этой стране. Я доверял тебе, Николас. Я доверял тебе свою жизнь, жизни всех сотрудников посольства. Чем ты думал, мать твою? Мне представить страшно, сколько информации прошло через тебя.
– Марк, о чём ты? – настал черёд Броклхерста вскакивать с кресла и мерить шагами кабинет. – Я чист, клянусь! Ни байта информации не ушло от меня, поверь. Ни по одному из каналов.
Он сделал акцент на последнем утверждении.
– Ты же разведчик, Николас! – Марк в отчаянии скомкал какой-то документ со стола и швырнул его на пол. – Вас же должны были готовить, учить правильно выбирать.
– Господи, Марк! Кого? – Николас замер у стены, неверяще глядя на друга. – Кого выбирать?
– Возлю…любо…– Брайдон стушевался и секунду молча гипнотизировал ручку на столе. – Партнёров!
Николас нервно рассмеялся, прикрывая ладонью глаза.
– Браво, Марк, великолепная формулировка. «Правильный подбор партнёров и его влияние на внешнюю разведку». Подай проект введения нового курса обучения главе МИ-6.
Судя по желвакам на скулах посла, он был близок тому, чтобы запустить в своего начальника разведки что-нибудь потяжелее испорченных документов.
– Ты возвращаешься в Лондон. До конца этой недели покинешь Вашингтон. – Марк несколько раз глубоко вздохнул и хлопнул ладонью по столу. – Упорядочи дела и передай их своему заместителю. Сейчас за полночь, через несколько часов я позвоню премьер-министру и доложу о твоей отставке. Вернёшься обратно в МИ-6, к старым обязанностям. Всё.
Николас согласно покивал. Он действительно понимал, почему посол принял такое решение, он ожидал его, но удержаться и не спросить не смог:
– Мы же друзья, Марк. Или друг, если он гей, уже не такой-то и друг? – он насмешливо вскинул бровь.
– Не говори ерунды. – Марк недовольно поморщился. – Меня совершенно не волнует, что ты спал с мужчиной, меня волнует лишь то, что твой мужчина был главой военной разведки и по совместительству заместителем министра обороны страны, которая активно вставляет нам палки в колёса. Мы с тобой друзья, Николас, именно поэтому ты вернёшься в Лондон.
– Тебе никто не говорил, что у тебя странная логика?
– Я давно знаю тебя, Ник. – Марк подался ближе, налегая грудью на стол, и внимательно посмотрел на него. – Если ты был с ним в течение нескольких лет, то это не могло быть простой интрижкой. Если, конечно, это не был хитрый план разведки.
Броклхерст сжал губы и отрицательно покачал головой:
– Марк, посмотри на меня. Моя рубашка, мои руки всё ещё в его крови. Как думаешь, это был хитрый план разведки?
– Прости, Николас, я не хотел лишний раз напоминать. Но это лишь подтверждает, что я не ошибся, – продолжил Брайдон. – Ты его…кхм…у тебя были серьёзные чувства, а полковник Макинтайр убил его. И ты, и я понимаем, что не по своей инициативе, полковник выполнял приказ своего непосредственного начальства. Я знаю, кто на самом деле стоит за смертью Стайлза, ты это тоже знаешь, и если в один из дней я вдруг узнаю, что Гордон Адэр, глава компании «Армитаж», или Линн Уорнер, министр обороны США…кстати, ты же понимаешь, что Уорнер не виновата в его смерти? Макинтайр и Адэр втёмную использовали и её тоже.
– Она виновата в том, что в критический момент оставила Стайлза один на один с «Армитаж», вышвырнув его, как надоевшую собаку, вот только не учла, что эта собака была слишком предана ей, чтобы выжить без неё. Он наглотался каких-то таблеток, ещё до прихода Макинтайра, когда понял, что подвёл Уорнер. Он бы всё равно умер, Марк. Она виновна,– жёстко отрезал Николас.
– Об этом я и говорил. – Брайдон вздохнул. – Так вот, если однажды я узнаю, что кто-то из них мёртв, то я не хочу быть уверенным в личности их убийцы ещё до того, как начнётся официальное расследование. Именно поэтому в ближайшее время ты возвращаешься обратно в МИ-6.
– Я понял, Марк, всё верно. – Броклхерст утвердительно кивнул. – Наверное, мне стоит поблагодарить тебя за заботу.
Он тяжело поднялся из кресла и направился к двери.
– Николас.
Марк встал из-за стола и замер на месте, встретившись с ним взглядом, больше не решаясь сделать хоть шаг, подойти ближе.
– Николас, мне жаль, правда. Я едва ли пойму эти твои отношения, но мне действительно жаль, что всё так вышло.
– Спасибо. – Броклхерст натянуто улыбнулся и потянул на себя ручку двери. – Желаю, чтобы мой преемник оправдал ваши ожидания, господин посол, и любил только тех, кого положено по протоколу и регламенту. И вам, сэр Марк, я желаю того же.
– Николас!
Но окрик Брайдона пресекла закрывшаяся дверь.
***
Больница Медстар Джорджтаун Юниверсити
Резервуар-роуд (Северо-Запад), 3800
Вашингтон, округ Колумбия
16 сентября 2006, 08:35
У двери в палату в специальном отделении больницы Медстар Джорджтаун Юниверсити обнаружился вполне себе внушительный и грозный пост охраны, состоявший из сотрудников ФБР. Броклхерста пропустили только после приезда агента Блейк, и под её присмотром.
– Ваш «крайслер» у чёрного хода? – спросила она, мимоходом расписываясь в журнале одного из офицеров. – Хорошая машина.
– Согласен, она служебная, – поддерживать светскую беседу не было ни желания, ни времени. – Вы очень серьёзно отнеслись к поставленной задаче. Спасибо, Джордж.
– Эта задача касается в первую очередь меня. Представьте, что со мной будет, если кто-то узнает, что Кристофер Стайлз жив и находится здесь, а я об этом знаю, но не докладываю.
Джордж недовольно фыркнула и толкнула дверь в палату. Николас прошёл следом за ней и замер у кровати пациента, вынужденно схватившись за спинку стоящего рядом стула. Прошло три дня, а Кристофер так сильно изменился: очень бледное, даже несмотря на природную смуглость, лицо, впалые щёки, синяки под глазами, растрепанные спутавшиеся волосы, бинты поперёк груди, трёхдневная щетина. Николасу почему-то вспомнилось, что однажды Кристофер уже обзаводился подобной, свалившись с гриппом. Она кололась, когда под действием жаропонижающих и противовирусных Кристофер засыпал на его груди, любовно обнимая коробку с бумажными носовыми платками, и царапалась, когда они целовались, это смешило. Нестерпимо захотелось снова вернуться в то время, когда слушая на совещании у посла доклад об основных пунктах сотрудничества британской посольской миссии с Пентагоном, он размышлял о том, когда же наконец главу военной разведки США смотрит сон, и он перестанет терзать телефон, но старательно пряча улыбку, продолжал поспешно отвечать на бесконечные SMS-сообщения: нет, тридцать восемь на термометре – это ещё не смертельно, держись; да, все лекарства по списку, оставленному на прикроватной тумбочке, нужно принять обязательно; нет, не все сразу; да, он обязательно приедет сегодня; да, пораньше, Марка уже предупредил о своём отсутствии, и да, он купит по пути апельсинового сока и свежих манго; и пончики с вишнёвым джемом, конечно; да, он тоже соскучился.
– Вы сами как себя чувствуете? Выглядите как-то… – осведомилась Джордж, пристально разглядывая британца, доставившего ей столько проблем.
– Всё в порядке, спасибо. – Броклхерст вернулся к безрадостному настоящему. – Дни напряжённые были, очень вымотался. Как он?
– Пуля кроме мягких тканей не задела ничего важного, он счастливчик. – Блейк пожала плечами. – Сейчас, после операции, он на обезболивающих большую часть времени, но с ним всё будет хорошо.
– А препараты, которые он принял? – Николас невольно вздрогнул, вспоминая то жуткое мгновение понимания, когда он осознал, что Кристофер пытается уйти из жизни раньше, чем за ним придут.
– Обычное снотворное, дозировка не была критично превышена.
– Господи боже…
– Да, он принял достаточно, чтобы преспокойно отключиться с огнестрелом, но явно недостаточно для того, чтобы умереть.
Броклхерст откашлялся, с трудом справляясь с голосом, и протянул пакет:
– Здесь все документы, – он очень надеялся, что у него не дрожат руки при передаче. – И всё, что ему понадобится, когда он очнётся. Меня здесь уже не будет, так что передайте это ему. И, пожалуйста…
– Конечно, мистер Броклхерст, я буду с ним, глаз с него не спущу. – Джордж понятливо кивнула и забрала пакет, пряча его в сумку. – От него теперь зависит и моя судьба, помните?
– Что случилось с его телом по документам?
– Забрали дальние родственники из Сакраменто.
– И правда дальние.
На несколько минут они замолчали, в полной тишине глядя на погружённого в медикаментозный сон пациента.
Молчание нарушила Джордж:
– Можно спросить?
– Спрашивайте, если ваш вопрос не имеет отношения к государственным тайнам, отвечу.
– Вам не кажется, что мы с вами сами создали одну из таких тайн? – риторически вопросила Блейк и тяжело вздохнула. – Что с ним будет дальше? Всё-таки он глава военной разведки США.
– Вам действительно лучше не знать этого, Джордж. И он уже бывший глава военной разведки. Ещё помните пулю? Она была приказом о его отставке.
Джордж страдальчески простонала и закатила глаза.
– Во что я ввязалась, храни меня…
– Джордж, – Николас посмотрел на часы, прерывая её самобичевания. – Мне уже пора идти, но не могли бы вы прежде оставить нас одних на минуту?
– Простите, сэр. – Блейк развела руками. – Я не шутила, когда сказала, что от него теперь зависит и моя судьба. Я не оставлю представителя британской разведки с ним наедине, уж простите. Вдруг у вашего ведомства изменились планы, и вы получили другой приказ. Не то, чтобы я не доверяла вам, конечно…
Броклхерст лишь повёл плечом:
– Мне всё равно, – он сделал ещё шаг, подходя вплотную к кровати, и наклонился к Стайлзу, осторожно касаясь подрагивающими пальцами его щеки.
– Наверное, ты меня не слышишь сейчас.
Ресницы Кристофера едва заметно дрогнули.
– Прости, что не могу остаться с тобой. Тебе придётся очнуться в одиночестве, но агент Блейк быстро приведёт тебя в чувство и вышвырнет отсюда, чтобы ты не доставлял ей проблем. Так что, в твоих интересах успеть поправиться за это время.
Николас очертил большим пальцем линию скулы.
– Снотворное, правда? Ты самый херовый самоубийца из всех, Кристофер. За это я тебя и люблю. Увидимся по ту сторону. Не заставляй меня ждать.
Он решительно склонился, коснулся губами щеки Стайлза и выпрямился, поспешно вытерев глаза тыльной стороной ладони перед тем, как развернуться к совершенно ошарашенной Джордж.
– Вряд ли мы с вами увидимся ещё когда-нибудь, агент Блейк, но я очень признателен вам. В долгу не останусь, не переживайте.
Он кивнул на прощание, Джордж машинально кивнула в ответ, хотя вряд ли в этот момент она была в состоянии связно мыслить, и ушёл. Не прощаясь и не оглядываясь.
***
Кафе «Gwion's»
Норт-Гоуэр-стрит, 152
Район Вестминстер
Лондон
5 октября 2006, 13:25
Каждый четверг к ланчу, как было оговорено в записке, которую он передал Кристоферу вместе с пакетом документов, Николас приходил в это крошечное кафе на Норт-Гоуэр-стрит. Практически в центре Лондона, но на очень тихой улице – лучший выбор для явки. Это был уже третий его ланч здесь. Он не мог позвонить, не мог получить информацию по другим каналам, не желая ставить под угрозу всю операцию целиком, он мог только приходить на ланч каждый четверг и ждать на этой террасе. Родная МИ-6 приняла блудного Броклхерста с распростёртыми объятиями. Несколько лет, проведённых в Вашингтоне, в самом центре политических тайн и интриг Америки, являлись отличной рекомендацией. Сейчас ему даже казалось, что пять лет назад он никуда не уезжал, что всегда занимал этот кабинет, который ему выделили всего-то две недели назад, и всегда был нагружен обязанностями, которые свалились на него примерно в то же время. Город, контора, запахи в воздухе, здесь всё казалось родным, давно знакомым и привычным. Даже вкус чая в этом кафе.
– Могу я составить вам компанию, мистер Броклхерст?
Знакомый голос отвлёк Николаса от ностальгических размышлений о родных местах. Он поднял взгляд и едва не задохнулся от неожиданности. Он ждал этой встречи три недели, но всё равно оказался не готов. Кристофер стоял возле его столика, загораживая собой такое редкое для Лондона солнце, нетерпеливо крутил в пальцах телефон и ощутимо нервничал, стараясь не слишком явно оглядываться по сторонам. Он заметно похудел, у него заострились скулы и линия челюсти, стала бледней кожа. Он не снимал солнцезащитные очки и нервно пережёвывал жвачку. Милые американские привычки, которые пробивались через любую легенду, особенно, когда носитель этой легенды пребывал в эмоциональном напряжении. Строгий костюм оттенка неви, подчёркивающий его постройневшую фигуру, лаковые дерби с заострёнными носками, белоснежная рубашка с крахмальным воротничком, кобальтовый шёлковый галстук и стильный, идеально уложенный беспорядок на голове. Какой же он красивый – с ума сойти.
Стайлз вообще довольно часто умудрялся одним своим внешним видом саботировать профессиональную деятельность оплота МИ-6 в Вашингтоне. Самым тяжёлым в работе Броклхерста было смотреть новости в резиденции вместе с Марком и Филом. Он слушал, как Кристофер с экрана даёт комментарии к выступлению министра обороны США, и старался не думать о том, что у того под рубашкой у ключицы след от укуса, оставленный самим Николасом этой ночью в порыве несдержанности, что знает, какими были на вкус его губы сегодня утром после традиционного чёрного кофе с корицей на завтрак, и то, как он психовал, пока выбирал именно этот галстук, в котором красуется перед телекамерами, из десятка похожих по оттенку.
Тем временем Кристофер недовольно упёр в бок левую руку с Бреге Классик последней модели на запястье, выжидательно глядя поверх очков.
Нельзя так долго молча пялиться, но и глаз не оторвать.
Николас отмер и с трудом перевёл дыхание:
– Конечно, мсье Фонтлерой, буду рад вашему обществу.
Кристофер раздражённо скривился, демонстративно посмотрел на экран телефона и уселся напротив.
– «Кристиан Фонтлерой», мать твою. Ты не мог подобрать мне имя поприличней?
– Прости, я взял те документы, которые были наготове. Я их, знаешь ли, не печатаю сам. Ты прекрасно говоришь по-французски. Так почему бы временно не сделать тебя уроженцем этой замечательной страны? Не переживай, поживёшь какое-то время под этим именем, а следующее выберешь сам. Пока мы заметаем следы, тебе придётся сменить несколько личностей.
– Решил за мой счёт прослыть ловеласом с чередой любовников? – Кристофер наконец снял очки и подозрительно насупился.
– Главное, чтобы характер у них всех был один – твой. – Николас довольно улыбнулся, наблюдая за тем, как Стайлз резко закрыл, открытый было для ответной тирады рот, и теперь растерянно изучал принесённую ему чашку с чаем.
– Шёл бы ты… – едва слышно пробурчал Кристофер и отпил ароматный дарджилинг.
– Как добрался?
– Просто прекрасно, через три страны и с потрясающе удобной стыковкой рейсов, между которыми иногда бывало часов по пять.
Николас пропустил его ворчание мимо ушей, с интересом рассматривая заставку на его телефоне, который лежал посреди небольшого столика.
– Джейн Биркин, серьёзно? А на рингтоне Мирей Матье? Знаешь, похвально, что ты так строго придерживаешься легенды, но не обязательно петь шансон посреди улицы, ходить в берете и есть одни багеты, чтобы выглядеть французом. Это стереотипы, дорогой. Мне, по-твоему, нужно курить трубку, читать Дойла в любую свободную минуту и пить чай галлонами?
– Ты именно так его и пьёшь.
– Туше! – Броклхерст рассмеялся и мимолётно коснулся пальцами руки Кристофера. – Летел из Лилля?
– Да, через Париж. – Кристофер наморщил нос и отставил чай подальше.
– Почему через Париж?
– А я должен был появиться тут в костюмах американского покроя? – Стайлз посмотрел на него, как на отстающего в развитии. – Я не был в Париже лет семь, за это время там многое изменилось. Зато теперь я знаю репертуар «Опера Гарнье» до конца октября и о новом трамвайном маршруте до рынка Сен-Дени, и смогу чуть более правдоподобно походить на француза. Не находишь это логичным?
– Превосходно. – Николас поднял вверх большой палец. – Шпионаж и маскировка у тебя в крови.
Кристофер недовольно закатил глаза, скрывая тот факт, что ему приятна похвала коллеги-разведчика. Он подвинул чашку обратно и отпил ещё глоток, меняя тему:
– Как Марк, поверил?
– Я умею быть убедительным.
– О да, я в курсе.
– Рассказал ему про наши отношения, и получил гневную отповедь и ссылку сюда.
– Зачем рассказывал тогда? – Кристофер замер с чашкой в руке.
– А как иначе я мог добиться отставки, не вызывая подозрений? Я знаю Марка почти десять лет, и был уверен, что узнав о моей эмоциональной предвзятости, он поступит именно так. Мне не пришлось ни придумывать причину, ни оправдываться перед руководством, Марк всё сделал сам. Отстранил меня, но выставил в выгодном свете в Лондоне, помня о нашей с ним дружбе. И вот я тут.
– Чертовски умно, – непроизвольно восхитился Стайлз.
– Рад, что ты оценил.
– Ты пожертвовал своей карьерой в Вашингтоне для того, чтобы вернуться в Лондон, наверное, я должен…ну…поблагодарить тебя. – Кристофер замялся, подбирая слова. – Спасибо.
– Не стоит.
Николас склонил голову к плечу, с улыбкой наблюдая за его внутренней борьбой, которая была написана у него на лбу: достаточно ли он уже помучился или нужно ещё выпить чая, прежде чем наконец заказать себе кофе?
– Но в следующий раз, когда будешь выбирать мне фамилию, спроси меня, хорошо?
– Можешь взять мою, если хочешь.
Три недели напряжённого изматывающего ожидания сменились внезапной эйфорией и приступами неконтролируемого веселья.
– Это сейчас был неудачный пример английского юмора или ты делаешь мне предложение?
Смотреть на Стайлза, ошарашенного до дрожи в пальцах – отдельный вид удовольствия, и Николас вдоволь насладился этим зрелищем, прежде чем сокрушенно вздохнуть:
– Боюсь, что ко второму варианту МИ-6 ещё не готова.
Кристофер осуждающе посмотрел на него, молча покачал головой и сконцентрировался на разглядывании рисунка на чашке. Кедрово-бергамотовая композиция его парфюма от Герлен – новейшее, всего месяц в продаже, «гербовое» переиздание культового Аби Руж – сводила с ума, будоражила нервы, учащала сердце.
– Не поцелуешь? – Николас подпёр щёку ладонью, продолжая улыбаться, и склонился ближе через стол.
– Нет, не хочу тебя компрометировать.
Кристофер был не на шутку раздражён.
– Мы в Англии, дорогой, тут ты никого этим не шокируешь.
– Вот именно поэтому и не хочу. Где это видано, чтобы англичанин, агент МИ-6, целовался средь бела дня с каким-то французом?
– Браво! – Броклхерст откинулся на спинку стула и зааплодировал, рассмеявшись от души. – Экзамен по английским реалиям и стереотипам ты сдал на «отлично».
Кристофер безрадостно скривился и сделал третий мужественный подход к чаю.
– Что, если Марк меня узнает?
– Не узнает, не переживай. Он посол Великобритании в США. Что ему здесь делать? К тому времени, когда он вернётся на родину, у тебя будет идеальное досье. Вряд ли он будет копать, и вряд ли вы с ним вообще пересечётесь.
– Чем я буду здесь заниматься?
– Я что-нибудь придумаю.
– В МИ-6, конечно, мне ходу нет?
– И не надейся подобраться к международной разведке Британии изнутри!
– Ладно, удовлетворюсь МИ-5, – кажется, настроение Кристофера постепенно улучшалось.
– Отчего сразу не должностью премьер-министра?
Кристофер хмыкнул, но не ответил. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, а затем Николас, не выдержав, потянулся через стол и взял его за руку.
– Мы подумаем над этим, а пока закажи себе кофе. Можешь даже с круассаном, чтобы поддержать легенду.
– Спасибо, а то от ваших английских кулинарных изысков оторопь берёт.
– Не капризничай, радость моя, – он вернул их общению былой привычный тон. – Ты привыкнешь к Англии, тебе тут ещё понравится.
– Да ни хрена подобного! Тут сыро и холодно. – Стайлз зябко повёл плечами и вновь вернулся к делам: – Что ты сделал с материалами?
– Передал Марку, как и должен был, а он уже привлёк премьер-министра, чтобы призвать Уорнер и Адэра к ответственности.
– То есть, МИ-6 снова нас поимела?
– Лично ты никогда не был против такого расклада, кажется. – Броклхерст с иронией посмотрел на собеседника.
– Да пошёл ты, – вышло беззлобно, потому что Кристофер наконец получил вожделенный кофе и по причине этого готов был ненадолго любить весь мир. Он смерил Николаса оценивающим взглядом и спросил: – Сам-то как? Что-то выглядишь неважно.
– Плохо спал в последние дни.
– Оплакивая мою смерть?
Стайлз лукаво прищурился, расплывшись в улыбке, но Николасу отчего-то стало совсем не смешно. Он вспомнил, как пытался привести Кристофера в чувство, как умолял его очнуться, как дрожащими, перепачканными в его крови пальцами набирал номер агента Блейк, как отчаянно прижимал его к себе, в ожидании приезда Джордж и врачей. И да, чёрт возьми, он плакал, когда не знал, успеют ли они, выживет ли он.
Николас залпом выпил полчашки чая, избавляясь от комка в горле, и решительно расставил точки над «i» :
– Ты свободный человек, Кристоф…Кристиан, – о легенде лучше было не забывать. – Я только хочу спасти тебе жизнь. Я не буду удерживать тебя, если буду уверен, что ты в безопасности. Когда закончим с твоим досье, ты можешь ехать куда угодно. Под любой фамилией, которую выберешь сам.
Кристофер моментально посерьёзнел и свёл брови. Выражение его лица было абсолютно нечитаемым в этот момент, несмотря на широкий спектр эмоций: он тяжело дышал, хмурился, закусывал губу, сжимал в кулак правую руку, и наконец поднял взгляд, глядя прямо в глаза:
– А что, если мне нравится идея взять твою?
Пришла очередь Николаса теряться и лихорадочно осознавать услышанное.
– Мне стоит расценивать это как твоё «да», если я решу делать тебе предложение?
– Потенциальное. – Кристофер примирительно улыбнулся, сдвинул в сторону очки с телефоном, и сам накрыл ладонь Броклхерста своей. – Тебе всё равно не протащить эту инициативу в парламент.
У него едва ощутимо подрагивала рука, явственно проступали тёмные круги под глазами, были страдальчески заломлены брови на осунувшемся лице, а Николас искренне не понимал, что они до сих пор делают в этом кафе.
– Не сегодня, и не через месяц, но дай мне пару-тройку лет, – он переплёл их пальцы. – Если ты за это время не передумаешь, то даже МИ-6 придётся смириться, – и резко подался вперёд, с максимально близкого расстояния наблюдая, как за секунду расширяются зрачки Кристофера, заполняя собой большую часть радужки. – Я скучал.
– Напомнить тебе, что именно ты меня отшил, прикрываясь идеалами Британии и короны? – прошептал Стайлз, не отрывая взгляда от его глаз.
– А ты решил оставить последнее слово за собой, и отойти в лучший мир, отомстив мне? Не получится. – Николас сжал его ладонь, зная, что причиняет этим хоть секундную, но боль. – Я тебя никуда не отпущу. Запомни это.
И не дождавшись ответа, Броклхерст поцеловал его. Последний раз он прикасался к нему почти два месяца назад, а за это время им выпало немало испытаний: понимание того, что Стайлз замешан в грязной игре своих боссов против Британии, невыносимая злость, почти разрыв, осознание того, что сам же Кристофер – первая мишень и запутавшаяся пешка в чужой игре, почти его смерть, три дня суетной подготовки и больше трёх недель безнадёжного неведения. Но здесь и сейчас, отчаянно целуясь за столиком этого крошечного кафе в северном Вестминстере – кажется, они всё-таки разбили многострадальные очки, уронив их – все произошедшие события окончательно уходили в прошлое, оставляя место только для будущего. Их совместного будущего.
***
Бермондси-Уолл (Запад), 28
Район Саутуарк
Лондон
5 октября 2006, 20:10
– Отличная квартира. – Кристофер ещё находил в себе силы и желание для праздной болтовни.
– Из окна кухни виден Тауэрский мост, утром посмотришь. – Броклхерст раздражённо скрипнул зубами, когда прижав Кристофера, нетерпеливо целующего его шею, к закрытой двери спальни всё же справился с его рубашкой, и расстегнув её увидел широкую полосу белоснежного хирургического пластыря на его груди.
– Ерунда, – задыхаясь прошептал Стайлз, проследив направление его взгляда, на ощупь открыл дверь спальни и первый шагнул внутрь.
Николас поймал его за руку, заходя следом, и тут же обхватил за пояс, притягивая максимально близко, но стараясь излишне не беспокоить свежую рану. С остервенением, скопившимся за все последние недели, он наконец стянул тончайший французский хлопок, явно купленный на Елисейских полях, с плеч Кристофера, то ли целуя, то ли кусая его шею, с головой утопая в бархатисто-коричном герленовском аромате, который теперь, раскрываясь на разгорячённой коже, просто лишал рассудка.
– Je un fol envie de toi, * – прошептал Стайлз ему в губы, торопливо развязывая его галстук.
Если он и догадался, из чего на самом деле выросла его французская легенда, то явно давал понять, что так и быть, не против.
Этой ночью в просторной спальне лондонской квартиры Броклхерста для них двоих было слишком мало воздуха, даже несмотря на распахнутые прямо на Темзу окна.
Кристофер отчаянно цеплялся за его плечи, зарывался пальцами в волосы на его затылке, до боли сжимая их в кулаке, громко стонал, давясь всхлипами, царапал спину, в угоду легенде – и прекрасно зная, как его французский всегда действовал на Николаса в постели – исступлённо повторял: «Oh oui»**, «C'est bon…Dieu!» ***, порой срываясь на крик – «Je t'aime»****. Всё, на что был способен, обезумевший от разом накативших и смешавшихся эмоций Николас – неистово шептать несвязанные признания и обещания, перемежая бесконечные жадные поцелуи с яростными укусами.
Кажется, такой сумасшедше-жаркой ночи у них не было за всё время, что они вместе.
– Господи, Ник… – некоторое время спустя хрипло рассмеялся Кристофер, прервавшись на середине фразы.
– Чего ты? – Николас лениво зачесал пятернёй назад его влажные растрепавшиеся волосы, откинулся на подушки и притянул к себе в поцелуе.
– Я, кажется, голос сорвал.
– Главное, чтобы твою рану мы не сильно потревожили, – он положил ладонь поверх пластыря на груди Стайлза, но выдержал недолго, ведя её ниже к животу, спускаясь на бедро.
– Ещё как потревожили, и теперь она чертовски болит, знаешь ли. – Кристофер перехватил его руку, возвращая её обратно на повязку.
Он уткнулся взмокшим лбом ему в шею, всё ещё не справившись с дрожью, и Николас тут же обнял его обеими руками, крепко, чтобы никуда больше не делся, немедленно снова целуя. Какое-то время он просто молча слушал, как выравнивается дыхание Кристофера, невесомо гладил кончиками пальцев по плечу, спине, периодически касаясь губами его макушки, скул или виска. Им, за всё время их отношений, не часто выпадали такие моменты теплоты и спокойствия. Иногда банально не хватало времени, или они оба засыпали как убитые после сумасшедшего рабочего дня в своих ведомствах, время от времени кого-то из них будил и заставлял стремглав нестись к своим неожиданно возникшим обязанностям ночной звонок, порой они не виделись неделями, а иногда расставались задолго до рассвета, чтобы с первыми лучами вашингтонского солнца быть на рабочих местах. Но сейчас Броклхерст будто вновь обретал что-то утраченное, и не мог справиться с внезапным приступом нежной эйфории.
– И что, в «Опера Гарнье» будет что-нибудь интересное в октябре? Вообще не помню, когда в последний раз был в Париже, – спросил он после очередного затянувшегося поцелуя.
– Да нет, ничего стоящего. – Кристофер устало вздохнул, кладя голову ему на плечо. – Ты любишь французскую оперу? Вот я лично – нет. Давай лучше сходим в «Лицеум» или в «Глобус». Всегда мечтал побывать в театре, на подмостках которого играл сам Шекспир. Пойдём на «Макбета»? – он с надеждой заглянул в глаза.
– Обязательно, если хочешь. – Николас поцеловал его в переносицу. – «Макбет» – замечательная идея. Мы с тобой впервые встретились в «Сидней Харман Холле», когда там давали эту пьесу.
– Да, знакомство было довольно поверхностным. Тогда мне показалось, что ты с Марком.
– Что тебе показалось? – Броклхерст рассмеялся.
– А почему нет? Ты знал, что про вашего посла долго и упорно ходил слух, что он – гей.
– Что-о? – Николас подавился смехом от неожиданности. – Марк – и вдруг гей?
– Серьёзно!
– Ох, уж мне эти ваши сплетники из Вашингтона. И как долго ты думал, что мы с ним вместе?
– Знаешь, я навёл справки, но у меня какое-то время всё равно оставались некоторые сомнения. Примерно до того момента, когда ты поцеловал меня в кабинете вашей резиденции, на приёме в честь дня рождения королевы.
– Попрошу заметить, что это ты имел наглость стать инициатором того поцелуя.
– А с твоей стороны было наглостью запирать дверь на ключ.
– Мне показалось, что нам нужно было срочно обсудить вновь полученные сведения наедине.
Николас улыбнулся, вспоминая и тот вечер, и их первую совместную ночь. Он приподнялся, нависая над Стайлзом, упёрся коленом в матрац между его бёдер, оглаживая ладонями плечи, прикусывая кожу на его ключицах, целуя шею и грудь, вдыхая приторно-сладкий аромат липового мёда, который сменил былую древесную терпкость его духов.
– Совсем похудел, – прошептал он, касаясь губами резко выступающих рёбер.
– Огнестрельное ранение – прекрасная диета, как выяснилось. Никому не рекомендую. Прекрати, – противореча своим словам, Кристофер снова подался навстречу, запрокинул голову, открывая шею, притягивал ближе за плечи, кусал губы, сдерживая невольные стоны, и вновь вернул ладонь ему на затылок, собирая в пригоршню волосы. – Иначе у меня точно разойдутся швы, и моя французская страховка не покроет повторную вышивку по мне.
– Ладно, ты прав. – Николас чуть отодвинулся и вопросительно посмотрел на него. – Пойдём в ванную, сменим повязку.
– Чуть позже.
– Утром покажу тебя врачу, а пока давай обойдёмся местной анестезией, – он склонился, целуя рану, воспалённая горячность которой ощущалась даже через ткань ставшего влажным пластыря, не отказав себе в удовольствии провести губами по животу и груди, и снова лёг рядом, давая возможность Кристоферу устроиться на своём плече с максимальным комфортом.
Тот улёгся поудобней и усмехнулся, пряча довольную улыбку на груди Броклхерста, утверждаясь в мыслях, что в Англии, возможно, промозглые и холодные дни, но зато жаркие и совершенно восхитительные ночи.
* «Je un fol envie de toi» (фр.) – я хочу тебя безумно
**«Oh oui» (фр.) – о, да
*** «C'est bon…Dieu!» (фр.) – как хорошо…боже!
****«Je t'aime» (фр.) – я люблю тебя
"Some things are meant to be"
Фандом: След
Пэйринг: Степан Данилов/Павел Гранин
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Психология, Повседневность, ER (Established Relationship)
Размер: Мини, 7 страниц, 1 часть
Описание:История, подтверждающая то, что утро чаще всего бывает мудренее вечера.
Посвящение:
Любимому сериалу и пейрингу, которые не оставляют меня, продолжая будоражить воображение и снабжать вдохновением. Спасибо им за это, я их правда люблю и рада, что можно не расставаться ^^
Публикация на других ресурсах:
Не думаю, что кому-то это правда потребуется, но если вдруг, то я не против, только предупредите и ссылку на ресурс пришлите.
Примечания автора:
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
Сиквел к "Your Soldier": ficbook.net/readfic/5089281
le texte – Замёрз же совсем, – Данилов участливо покачал головой, пропуская позднего гостя в квартиру. – Где вас с Лисицыным носило в такое время?
– На убийство выезжали, – Гранин отчаянно старался не стучать зубами.
– На убийство? Что ж, надеюсь, убивал Костя, а не ты, – усмехнулся Степан. – Проходи. Чай будешь?
– Ча-ай? – с сомнением протянул Павел, снял куртку и вздрогнул, прогоняя остатки промозглости февральской московской ночи.
– Чай с коньяком?
– Умеете вы, товарищ капитан, уговаривать.
– В этом и заключается мой оперативный талант, – наставительно заметил Данилов, выходя из прихожей.
На небольшой, но стильно оформленной кухне уже – словно в столь поздний час гостей здесь ожидали – витал запах свежезаваренного чая, ароматного коньяка и чего-то ещё с оттенком корицы.
– Чёрт, ради этого стоило пару часов поторчать на морозе, – Гранин обхватил ладонями большую кружку с обжигающим чаем и блаженно зажмурился.
– То есть, зря Рогозина на премии тратится, да? Работаем за еду, – Данилов улыбнулся и поставил перед коллегой тарелку с печеньем и блюдце с лимоном. – Хочешь, ужин разогрею?
– Нет, спасибо, – Павел отрицательно помотал головой, отправляя в кружку второй ломтик лимона и щедро доливая туда же коньяк. – Поесть мы успели.
– Ну, хоть что-то, – Степан закрыл холодильник и сел напротив. – И на какой стадии ваше дело? Продвигается?
– Пока на стадии созерцания, – Гранин поморщился то ли от напоминания о работе, то ли от того, что коньяка в чае оказалось больше необходимого.
– Завтра поедем обыск проводить.
Неспешная беседа была прервана требовательным напоминанием хозяйского кота о том, что он вообще-то тоже не против подкрепиться, и наличие в доме гостя его совершенно не смущает.
– Я тебя кормил уже, – праведно возмутился Данилов.
– Холодно, – со знанием дела заметил свежеиспечённый защитник животных. – Наверное, им больше еды нужно.
– Сказал бы я, чего им нужно. А ты давай не рядись в адвокаты моему коту, даже несмотря на твоё юридическое образование.
Пока Гранин с пушистым террористом гипнотизировали друг друга, Данилов, тихо ругаясь под нос, достал корм из ящика в углу кухни и замер позади Павла. Своей выправкой капитан Гранин мог бы дать фору любому кадровому военному: строгая осанка, всегда идеально ровная спина, привычка гордо вскидывать голову, когда чем-то недоволен. Сейчас он чуть наклонился, строя коту угрожающую гримасу, и Данилов, не удержавшись, протянул вперёд руку. Хотелось то ли погладить его по голове, то ли прикоснуться к плечу, но рефлексы сработали быстрее, и ловким движением Степан выхватил из рук Гранина пачку сигарет, секунду назад извлечённую им на свет из кармана.
– У меня не курят.
Данилов наконец опомнился, насыпал корма коту, закрыл ящик и выверенным движением отправил сигареты в мусорное ведро.
– Только начатая же, – сокрушённо констатировал Гранин, вожделеющим взглядом провожая запретный плод табачной промышленности.
Данилов пожал плечами и вышел в коридор. Завтра с утра предстоит командировка в подмосковный Егорьевск. Всё, что сейчас действительно нужно – спокойный и размеренный вечер: собрать вещи, ещё раз просмотреть материалы, попросить сестру забрать утром кота, поставить будильник и успеть выспаться перед поездкой, если повезёт. Тогда что же он творит? Этого всего не надо. Это лишнее. Сейчас нужно просто взять себя в руки. Он сможет.
– Стёпа, – Гранин обнял его со спины, не подходя вплотную, но едва ощутимо касаясь лбом затылка.
А действительно ли сможет?
– Паш, – Данилов напряжённо сглотнул и стиснул зубы. – Езжай домой. Уже поздно, а тебе на смену завтра. Ко мне и так тащиться было не ближний свет.
– Нет, я не поеду, – Гранин развернул его лицом к себе и провёл пальцами по шее. – Дежурство у меня вечернее, а ты завтра уезжаешь.
– Неделя всего.
– Не «всего», а «целая неделя», – исправил он.
До чего же упрямый.
Данилов опёрся спиной о стену, обречённо глядя в невозможные Пашины глаза, и понял, что нет, не сможет. Не сегодня. Он сам притянул Гранина ближе и поцеловал, сминая в кулаке ворот его свитера.
Под любой допросной техникой Данилов не смог бы сказать, когда точно и как именно началось то, что в результате привело их к сегодняшнему вечеру.
«Какие глаза!» – помнится, восхитилась Амелина, когда Павла представляли сотрудникам ФЭС в первый раз. Кажется, самого Данилова тогда больше занимал разговор с Майским, поэтому он просто согласно кивнул на тихое замечание коллеги, не особо вдаваясь в смысл. Кто бы мог предположить, что некоторое время спустя они станут напарниками, и будет работа в паре, дружба, необъяснимые мысли, посещающие всё чаще и чаще, похищение Гранина, окончательно перевернувшее и одновременно прояснившее всё, и вот уже сам Данилов, теряя голову под взглядом этих самых глаз, будет нести такую нелепицу, что вспомнить страшно. Но что ещё страшнее вспоминать – ответную реакцию на своё полупьяное, полубезумное признание. Несколько безрассудно-порывистую, но такую затаённо-ожидаемую. Он до сих пор не мог ни толком опомниться от произошедшего, ни понять, почему всё это происходит и должно ли это вообще происходить. Некоторое время назад устои, тщательно вложенные в голову с юных лет, всё же взяли верх, и он попытался пойти на попятный, принявшись доказывать Гранину, что они совершают ошибку, но в результате не доказал этого даже самому себе.
У него никогда не было мужчин, никогда не было даже мысли о них. А вот теперь у него был Паша. Он с трудом представлял себя с ним, но и без него себя представить уже не мог. Павел же, стоически снеся все метания своего капитана, утвердился в праве называть его своим и целовать сейчас в темноте коридора.
– Идём, – Данилов отодвинулся от стены и потянул его в сторону спальни. – Шустов приедет в восемь, часов шесть у нас есть.
Гранин деланно нахмурился, что-то подсчитывая в уме, и авторитетно заявил:
– Неплохо, ещё выспаться успеешь и вещи собрать.
– Хам же ты, – засмеялся Степан, опрокинул его на кровать и навис над ним, опираясь на руки.
Паша обнял его за шею и привлёк ближе, целуя. Данилов не торопясь провёл рукой по его груди, скользнул ладонью по животу, подцепил пальцами край свитера и потянул его наверх.
Гранин зябко поёжился, лишившись элемента одежды, и не отказал себе в удовольствии запустить холодные ладони под футболку Данилова.
– Доиграешься, – угрожающе оскалился капитан.
– Да я уже, кажется, – Гранин наконец восстановил справедливость, стащив с него футболку, и удовлетворенно вздохнул, коснувшись губами плеча.
Степан обнял его, провел рукой по лицу, не прекращая целовать, и Паша прерывисто выдохнул, подаваясь ближе, заставляя поцелуи становиться всё более страстными и нетерпеливыми. Он откинулся на подушки, впиваясь ногтями в плечо Данилова, когда тот потянулся к его ремню. Распаляемый такой ответной податливостью Данилов медленно, но уверенно терял голову. Он прижался губами к соблазнительной родинке на Пашиной шее, так часто отвлекавшей его внимание на совещаниях, осторожно прикусил кожу, и услышал в ответ на свои действия несколько странную фразу, учитывая ситуацию, а именно:
– Мне кажется, что Галина Николаевна всё знает.
– Рогозина вообще по определению всё знает, работа такая, – Степан целовал его плечи, ключицы, шею, склонился к губам, опираясь на локоть, и вдруг замер, проанализировав услышанное. – Что ты имеешь в виду под «всё»?
– Именно всё, – Паша резко вернулся к деловому тону, продолжая, правда, рассеяно кончиками пальцев прочерчивать линии на спине Данилова. – Сказала мне сегодня, цитирую: «Гранин, напомнишь Данилову вечером, что в Егорьевске первым делом нужно сконцентрироваться на отработке версий с зятем убитой». Вот с чего она решила, что мы увидимся вечером? Так что я подумал…
– Ничего, – Данилов наклонился и поцеловал его. – Про задачу я понял, спасибо, а Рогозиной скажешь, что после работы меня не видел, и всё передал по телефону. Она ничего не узнает, не переживай.
– А если я не переживаю? – Гранин с горем пополам попытался приподняться на локтях, и заглянул в глаза. – Если я не хочу придумывать легенды? Нет, афишировать специально я тоже собираюсь, но если кто-то догадывается – пусть.
Данилов нахмурился и опустил взгляд. В спальне резко похолодало.
– Я не хочу отрицать и оправдываться, – продолжил Гранин, касаясь пальцами тыльной стороны его ладони и не отводя взгляда. – Наше общество зашоренное и полное предрассудков, вряд ли кто-то действительно поверит своей догадке и спросит напрямую, даже если догадается. Зачем же врать заранее?
– А если всё же спросят? – Степан серьёзно посмотрел на него и вопросительно изогнул бровь, ожидая ответа.
– Тоже не хочу врать. Иногда наступает определённое время и какие-то вещи происходят просто потому, что должны произойти. Думаешь, кто-то всерьёз осудит, если узнает? Они же как семья, понимаешь?
– Нет, Паша, – Данилов горько усмехнулся. – Понимать такие вещи в детдоме не учат.
– Чёрт, – Гранин виновато закусил губу. – Прости меня, я дурак. Забудь.
Он сам потянулся вперёд, обнял Данилова за шею, провел обеими ладонями по плечам, спине, притягивая ближе.
– Как скажешь, – Степан согласно улыбнулся, опустил его на подушки и склонился к его животу.
***
Предрассветные сумерки не спеша утверждались в своём праве. Капитан Данилов, так толком и не уснувший этой ночью, наблюдал, как небо за окном светлеет на востоке, а из сереющей темноты постепенно проступают неясные очертания. Поздний зимний рассвет еще долго не мог пробиться сквозь медленно отступающую морозную ночь. Застывшая мгла нехотя рассеивалась и вязким маревом низко плыла над зимним городом.
Задумчиво ероша волосы на чернявой макушке Гранина, который, в отличие от него самого, сладко спал, прижавшись щекой к его плечу, Степан вспоминал характеристики коллег, так сказать, не для досье: «Пашка – солнышко», – восхищалась Амелина, «Луч света в тёмном царстве!» – приводила его в пример Рогозина, «Свет в конце тоннеля», – острил Холодов. И только Данилов знал, что все определения ошибочны, потому что Гранин не имеет ничего общего со светом и светилами. Паша – тёмный омут, горький кофе, северная ночь, лакричная водка. Полночь. Страстная и жаркая, бархатная, богатая на выдумки и бесконечно манящая. И никаких тебе лучей.
И в лучших своих традициях полуночные идеи прочно поселялись в сознании, завладевали им, подчиняли его себе. Сейчас подумалось, что, возможно, Паша прав, и некоторые вещи действительно должны происходить, если так предопределено. Что будет между ними, если кто-то узнает? Но гораздо более трудный вопрос – что будет, если их отношения так и останутся тайной?
Но время любой ночи ограничено, и рассвет нового дня уже заявлял о себе. Пора было возвращаться к дневным заботам.
Осторожно высвободив руку из-под Пашиной головы, Данилов поцеловал его плечо и пояснил в ответ на вопросительное мычание:
– Паш, я в душ и собираться, Шустов приедет через час. Ты спи.
Гранин вытянул на уровень его глаз руку с поднятым вверх большим пальцем и молча перевернулся на другой бок, с головой укрывшись одеялом.
Сборы не заняли много времени, у привыкшего к командировкам оперативника всё необходимое всегда под рукой. В ванной он на мгновение замер с бритвой в руке, увидев своё отражение в зеркале: тёмные круги под глазами, следы на плечах, две яркие полосы на шее сбоку, припухшие губы. Кажется, скрыть безумную ночь не удастся. Но, с другой стороны, что тут такого? Не станет же Шустов требовать подробный отчёт и адрес предполагаемой пассии. Данилов человек свободный – имеет право. Удовлетворившись складной легендой, он покончил с водными процедурами и вышел из ванной, сразу же ощутив в коридоре запах свежесваренного кофе.
– Ну зачем ты? – спросил он, заходя на кухню.
Гранин, проигнорировав вопрос со скрытым упрёком, отвлёкся от гипнотизирования кофеварки и поставил на стол тарелку с горячими бутербродами.
– Кулинар, – похвалил Данилов.
– Брось, это всего лишь бутерброды, – отмахнулся Павел, зевая в кулак.
– Зато какие, – Степан отодвинул его от агрегата и разлил кофе по чашкам. – Сама Антонова их нахваливала, а её похвала дорогого стоит.
– Ешь давай, – Гранин довольно ухмыльнулся и отпил кофе. – Голодный оперативник – находка для шпиона.
Завтрак проходил в молчании. Паша включил телевизор, нашёл блок новостей, и принялся заранее собирать нехитрый провиант на работу.
– Тебе в дорогу сделать что-нибудь? – предложил он.
– Не надо, спасибо, тут езды-то не больше часа, а дальше разберёмся как-нибудь.
Гранин согласно кивнул и вернулся к своему занятию, а Данилов смотрел на него и со всей отчётливостью осознавал, от чего он по собственной воле пытался отказаться всё это время. Невыспавшийся, босой, в пижамных штанах в крупную синюю клетку и белой домашней футболке, с яркими свежими следами от его поцелуев поверх её ворота, с отросшей чёлкой, которую он наспех намочил водой из-под кухонного крана и зачесал наверх, чтобы не мешала, сосредоточенно, будто записывал показания со слов свидетеля, нарезающий сыр, Паша представлял собой картину домашнюю до чёртиков.
– Паш, – Степан поднялся из-за стола, подошёл ближе, отобрал нож, а затем поцеловал, прижимая его лопатками к дверце холодильника. – Мне пора уже.
– Счастливого пути, – Гранин улыбнулся и вопросительно посмотрел на него, чувствуя, как Данилов ещё сильнее сжимает его запястья, вместо того, чтобы уйти.
– Я поеду, а ты…– Данилов замялся, отвёл взгляд и продолжил после глубокого вздоха: – А ты оставайся, Паш. Насколько захочешь. Если захочешь.
Павел нервно усмехнулся, высвободил одну руку, смущённо потёр переносицу и спросил, удивлённо заломив бровь:
– Ты сейчас серьёзно, Данилов?
– Более чем. Да не смотри ты на меня так! Я тебя не в ЗАГС зову, просто возьми комплект ключей в ключнице у двери. Я живу ближе к работе, вот и всё.
– А ещё ты вчера не успел никому отдать Феликса и теперь за ним нужно кому-то присматривать? – Паша подозрительно прищурился.
– Я всегда могу экстренно отдать его соседке, она привыкла и не против, но ты прав – с тобой ему будет лучше. Так что скажешь?
Гранин ничего не ответил, с улыбкой покачал головой и привлёк к себе, отчаянно целуя, до боли сжимая пальцы на плечах. Кажется, Данилов случайно приложил его затылком о холодильник, а после – спиной о дверной косяк, когда они решили переместиться из кухни, но вряд ли сейчас это волновало кого-то из них. И надо же было звонку в дверь прервать их именно сейчас!
– Мы кого-то ждём? – спросил Гранин, запрокинув голову и тяжело дыша.
Степан оторвался от его шеи, выпростал руку из-под его футболки и взглянул на часы.
– Ждём. Шустова!
Павел чертыхнулся сквозь зубы.
– Всё, Паш, я поехал. Ты тут пока…
Данилов спешно поцеловал его напоследок, плотно прикрыл дверь на кухню и метнулся в спальню за телефоном – пять пропущенных! – не удивительно, что Шустов трезвонит в дверь. Удивительно, что он её ещё не вынес.
– Игорь! – он открыл входную дверь, одновременно натягивая куртку.
– Ну и горазд же ты спать, капитан! – Шустов прошёл в прихожую, и присвистнул, бросив на него быстрый взгляд: – Или про «спать» это я погорячился? Нет, ну я тебя понимаю, конечно, командировка длинная. Уместней спросить, спал ли ты вообще?
Игорь иронично улыбался, продолжая с интересом разглядывать коллегу. Данилов раздражённо отмахнулся от не в меру любопытного напарника, поспешно застегнул куртку и наклонился за ботинком.
– Так, значит, первым делом едем в их местный отдел и запрашиваем материалы дела, – Шустов решил не терять времени даром и сразу начал строить план оперативных мероприятий. – Потом ты опросишь…привет, Паш.
А вот последняя реплика явно предназначалась не ему. Степан даже оглядываться не стал, просто медленно опустился на одно колено, закрыл глаза и замер, вцепившись пальцами в шнуровку ботинка. Может, он сможет стать невидимым?
Он не слышал размеренной беседы коллег поверх своей головы – только оглушающее биение своего собственного сердца и обрывки фраз.
–…передашь Тихонову…
–…зять убитой…
–…возьмёшь у Холодова, отправишь нам сканы.
– Галина Николаевна сказала…
– Эй, Стёп, – Игорь потряс его за плечо. – Отсутствие нормального сна ночью – не повод компенсировать его за счёт рабочего времени. Поехали. Мы и так уже на двадцать минут задерживаемся благодаря тебе.
Данилов невпопад кивнул и наконец справился с ботинками.
– Он как вообще? Что-то выглядит странно, – забеспокоился Шустов.
– Утром нормальный был, – пожал плечами Павел.
– Поехали, – Степан рывком поднялся, так и не оглядываясь, и шагнул к двери, расстёгивая по пути только что застёгнутую крутку. Почему-то в квартире стало невыносимо душно.
– Стёпа.
– После поговорим. Пока, – Данилов буквально взашей вытолкал Шустова и сам уже почти переступил порог.
– Данилов!
Он на мгновение зажмурился, нервно сжав дверную ручку, но потом всё же повернулся. Медленно и всем корпусом.
– Сумку забыл, – Паша насмешливо улыбнулся, поднимая с пола забытую поклажу.
– Да. Спасибо.
Данилов протянул руку, но оперативные навыки Гранина были на высоте даже с утра пораньше. Он зафиксировал его запястье при передаче сумки, и притянул к себе, успев бросить Шустову перед тем, как захлопнуть дверь:
– Секунду.
– Да-да, я к лифту. Стёпа, догонишь, – послышалось из-за двери.
Степан, так и не успевший осознать всё произошедшее, молча прислонился спиной к стене.
– Возвращайся скорее, мы с Феликсом будем тебя ждать. Здесь, – Гранин взял его за руку, глядя в глаза.
Данилов отрешённо кивнул и сделал шаг к двери, но был к ней же прижат.
Паша целовал его властно и требовательно, грубо фиксируя запястья, прижимаясь всем телом, лишая возможности избежать прощания. Сказать, что Данилову на секунду не захотелось забыть о произошедшем инциденте, бросить всё и остаться – ничего не сказать. Он уже было вернул себе инициативу, но Гранин отстранился и даже сделал шаг назад.
– Иди, иначе Шустов уедет один.
Степан помотал головой, приходя в себя, и лишь махнул рукой, выходя за дверь, так ничего и не сказав.
Он едва успел проскочить между закрывающимися створками лифта. Прошедший в абсолютном молчании путь вниз, на самом деле не занявший и минуты, казалось, растянулся минимум на час. К машине шли тоже молча. В салоне Данилов сцепил руки в замок и вперил невидящий взгляд в одну точку.
– Нет, мы сегодня явно не уедем, – Шустов заглушил только что заведённый мотор служебного внедорожника, перегнулся через панель коробки передач и бросил напарнику на колени початую пачку сигарет. – На вот, держи.
Данилов какое-то время изучал этикетку, содержание смол в одной сигарете, информацию о производителе, потом машинально потянул одну, внимательно рассмотрел фильтр, вернул сигарету на место и снова закинул пачку в бардачок.
– Ну как хочешь, – пожал плечами коллега.
– Игорь, это…
– Это было не то, что я подумал? Он допоздна работал, а потом решил остаться ночевать у тебя, чтобы не ехать к себе через полгорода? И сейчас ты дал ему ключи, чтобы он кормил твоего кота? – Шустов откровенно веселился.
– Да. Нет. То есть…
– Стёпа, если бы я не умел замечать очевидного, Рогозина меня даже вахтёром бы не оставила, – он похлопал Степана по плечу и поинтересовался: – Давай уже поедем сегодня?
– И давно ты знаешь? – внезапно пришло осознание причины такого невозмутимого спокойствия коллеги.
– Узнал – сегодня, а догадался какое-то время назад.
– Всем расскажешь теперь?
– Я – нет, – Шустов отрешённо повертел в пальцах брелок от ключей и серьёзно посмотрел на Данилова. – Сам расскажешь. Кому захочешь и когда захочешь, – потом что-то вспомнил, и снова улыбнулся: – Ну, может, не совсем когда лично ты захочешь, но смысл примерно такой. Дело ваше, как захотите, так и поступите. Но твой капитан уже всё решил, понимаешь…капитан?
Степан честно отрицательно помотал головой.
– Ладно, разберёшься со временем, какие ваши годы.
Тяжёлый ответный вздох заглушил звук входящего сообщения. Данилов достал телефон, разблокировал экран, бегло прочитал текст, хмыкнул и спросил, отправляя короткий ответ:
– Поехали?
Но Шустов лишь продолжал вопросительно смотреть на него. Тогда Данилов набрал в лёгкие побольше воздуха и под бдительным присмотром коллеги сделал первый пробный шаг:
– Гранин желает нам хорошего пути.
– Вот видишь, ничего сложного в этом нет, – Шустов одобрительно кивнул и улыбнулся, вновь заводя мотор. – А теперь поехали, Стёпа. Нам работать пора.
"No speed of wind or water rushing by"
Фандом:Государство в государстве
Основные персонажи: Николас Броклхерст , Кристофер Стайлз
Пэйринг:Николас Броклхерст, Кристофер Стайлз. Марк Брайдон, Джордж Блейк и другие - эпизодически
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Драма, Детектив, Hurt/comfort, ER (Established Relationship), Пропущенная сцена
Предупреждения: Нецензурная лексика
Размер: Мини, 12 страниц, 1 часть
Описание:
Вашингтон-Париж-Лондон-...
Полковник Макинтайр промахивается на несколько сантиметров, Николас успевает на несколько мгновений раньше, и вся история получает совсем другой финал.
Посвящение:
Внезапно стихотворение Роберта Фроста "The Master Speed" идеально описывает отношения главных героев, от первой строчки до последней, в которой лично я читаю прогноз на их будущее.
Публикация на других ресурсах:
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
Посему вы, если захотите, можете опубликовать эту работу, но только уведомив предварительно меня)
Примечания автора:
Для лучшей визуализации:
www.youtube.com/watch?v=8s2mE_ZZo98
le texte
Нью-Джерси-авеню (Юго-Восток), 1000
Район Нейви Ярд
Вашингтон, округ Колумбия
12 сентября 2006, 23:15
Эта специальный агент ФБР – Джордж Блейк? – всегда была умницей. Она приехала так быстро после его звонка, будто дежурила на соседней улице. Зря они с Марком в своё время пугали её Аляской. С Блейк приехали двое неразговорчивых врачей, молча оценивших обстановку, и так же молча забравших Кристофера.
– Итак, Кристофер Стайлз позвонил мне, сказал, что у него есть дополнительная информация по делу. – Блейк собралась с мыслями и на ходу начала прорабатывать легенду. – Я приехала и обнаружила здесь взломанный входной замок, смертельно раненого Стайлза и полковника Макинтайра, который боролся с Николасом Броклхерстом, то есть с вами. У Макинтайра было оружие, я вытащила пистолет, приказала ему бросить свой, но вместо этого он наставил пистолет на меня. Я упала на одно колено…поднимите его выше. Ещё выше, – в бездыханном теле полковника Макинтайра, которое Николас по просьбе агента Блейк приподнял из кресла, стало на одно пулевое отверстие больше. – В целях самозащиты и спасения вашей жизни мне пришлось в него выстрелить. Вот как-то так. А как вы объясните своё присутствие здесь, Николас?
– Я? – Броклхерст поражённо смотрел на дважды насквозь прошитое пулями тело полковника, и на отверстие в стене от своего собственного выстрела, куда с потрясающей точностью вошла пуля Джордж.
– Да, Броклхерст, вы. Всё должно выглядеть натурально.
– Кристофер позвонил и мне, обещал под вашим надзором поделиться той же информацией, я приехал, но опоздал. Я попытался остановить Макинтайра, но не смог, и тут появились вы.
– Сойдёт. Будем придерживаться этой версии.
Блейк с трудом перевела дыхание и осела на пол.
– Спасибо, Джордж. – Николас с благодарностью посмотрел на неё.
Марк был прав, она не подвела.
– Ответьте мне на один вопрос, Броклхерст. Вы ведь не советник посла Великобритании по связям с общественностью, правда?
– Ну, это как посмотреть, агент Блейк, – усмехнулся он. – Иногда и советник, иногда даже по связям. Я представляю МИ-6 при посольстве в Вашингтоне. В нашей организации официально объявляется публично только постоянный секретарь, личности всех остальных агентов засекречены. Поэтому здесь я – советник посла Великобритании по связям с общественностью.
– Чёрт, я знала. – Джордж раздосадованно ударила ладонью по полу. – Мне крышка. Я не хочу на Аляску, – она внимательно посмотрела на, как выяснилось, британского разведчика. – А вы? Теперь вас депремируют за то, что вы раскрылись передо мной? Или ещё хуже?
– Мне уже всё равно. Куда забрали Стайлза, Джордж? – спросил Николас, тщательно стирая свои отпечатки пальцев с телефонной трубки.
– В больницу Медстар Джорджтаун. Она ближе, и там гарантированно не будет вопросов.
– ФБР прикармливает её с руки? – профессиональный интерес сохранился вне зависимости от ситуации.
– Что-то вроде этого.
– Вам придётся взять всё под свой контроль.
– Я сразу поеду туда, когда мы закончим здесь. Буду держать вас в курсе.
– Вы помните, Джордж, о чём я просил вас?
– Помню, мистер Броклхерст, его настоящее имя разглашено не будет.
– Даже…
– Даже моему начальству. Это дело между вашими ведомствами: между военной разведкой США, главой которой является Кристофер Стайлз, и МИ-6, которую вы представляете в нашей стране. И на этом деле гриф «Совершенно секретно», – заученно ответила Джордж, которая уже перебралась с пола на кресло и внимательно наблюдала за тем, как британская разведка прямо перед её носом уничтожает улики.
– Ещё одно, Джордж.
– Чего вы ещё хотите от меня, Броклхерст? Я практически стою на пороге государственной измены. Я помогаю вам, сотруднику внешней разведки Великобритании, обвести вокруг пальца Министерство обороны США. Что вам ещё нужно? Планы Белого дома? Расписание дня президента? – Блейк не смогла сдержать раздражения.
– Спасибо, у меня уже есть. – Николас отложил салфетку и сел напротив. – Кристофер Стайлз должен умереть.
– Вы….вы! – Джордж задохнулась возмущением и вскочила на ноги. – Хотите сделать меня наёмником МИ-6? Вот уж не выйдет! Кристофер Стайлз находится под защитой ФБР, и ни вы, ни ваша служба до него не доберётесь.
– Зато вполне доберутся ваши службы. Успокойтесь, Джордж. Присядьте, – Николас замолчал, терпеливо ожидая, пока девушка утихомирится и снова опустится в кресло. – Вы меня не так поняли. Кристофер Стайлз должен умереть формально, и это должно быть зафиксировано документально. Всё это исключительно ради его же безопасности. Окажите мне такую услугу, это последнее о чём я попрошу вас. Мне известно, что у вас есть возможности для этого. Через несколько дней я передам вам пакет документов на новое имя, и Кристофер станет другим человеком. Это всё.
Джордж поражённо смотрела на него.
– И что будет потом?
– Потом он пройдёт курс лечения, выйдет из больницы под новым именем, а дальше уже моя забота, не ваша.
– Стайлз – гражданин США, – продолжала стоять на своём Блейк. – Я не отдам его вам. Не отдам британской разведке!
– Вам придётся, Джордж. Вы же понимаете, что полковник Макинтайр действовал пусть и с удовольствием, но не только ради собственного морального удовлетворения. Очень влиятельные люди стоят за решением убрать Стайлза, и эти люди не успокоятся, пока не доведут дело до конца. Зачем вы помогаете мне, рискуете карьерой сейчас, если через несколько дней он всё равно будет мёртв, и вовсе не от рук вероломных агентов МИ-6, а о вашем участии в этом деле узнают все?
– Что я сейчас делаю, Броклхерст? – потеряно спросила Джордж, пряча лицо в ладонях.
– Спасаете его, агент Блейк. И я очень благодарен вам за это. – Николас утешительно погладил её по плечу и направился в спальню, забрать кое-какие мелочи, принадлежащие ему.
***
Резиденция посла Великобритании
Массачусетс-авеню, 3100
Вашингтон, округ Колумбия
13 сентября 2006, 00:40
– Ещё раз, Николас, что ты делал в квартире Стайлза в момент его убийства?
– посол Великобритании в США, сэр Марк Брайдон, в этот полуночный час рвал и метал в кабинете своей резиденции.
– Я приехал чуть раньше агента Блейк, Стайлз был уже мёртв, – всем, включая Марка, следовало знать только одну версию произошедшего – ту, которую они разработали с Джордж. – Непосредственно в момент убийства меня там не было. – Николас стоически держался, ожидая, когда ажитация отпустит Марка.
– Да мне плевать! – Брайдон, вопреки ожиданиям, завёлся ещё сильнее. – Я лишь хочу знать, зачем ты поехал посреди ночи к нему домой, прихватив с собой агента ФБР?
– Я знал, что Чарльз Макинтайр не оставит дело незавершённым. Стайлз заставил и министра обороны, и весь «Армитаж» изрядно понервничать.
– Да, я прекрасно понимаю, что Гордон Адэр не мог спать спокойно, пока Стайлз был в состоянии говорить и давать показания, но одного я не понимаю, Николас, какого чёрта ты влез во внутреннюю возню Министерства обороны США и «Армитаж»?
– Не заставляй меня повторять, Марк. – Николас устало вздохнул и принялся демонстративно разглядывать стену.
– Ты спал с ним, со Стайлзом, – упавшим тоном констатировал Марк, повторив то, о чём сам Николас сказал ему минуту назад. – Вы были любовниками.
Эта информация никак не желала укладываться в умной посольской голове.
– Да, Марк, были. И даже если ты откроешь Оксфордский словарь и подберёшь ещё двадцать синонимов для описания наших отношений, смысл не изменится.
– Ты спал с начальником военной разведки США?
– Да, Марк. – Броклхерст перевёл взгляд на часы, прикидывая, сколько ещё времени они будут повторять очевидное.
– Николас, блядь, как ты мог? – Брайдон вскинулся с удвоенной силой. – Ты представляешь МИ-6, ты отвечаешь за безопасность нашей посольской миссии здесь, в Америке. Ты оплот Британии, – он рухнул в кресло за столом и несколько раз приложился лбом о раскрытую ладонь. – Ты мой оплот в этой стране. Я доверял тебе, Николас. Я доверял тебе свою жизнь, жизни всех сотрудников посольства. Чем ты думал, мать твою? Мне представить страшно, сколько информации прошло через тебя.
– Марк, о чём ты? – настал черёд Броклхерста вскакивать с кресла и мерить шагами кабинет. – Я чист, клянусь! Ни байта информации не ушло от меня, поверь. Ни по одному из каналов.
Он сделал акцент на последнем утверждении.
– Ты же разведчик, Николас! – Марк в отчаянии скомкал какой-то документ со стола и швырнул его на пол. – Вас же должны были готовить, учить правильно выбирать.
– Господи, Марк! Кого? – Николас замер у стены, неверяще глядя на друга. – Кого выбирать?
– Возлю…любо…– Брайдон стушевался и секунду молча гипнотизировал ручку на столе. – Партнёров!
Николас нервно рассмеялся, прикрывая ладонью глаза.
– Браво, Марк, великолепная формулировка. «Правильный подбор партнёров и его влияние на внешнюю разведку». Подай проект введения нового курса обучения главе МИ-6.
Судя по желвакам на скулах посла, он был близок тому, чтобы запустить в своего начальника разведки что-нибудь потяжелее испорченных документов.
– Ты возвращаешься в Лондон. До конца этой недели покинешь Вашингтон. – Марк несколько раз глубоко вздохнул и хлопнул ладонью по столу. – Упорядочи дела и передай их своему заместителю. Сейчас за полночь, через несколько часов я позвоню премьер-министру и доложу о твоей отставке. Вернёшься обратно в МИ-6, к старым обязанностям. Всё.
Николас согласно покивал. Он действительно понимал, почему посол принял такое решение, он ожидал его, но удержаться и не спросить не смог:
– Мы же друзья, Марк. Или друг, если он гей, уже не такой-то и друг? – он насмешливо вскинул бровь.
– Не говори ерунды. – Марк недовольно поморщился. – Меня совершенно не волнует, что ты спал с мужчиной, меня волнует лишь то, что твой мужчина был главой военной разведки и по совместительству заместителем министра обороны страны, которая активно вставляет нам палки в колёса. Мы с тобой друзья, Николас, именно поэтому ты вернёшься в Лондон.
– Тебе никто не говорил, что у тебя странная логика?
– Я давно знаю тебя, Ник. – Марк подался ближе, налегая грудью на стол, и внимательно посмотрел на него. – Если ты был с ним в течение нескольких лет, то это не могло быть простой интрижкой. Если, конечно, это не был хитрый план разведки.
Броклхерст сжал губы и отрицательно покачал головой:
– Марк, посмотри на меня. Моя рубашка, мои руки всё ещё в его крови. Как думаешь, это был хитрый план разведки?
– Прости, Николас, я не хотел лишний раз напоминать. Но это лишь подтверждает, что я не ошибся, – продолжил Брайдон. – Ты его…кхм…у тебя были серьёзные чувства, а полковник Макинтайр убил его. И ты, и я понимаем, что не по своей инициативе, полковник выполнял приказ своего непосредственного начальства. Я знаю, кто на самом деле стоит за смертью Стайлза, ты это тоже знаешь, и если в один из дней я вдруг узнаю, что Гордон Адэр, глава компании «Армитаж», или Линн Уорнер, министр обороны США…кстати, ты же понимаешь, что Уорнер не виновата в его смерти? Макинтайр и Адэр втёмную использовали и её тоже.
– Она виновата в том, что в критический момент оставила Стайлза один на один с «Армитаж», вышвырнув его, как надоевшую собаку, вот только не учла, что эта собака была слишком предана ей, чтобы выжить без неё. Он наглотался каких-то таблеток, ещё до прихода Макинтайра, когда понял, что подвёл Уорнер. Он бы всё равно умер, Марк. Она виновна,– жёстко отрезал Николас.
– Об этом я и говорил. – Брайдон вздохнул. – Так вот, если однажды я узнаю, что кто-то из них мёртв, то я не хочу быть уверенным в личности их убийцы ещё до того, как начнётся официальное расследование. Именно поэтому в ближайшее время ты возвращаешься обратно в МИ-6.
– Я понял, Марк, всё верно. – Броклхерст утвердительно кивнул. – Наверное, мне стоит поблагодарить тебя за заботу.
Он тяжело поднялся из кресла и направился к двери.
– Николас.
Марк встал из-за стола и замер на месте, встретившись с ним взглядом, больше не решаясь сделать хоть шаг, подойти ближе.
– Николас, мне жаль, правда. Я едва ли пойму эти твои отношения, но мне действительно жаль, что всё так вышло.
– Спасибо. – Броклхерст натянуто улыбнулся и потянул на себя ручку двери. – Желаю, чтобы мой преемник оправдал ваши ожидания, господин посол, и любил только тех, кого положено по протоколу и регламенту. И вам, сэр Марк, я желаю того же.
– Николас!
Но окрик Брайдона пресекла закрывшаяся дверь.
***
Больница Медстар Джорджтаун Юниверсити
Резервуар-роуд (Северо-Запад), 3800
Вашингтон, округ Колумбия
16 сентября 2006, 08:35
У двери в палату в специальном отделении больницы Медстар Джорджтаун Юниверсити обнаружился вполне себе внушительный и грозный пост охраны, состоявший из сотрудников ФБР. Броклхерста пропустили только после приезда агента Блейк, и под её присмотром.
– Ваш «крайслер» у чёрного хода? – спросила она, мимоходом расписываясь в журнале одного из офицеров. – Хорошая машина.
– Согласен, она служебная, – поддерживать светскую беседу не было ни желания, ни времени. – Вы очень серьёзно отнеслись к поставленной задаче. Спасибо, Джордж.
– Эта задача касается в первую очередь меня. Представьте, что со мной будет, если кто-то узнает, что Кристофер Стайлз жив и находится здесь, а я об этом знаю, но не докладываю.
Джордж недовольно фыркнула и толкнула дверь в палату. Николас прошёл следом за ней и замер у кровати пациента, вынужденно схватившись за спинку стоящего рядом стула. Прошло три дня, а Кристофер так сильно изменился: очень бледное, даже несмотря на природную смуглость, лицо, впалые щёки, синяки под глазами, растрепанные спутавшиеся волосы, бинты поперёк груди, трёхдневная щетина. Николасу почему-то вспомнилось, что однажды Кристофер уже обзаводился подобной, свалившись с гриппом. Она кололась, когда под действием жаропонижающих и противовирусных Кристофер засыпал на его груди, любовно обнимая коробку с бумажными носовыми платками, и царапалась, когда они целовались, это смешило. Нестерпимо захотелось снова вернуться в то время, когда слушая на совещании у посла доклад об основных пунктах сотрудничества британской посольской миссии с Пентагоном, он размышлял о том, когда же наконец главу военной разведки США смотрит сон, и он перестанет терзать телефон, но старательно пряча улыбку, продолжал поспешно отвечать на бесконечные SMS-сообщения: нет, тридцать восемь на термометре – это ещё не смертельно, держись; да, все лекарства по списку, оставленному на прикроватной тумбочке, нужно принять обязательно; нет, не все сразу; да, он обязательно приедет сегодня; да, пораньше, Марка уже предупредил о своём отсутствии, и да, он купит по пути апельсинового сока и свежих манго; и пончики с вишнёвым джемом, конечно; да, он тоже соскучился.
– Вы сами как себя чувствуете? Выглядите как-то… – осведомилась Джордж, пристально разглядывая британца, доставившего ей столько проблем.
– Всё в порядке, спасибо. – Броклхерст вернулся к безрадостному настоящему. – Дни напряжённые были, очень вымотался. Как он?
– Пуля кроме мягких тканей не задела ничего важного, он счастливчик. – Блейк пожала плечами. – Сейчас, после операции, он на обезболивающих большую часть времени, но с ним всё будет хорошо.
– А препараты, которые он принял? – Николас невольно вздрогнул, вспоминая то жуткое мгновение понимания, когда он осознал, что Кристофер пытается уйти из жизни раньше, чем за ним придут.
– Обычное снотворное, дозировка не была критично превышена.
– Господи боже…
– Да, он принял достаточно, чтобы преспокойно отключиться с огнестрелом, но явно недостаточно для того, чтобы умереть.
Броклхерст откашлялся, с трудом справляясь с голосом, и протянул пакет:
– Здесь все документы, – он очень надеялся, что у него не дрожат руки при передаче. – И всё, что ему понадобится, когда он очнётся. Меня здесь уже не будет, так что передайте это ему. И, пожалуйста…
– Конечно, мистер Броклхерст, я буду с ним, глаз с него не спущу. – Джордж понятливо кивнула и забрала пакет, пряча его в сумку. – От него теперь зависит и моя судьба, помните?
– Что случилось с его телом по документам?
– Забрали дальние родственники из Сакраменто.
– И правда дальние.
На несколько минут они замолчали, в полной тишине глядя на погружённого в медикаментозный сон пациента.
Молчание нарушила Джордж:
– Можно спросить?
– Спрашивайте, если ваш вопрос не имеет отношения к государственным тайнам, отвечу.
– Вам не кажется, что мы с вами сами создали одну из таких тайн? – риторически вопросила Блейк и тяжело вздохнула. – Что с ним будет дальше? Всё-таки он глава военной разведки США.
– Вам действительно лучше не знать этого, Джордж. И он уже бывший глава военной разведки. Ещё помните пулю? Она была приказом о его отставке.
Джордж страдальчески простонала и закатила глаза.
– Во что я ввязалась, храни меня…
– Джордж, – Николас посмотрел на часы, прерывая её самобичевания. – Мне уже пора идти, но не могли бы вы прежде оставить нас одних на минуту?
– Простите, сэр. – Блейк развела руками. – Я не шутила, когда сказала, что от него теперь зависит и моя судьба. Я не оставлю представителя британской разведки с ним наедине, уж простите. Вдруг у вашего ведомства изменились планы, и вы получили другой приказ. Не то, чтобы я не доверяла вам, конечно…
Броклхерст лишь повёл плечом:
– Мне всё равно, – он сделал ещё шаг, подходя вплотную к кровати, и наклонился к Стайлзу, осторожно касаясь подрагивающими пальцами его щеки.
– Наверное, ты меня не слышишь сейчас.
Ресницы Кристофера едва заметно дрогнули.
– Прости, что не могу остаться с тобой. Тебе придётся очнуться в одиночестве, но агент Блейк быстро приведёт тебя в чувство и вышвырнет отсюда, чтобы ты не доставлял ей проблем. Так что, в твоих интересах успеть поправиться за это время.
Николас очертил большим пальцем линию скулы.
– Снотворное, правда? Ты самый херовый самоубийца из всех, Кристофер. За это я тебя и люблю. Увидимся по ту сторону. Не заставляй меня ждать.
Он решительно склонился, коснулся губами щеки Стайлза и выпрямился, поспешно вытерев глаза тыльной стороной ладони перед тем, как развернуться к совершенно ошарашенной Джордж.
– Вряд ли мы с вами увидимся ещё когда-нибудь, агент Блейк, но я очень признателен вам. В долгу не останусь, не переживайте.
Он кивнул на прощание, Джордж машинально кивнула в ответ, хотя вряд ли в этот момент она была в состоянии связно мыслить, и ушёл. Не прощаясь и не оглядываясь.
***
Кафе «Gwion's»
Норт-Гоуэр-стрит, 152
Район Вестминстер
Лондон
5 октября 2006, 13:25
Каждый четверг к ланчу, как было оговорено в записке, которую он передал Кристоферу вместе с пакетом документов, Николас приходил в это крошечное кафе на Норт-Гоуэр-стрит. Практически в центре Лондона, но на очень тихой улице – лучший выбор для явки. Это был уже третий его ланч здесь. Он не мог позвонить, не мог получить информацию по другим каналам, не желая ставить под угрозу всю операцию целиком, он мог только приходить на ланч каждый четверг и ждать на этой террасе. Родная МИ-6 приняла блудного Броклхерста с распростёртыми объятиями. Несколько лет, проведённых в Вашингтоне, в самом центре политических тайн и интриг Америки, являлись отличной рекомендацией. Сейчас ему даже казалось, что пять лет назад он никуда не уезжал, что всегда занимал этот кабинет, который ему выделили всего-то две недели назад, и всегда был нагружен обязанностями, которые свалились на него примерно в то же время. Город, контора, запахи в воздухе, здесь всё казалось родным, давно знакомым и привычным. Даже вкус чая в этом кафе.
– Могу я составить вам компанию, мистер Броклхерст?
Знакомый голос отвлёк Николаса от ностальгических размышлений о родных местах. Он поднял взгляд и едва не задохнулся от неожиданности. Он ждал этой встречи три недели, но всё равно оказался не готов. Кристофер стоял возле его столика, загораживая собой такое редкое для Лондона солнце, нетерпеливо крутил в пальцах телефон и ощутимо нервничал, стараясь не слишком явно оглядываться по сторонам. Он заметно похудел, у него заострились скулы и линия челюсти, стала бледней кожа. Он не снимал солнцезащитные очки и нервно пережёвывал жвачку. Милые американские привычки, которые пробивались через любую легенду, особенно, когда носитель этой легенды пребывал в эмоциональном напряжении. Строгий костюм оттенка неви, подчёркивающий его постройневшую фигуру, лаковые дерби с заострёнными носками, белоснежная рубашка с крахмальным воротничком, кобальтовый шёлковый галстук и стильный, идеально уложенный беспорядок на голове. Какой же он красивый – с ума сойти.
Стайлз вообще довольно часто умудрялся одним своим внешним видом саботировать профессиональную деятельность оплота МИ-6 в Вашингтоне. Самым тяжёлым в работе Броклхерста было смотреть новости в резиденции вместе с Марком и Филом. Он слушал, как Кристофер с экрана даёт комментарии к выступлению министра обороны США, и старался не думать о том, что у того под рубашкой у ключицы след от укуса, оставленный самим Николасом этой ночью в порыве несдержанности, что знает, какими были на вкус его губы сегодня утром после традиционного чёрного кофе с корицей на завтрак, и то, как он психовал, пока выбирал именно этот галстук, в котором красуется перед телекамерами, из десятка похожих по оттенку.
Тем временем Кристофер недовольно упёр в бок левую руку с Бреге Классик последней модели на запястье, выжидательно глядя поверх очков.
Нельзя так долго молча пялиться, но и глаз не оторвать.
Николас отмер и с трудом перевёл дыхание:
– Конечно, мсье Фонтлерой, буду рад вашему обществу.
Кристофер раздражённо скривился, демонстративно посмотрел на экран телефона и уселся напротив.
– «Кристиан Фонтлерой», мать твою. Ты не мог подобрать мне имя поприличней?
– Прости, я взял те документы, которые были наготове. Я их, знаешь ли, не печатаю сам. Ты прекрасно говоришь по-французски. Так почему бы временно не сделать тебя уроженцем этой замечательной страны? Не переживай, поживёшь какое-то время под этим именем, а следующее выберешь сам. Пока мы заметаем следы, тебе придётся сменить несколько личностей.
– Решил за мой счёт прослыть ловеласом с чередой любовников? – Кристофер наконец снял очки и подозрительно насупился.
– Главное, чтобы характер у них всех был один – твой. – Николас довольно улыбнулся, наблюдая за тем, как Стайлз резко закрыл, открытый было для ответной тирады рот, и теперь растерянно изучал принесённую ему чашку с чаем.
– Шёл бы ты… – едва слышно пробурчал Кристофер и отпил ароматный дарджилинг.
– Как добрался?
– Просто прекрасно, через три страны и с потрясающе удобной стыковкой рейсов, между которыми иногда бывало часов по пять.
Николас пропустил его ворчание мимо ушей, с интересом рассматривая заставку на его телефоне, который лежал посреди небольшого столика.
– Джейн Биркин, серьёзно? А на рингтоне Мирей Матье? Знаешь, похвально, что ты так строго придерживаешься легенды, но не обязательно петь шансон посреди улицы, ходить в берете и есть одни багеты, чтобы выглядеть французом. Это стереотипы, дорогой. Мне, по-твоему, нужно курить трубку, читать Дойла в любую свободную минуту и пить чай галлонами?
– Ты именно так его и пьёшь.
– Туше! – Броклхерст рассмеялся и мимолётно коснулся пальцами руки Кристофера. – Летел из Лилля?
– Да, через Париж. – Кристофер наморщил нос и отставил чай подальше.
– Почему через Париж?
– А я должен был появиться тут в костюмах американского покроя? – Стайлз посмотрел на него, как на отстающего в развитии. – Я не был в Париже лет семь, за это время там многое изменилось. Зато теперь я знаю репертуар «Опера Гарнье» до конца октября и о новом трамвайном маршруте до рынка Сен-Дени, и смогу чуть более правдоподобно походить на француза. Не находишь это логичным?
– Превосходно. – Николас поднял вверх большой палец. – Шпионаж и маскировка у тебя в крови.
Кристофер недовольно закатил глаза, скрывая тот факт, что ему приятна похвала коллеги-разведчика. Он подвинул чашку обратно и отпил ещё глоток, меняя тему:
– Как Марк, поверил?
– Я умею быть убедительным.
– О да, я в курсе.
– Рассказал ему про наши отношения, и получил гневную отповедь и ссылку сюда.
– Зачем рассказывал тогда? – Кристофер замер с чашкой в руке.
– А как иначе я мог добиться отставки, не вызывая подозрений? Я знаю Марка почти десять лет, и был уверен, что узнав о моей эмоциональной предвзятости, он поступит именно так. Мне не пришлось ни придумывать причину, ни оправдываться перед руководством, Марк всё сделал сам. Отстранил меня, но выставил в выгодном свете в Лондоне, помня о нашей с ним дружбе. И вот я тут.
– Чертовски умно, – непроизвольно восхитился Стайлз.
– Рад, что ты оценил.
– Ты пожертвовал своей карьерой в Вашингтоне для того, чтобы вернуться в Лондон, наверное, я должен…ну…поблагодарить тебя. – Кристофер замялся, подбирая слова. – Спасибо.
– Не стоит.
Николас склонил голову к плечу, с улыбкой наблюдая за его внутренней борьбой, которая была написана у него на лбу: достаточно ли он уже помучился или нужно ещё выпить чая, прежде чем наконец заказать себе кофе?
– Но в следующий раз, когда будешь выбирать мне фамилию, спроси меня, хорошо?
– Можешь взять мою, если хочешь.
Три недели напряжённого изматывающего ожидания сменились внезапной эйфорией и приступами неконтролируемого веселья.
– Это сейчас был неудачный пример английского юмора или ты делаешь мне предложение?
Смотреть на Стайлза, ошарашенного до дрожи в пальцах – отдельный вид удовольствия, и Николас вдоволь насладился этим зрелищем, прежде чем сокрушенно вздохнуть:
– Боюсь, что ко второму варианту МИ-6 ещё не готова.
Кристофер осуждающе посмотрел на него, молча покачал головой и сконцентрировался на разглядывании рисунка на чашке. Кедрово-бергамотовая композиция его парфюма от Герлен – новейшее, всего месяц в продаже, «гербовое» переиздание культового Аби Руж – сводила с ума, будоражила нервы, учащала сердце.
– Не поцелуешь? – Николас подпёр щёку ладонью, продолжая улыбаться, и склонился ближе через стол.
– Нет, не хочу тебя компрометировать.
Кристофер был не на шутку раздражён.
– Мы в Англии, дорогой, тут ты никого этим не шокируешь.
– Вот именно поэтому и не хочу. Где это видано, чтобы англичанин, агент МИ-6, целовался средь бела дня с каким-то французом?
– Браво! – Броклхерст откинулся на спинку стула и зааплодировал, рассмеявшись от души. – Экзамен по английским реалиям и стереотипам ты сдал на «отлично».
Кристофер безрадостно скривился и сделал третий мужественный подход к чаю.
– Что, если Марк меня узнает?
– Не узнает, не переживай. Он посол Великобритании в США. Что ему здесь делать? К тому времени, когда он вернётся на родину, у тебя будет идеальное досье. Вряд ли он будет копать, и вряд ли вы с ним вообще пересечётесь.
– Чем я буду здесь заниматься?
– Я что-нибудь придумаю.
– В МИ-6, конечно, мне ходу нет?
– И не надейся подобраться к международной разведке Британии изнутри!
– Ладно, удовлетворюсь МИ-5, – кажется, настроение Кристофера постепенно улучшалось.
– Отчего сразу не должностью премьер-министра?
Кристофер хмыкнул, но не ответил. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, а затем Николас, не выдержав, потянулся через стол и взял его за руку.
– Мы подумаем над этим, а пока закажи себе кофе. Можешь даже с круассаном, чтобы поддержать легенду.
– Спасибо, а то от ваших английских кулинарных изысков оторопь берёт.
– Не капризничай, радость моя, – он вернул их общению былой привычный тон. – Ты привыкнешь к Англии, тебе тут ещё понравится.
– Да ни хрена подобного! Тут сыро и холодно. – Стайлз зябко повёл плечами и вновь вернулся к делам: – Что ты сделал с материалами?
– Передал Марку, как и должен был, а он уже привлёк премьер-министра, чтобы призвать Уорнер и Адэра к ответственности.
– То есть, МИ-6 снова нас поимела?
– Лично ты никогда не был против такого расклада, кажется. – Броклхерст с иронией посмотрел на собеседника.
– Да пошёл ты, – вышло беззлобно, потому что Кристофер наконец получил вожделенный кофе и по причине этого готов был ненадолго любить весь мир. Он смерил Николаса оценивающим взглядом и спросил: – Сам-то как? Что-то выглядишь неважно.
– Плохо спал в последние дни.
– Оплакивая мою смерть?
Стайлз лукаво прищурился, расплывшись в улыбке, но Николасу отчего-то стало совсем не смешно. Он вспомнил, как пытался привести Кристофера в чувство, как умолял его очнуться, как дрожащими, перепачканными в его крови пальцами набирал номер агента Блейк, как отчаянно прижимал его к себе, в ожидании приезда Джордж и врачей. И да, чёрт возьми, он плакал, когда не знал, успеют ли они, выживет ли он.
Николас залпом выпил полчашки чая, избавляясь от комка в горле, и решительно расставил точки над «i» :
– Ты свободный человек, Кристоф…Кристиан, – о легенде лучше было не забывать. – Я только хочу спасти тебе жизнь. Я не буду удерживать тебя, если буду уверен, что ты в безопасности. Когда закончим с твоим досье, ты можешь ехать куда угодно. Под любой фамилией, которую выберешь сам.
Кристофер моментально посерьёзнел и свёл брови. Выражение его лица было абсолютно нечитаемым в этот момент, несмотря на широкий спектр эмоций: он тяжело дышал, хмурился, закусывал губу, сжимал в кулак правую руку, и наконец поднял взгляд, глядя прямо в глаза:
– А что, если мне нравится идея взять твою?
Пришла очередь Николаса теряться и лихорадочно осознавать услышанное.
– Мне стоит расценивать это как твоё «да», если я решу делать тебе предложение?
– Потенциальное. – Кристофер примирительно улыбнулся, сдвинул в сторону очки с телефоном, и сам накрыл ладонь Броклхерста своей. – Тебе всё равно не протащить эту инициативу в парламент.
У него едва ощутимо подрагивала рука, явственно проступали тёмные круги под глазами, были страдальчески заломлены брови на осунувшемся лице, а Николас искренне не понимал, что они до сих пор делают в этом кафе.
– Не сегодня, и не через месяц, но дай мне пару-тройку лет, – он переплёл их пальцы. – Если ты за это время не передумаешь, то даже МИ-6 придётся смириться, – и резко подался вперёд, с максимально близкого расстояния наблюдая, как за секунду расширяются зрачки Кристофера, заполняя собой большую часть радужки. – Я скучал.
– Напомнить тебе, что именно ты меня отшил, прикрываясь идеалами Британии и короны? – прошептал Стайлз, не отрывая взгляда от его глаз.
– А ты решил оставить последнее слово за собой, и отойти в лучший мир, отомстив мне? Не получится. – Николас сжал его ладонь, зная, что причиняет этим хоть секундную, но боль. – Я тебя никуда не отпущу. Запомни это.
И не дождавшись ответа, Броклхерст поцеловал его. Последний раз он прикасался к нему почти два месяца назад, а за это время им выпало немало испытаний: понимание того, что Стайлз замешан в грязной игре своих боссов против Британии, невыносимая злость, почти разрыв, осознание того, что сам же Кристофер – первая мишень и запутавшаяся пешка в чужой игре, почти его смерть, три дня суетной подготовки и больше трёх недель безнадёжного неведения. Но здесь и сейчас, отчаянно целуясь за столиком этого крошечного кафе в северном Вестминстере – кажется, они всё-таки разбили многострадальные очки, уронив их – все произошедшие события окончательно уходили в прошлое, оставляя место только для будущего. Их совместного будущего.
***
Бермондси-Уолл (Запад), 28
Район Саутуарк
Лондон
5 октября 2006, 20:10
– Отличная квартира. – Кристофер ещё находил в себе силы и желание для праздной болтовни.
– Из окна кухни виден Тауэрский мост, утром посмотришь. – Броклхерст раздражённо скрипнул зубами, когда прижав Кристофера, нетерпеливо целующего его шею, к закрытой двери спальни всё же справился с его рубашкой, и расстегнув её увидел широкую полосу белоснежного хирургического пластыря на его груди.
– Ерунда, – задыхаясь прошептал Стайлз, проследив направление его взгляда, на ощупь открыл дверь спальни и первый шагнул внутрь.
Николас поймал его за руку, заходя следом, и тут же обхватил за пояс, притягивая максимально близко, но стараясь излишне не беспокоить свежую рану. С остервенением, скопившимся за все последние недели, он наконец стянул тончайший французский хлопок, явно купленный на Елисейских полях, с плеч Кристофера, то ли целуя, то ли кусая его шею, с головой утопая в бархатисто-коричном герленовском аромате, который теперь, раскрываясь на разгорячённой коже, просто лишал рассудка.
– Je un fol envie de toi, * – прошептал Стайлз ему в губы, торопливо развязывая его галстук.
Если он и догадался, из чего на самом деле выросла его французская легенда, то явно давал понять, что так и быть, не против.
Этой ночью в просторной спальне лондонской квартиры Броклхерста для них двоих было слишком мало воздуха, даже несмотря на распахнутые прямо на Темзу окна.
Кристофер отчаянно цеплялся за его плечи, зарывался пальцами в волосы на его затылке, до боли сжимая их в кулаке, громко стонал, давясь всхлипами, царапал спину, в угоду легенде – и прекрасно зная, как его французский всегда действовал на Николаса в постели – исступлённо повторял: «Oh oui»**, «C'est bon…Dieu!» ***, порой срываясь на крик – «Je t'aime»****. Всё, на что был способен, обезумевший от разом накативших и смешавшихся эмоций Николас – неистово шептать несвязанные признания и обещания, перемежая бесконечные жадные поцелуи с яростными укусами.
Кажется, такой сумасшедше-жаркой ночи у них не было за всё время, что они вместе.
– Господи, Ник… – некоторое время спустя хрипло рассмеялся Кристофер, прервавшись на середине фразы.
– Чего ты? – Николас лениво зачесал пятернёй назад его влажные растрепавшиеся волосы, откинулся на подушки и притянул к себе в поцелуе.
– Я, кажется, голос сорвал.
– Главное, чтобы твою рану мы не сильно потревожили, – он положил ладонь поверх пластыря на груди Стайлза, но выдержал недолго, ведя её ниже к животу, спускаясь на бедро.
– Ещё как потревожили, и теперь она чертовски болит, знаешь ли. – Кристофер перехватил его руку, возвращая её обратно на повязку.
Он уткнулся взмокшим лбом ему в шею, всё ещё не справившись с дрожью, и Николас тут же обнял его обеими руками, крепко, чтобы никуда больше не делся, немедленно снова целуя. Какое-то время он просто молча слушал, как выравнивается дыхание Кристофера, невесомо гладил кончиками пальцев по плечу, спине, периодически касаясь губами его макушки, скул или виска. Им, за всё время их отношений, не часто выпадали такие моменты теплоты и спокойствия. Иногда банально не хватало времени, или они оба засыпали как убитые после сумасшедшего рабочего дня в своих ведомствах, время от времени кого-то из них будил и заставлял стремглав нестись к своим неожиданно возникшим обязанностям ночной звонок, порой они не виделись неделями, а иногда расставались задолго до рассвета, чтобы с первыми лучами вашингтонского солнца быть на рабочих местах. Но сейчас Броклхерст будто вновь обретал что-то утраченное, и не мог справиться с внезапным приступом нежной эйфории.
– И что, в «Опера Гарнье» будет что-нибудь интересное в октябре? Вообще не помню, когда в последний раз был в Париже, – спросил он после очередного затянувшегося поцелуя.
– Да нет, ничего стоящего. – Кристофер устало вздохнул, кладя голову ему на плечо. – Ты любишь французскую оперу? Вот я лично – нет. Давай лучше сходим в «Лицеум» или в «Глобус». Всегда мечтал побывать в театре, на подмостках которого играл сам Шекспир. Пойдём на «Макбета»? – он с надеждой заглянул в глаза.
– Обязательно, если хочешь. – Николас поцеловал его в переносицу. – «Макбет» – замечательная идея. Мы с тобой впервые встретились в «Сидней Харман Холле», когда там давали эту пьесу.
– Да, знакомство было довольно поверхностным. Тогда мне показалось, что ты с Марком.
– Что тебе показалось? – Броклхерст рассмеялся.
– А почему нет? Ты знал, что про вашего посла долго и упорно ходил слух, что он – гей.
– Что-о? – Николас подавился смехом от неожиданности. – Марк – и вдруг гей?
– Серьёзно!
– Ох, уж мне эти ваши сплетники из Вашингтона. И как долго ты думал, что мы с ним вместе?
– Знаешь, я навёл справки, но у меня какое-то время всё равно оставались некоторые сомнения. Примерно до того момента, когда ты поцеловал меня в кабинете вашей резиденции, на приёме в честь дня рождения королевы.
– Попрошу заметить, что это ты имел наглость стать инициатором того поцелуя.
– А с твоей стороны было наглостью запирать дверь на ключ.
– Мне показалось, что нам нужно было срочно обсудить вновь полученные сведения наедине.
Николас улыбнулся, вспоминая и тот вечер, и их первую совместную ночь. Он приподнялся, нависая над Стайлзом, упёрся коленом в матрац между его бёдер, оглаживая ладонями плечи, прикусывая кожу на его ключицах, целуя шею и грудь, вдыхая приторно-сладкий аромат липового мёда, который сменил былую древесную терпкость его духов.
– Совсем похудел, – прошептал он, касаясь губами резко выступающих рёбер.
– Огнестрельное ранение – прекрасная диета, как выяснилось. Никому не рекомендую. Прекрати, – противореча своим словам, Кристофер снова подался навстречу, запрокинул голову, открывая шею, притягивал ближе за плечи, кусал губы, сдерживая невольные стоны, и вновь вернул ладонь ему на затылок, собирая в пригоршню волосы. – Иначе у меня точно разойдутся швы, и моя французская страховка не покроет повторную вышивку по мне.
– Ладно, ты прав. – Николас чуть отодвинулся и вопросительно посмотрел на него. – Пойдём в ванную, сменим повязку.
– Чуть позже.
– Утром покажу тебя врачу, а пока давай обойдёмся местной анестезией, – он склонился, целуя рану, воспалённая горячность которой ощущалась даже через ткань ставшего влажным пластыря, не отказав себе в удовольствии провести губами по животу и груди, и снова лёг рядом, давая возможность Кристоферу устроиться на своём плече с максимальным комфортом.
Тот улёгся поудобней и усмехнулся, пряча довольную улыбку на груди Броклхерста, утверждаясь в мыслях, что в Англии, возможно, промозглые и холодные дни, но зато жаркие и совершенно восхитительные ночи.
* «Je un fol envie de toi» (фр.) – я хочу тебя безумно
**«Oh oui» (фр.) – о, да
*** «C'est bon…Dieu!» (фр.) – как хорошо…боже!
****«Je t'aime» (фр.) – я люблю тебя
"Some things are meant to be"
Фандом: След
Пэйринг: Степан Данилов/Павел Гранин
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Психология, Повседневность, ER (Established Relationship)
Размер: Мини, 7 страниц, 1 часть
Описание:История, подтверждающая то, что утро чаще всего бывает мудренее вечера.
Посвящение:
Любимому сериалу и пейрингу, которые не оставляют меня, продолжая будоражить воображение и снабжать вдохновением. Спасибо им за это, я их правда люблю и рада, что можно не расставаться ^^
Публикация на других ресурсах:
Не думаю, что кому-то это правда потребуется, но если вдруг, то я не против, только предупредите и ссылку на ресурс пришлите.
Примечания автора:
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
Сиквел к "Your Soldier": ficbook.net/readfic/5089281
le texte – Замёрз же совсем, – Данилов участливо покачал головой, пропуская позднего гостя в квартиру. – Где вас с Лисицыным носило в такое время?
– На убийство выезжали, – Гранин отчаянно старался не стучать зубами.
– На убийство? Что ж, надеюсь, убивал Костя, а не ты, – усмехнулся Степан. – Проходи. Чай будешь?
– Ча-ай? – с сомнением протянул Павел, снял куртку и вздрогнул, прогоняя остатки промозглости февральской московской ночи.
– Чай с коньяком?
– Умеете вы, товарищ капитан, уговаривать.
– В этом и заключается мой оперативный талант, – наставительно заметил Данилов, выходя из прихожей.
На небольшой, но стильно оформленной кухне уже – словно в столь поздний час гостей здесь ожидали – витал запах свежезаваренного чая, ароматного коньяка и чего-то ещё с оттенком корицы.
– Чёрт, ради этого стоило пару часов поторчать на морозе, – Гранин обхватил ладонями большую кружку с обжигающим чаем и блаженно зажмурился.
– То есть, зря Рогозина на премии тратится, да? Работаем за еду, – Данилов улыбнулся и поставил перед коллегой тарелку с печеньем и блюдце с лимоном. – Хочешь, ужин разогрею?
– Нет, спасибо, – Павел отрицательно помотал головой, отправляя в кружку второй ломтик лимона и щедро доливая туда же коньяк. – Поесть мы успели.
– Ну, хоть что-то, – Степан закрыл холодильник и сел напротив. – И на какой стадии ваше дело? Продвигается?
– Пока на стадии созерцания, – Гранин поморщился то ли от напоминания о работе, то ли от того, что коньяка в чае оказалось больше необходимого.
– Завтра поедем обыск проводить.
Неспешная беседа была прервана требовательным напоминанием хозяйского кота о том, что он вообще-то тоже не против подкрепиться, и наличие в доме гостя его совершенно не смущает.
– Я тебя кормил уже, – праведно возмутился Данилов.
– Холодно, – со знанием дела заметил свежеиспечённый защитник животных. – Наверное, им больше еды нужно.
– Сказал бы я, чего им нужно. А ты давай не рядись в адвокаты моему коту, даже несмотря на твоё юридическое образование.
Пока Гранин с пушистым террористом гипнотизировали друг друга, Данилов, тихо ругаясь под нос, достал корм из ящика в углу кухни и замер позади Павла. Своей выправкой капитан Гранин мог бы дать фору любому кадровому военному: строгая осанка, всегда идеально ровная спина, привычка гордо вскидывать голову, когда чем-то недоволен. Сейчас он чуть наклонился, строя коту угрожающую гримасу, и Данилов, не удержавшись, протянул вперёд руку. Хотелось то ли погладить его по голове, то ли прикоснуться к плечу, но рефлексы сработали быстрее, и ловким движением Степан выхватил из рук Гранина пачку сигарет, секунду назад извлечённую им на свет из кармана.
– У меня не курят.
Данилов наконец опомнился, насыпал корма коту, закрыл ящик и выверенным движением отправил сигареты в мусорное ведро.
– Только начатая же, – сокрушённо констатировал Гранин, вожделеющим взглядом провожая запретный плод табачной промышленности.
Данилов пожал плечами и вышел в коридор. Завтра с утра предстоит командировка в подмосковный Егорьевск. Всё, что сейчас действительно нужно – спокойный и размеренный вечер: собрать вещи, ещё раз просмотреть материалы, попросить сестру забрать утром кота, поставить будильник и успеть выспаться перед поездкой, если повезёт. Тогда что же он творит? Этого всего не надо. Это лишнее. Сейчас нужно просто взять себя в руки. Он сможет.
– Стёпа, – Гранин обнял его со спины, не подходя вплотную, но едва ощутимо касаясь лбом затылка.
А действительно ли сможет?
– Паш, – Данилов напряжённо сглотнул и стиснул зубы. – Езжай домой. Уже поздно, а тебе на смену завтра. Ко мне и так тащиться было не ближний свет.
– Нет, я не поеду, – Гранин развернул его лицом к себе и провёл пальцами по шее. – Дежурство у меня вечернее, а ты завтра уезжаешь.
– Неделя всего.
– Не «всего», а «целая неделя», – исправил он.
До чего же упрямый.
Данилов опёрся спиной о стену, обречённо глядя в невозможные Пашины глаза, и понял, что нет, не сможет. Не сегодня. Он сам притянул Гранина ближе и поцеловал, сминая в кулаке ворот его свитера.
Под любой допросной техникой Данилов не смог бы сказать, когда точно и как именно началось то, что в результате привело их к сегодняшнему вечеру.
«Какие глаза!» – помнится, восхитилась Амелина, когда Павла представляли сотрудникам ФЭС в первый раз. Кажется, самого Данилова тогда больше занимал разговор с Майским, поэтому он просто согласно кивнул на тихое замечание коллеги, не особо вдаваясь в смысл. Кто бы мог предположить, что некоторое время спустя они станут напарниками, и будет работа в паре, дружба, необъяснимые мысли, посещающие всё чаще и чаще, похищение Гранина, окончательно перевернувшее и одновременно прояснившее всё, и вот уже сам Данилов, теряя голову под взглядом этих самых глаз, будет нести такую нелепицу, что вспомнить страшно. Но что ещё страшнее вспоминать – ответную реакцию на своё полупьяное, полубезумное признание. Несколько безрассудно-порывистую, но такую затаённо-ожидаемую. Он до сих пор не мог ни толком опомниться от произошедшего, ни понять, почему всё это происходит и должно ли это вообще происходить. Некоторое время назад устои, тщательно вложенные в голову с юных лет, всё же взяли верх, и он попытался пойти на попятный, принявшись доказывать Гранину, что они совершают ошибку, но в результате не доказал этого даже самому себе.
У него никогда не было мужчин, никогда не было даже мысли о них. А вот теперь у него был Паша. Он с трудом представлял себя с ним, но и без него себя представить уже не мог. Павел же, стоически снеся все метания своего капитана, утвердился в праве называть его своим и целовать сейчас в темноте коридора.
– Идём, – Данилов отодвинулся от стены и потянул его в сторону спальни. – Шустов приедет в восемь, часов шесть у нас есть.
Гранин деланно нахмурился, что-то подсчитывая в уме, и авторитетно заявил:
– Неплохо, ещё выспаться успеешь и вещи собрать.
– Хам же ты, – засмеялся Степан, опрокинул его на кровать и навис над ним, опираясь на руки.
Паша обнял его за шею и привлёк ближе, целуя. Данилов не торопясь провёл рукой по его груди, скользнул ладонью по животу, подцепил пальцами край свитера и потянул его наверх.
Гранин зябко поёжился, лишившись элемента одежды, и не отказал себе в удовольствии запустить холодные ладони под футболку Данилова.
– Доиграешься, – угрожающе оскалился капитан.
– Да я уже, кажется, – Гранин наконец восстановил справедливость, стащив с него футболку, и удовлетворенно вздохнул, коснувшись губами плеча.
Степан обнял его, провел рукой по лицу, не прекращая целовать, и Паша прерывисто выдохнул, подаваясь ближе, заставляя поцелуи становиться всё более страстными и нетерпеливыми. Он откинулся на подушки, впиваясь ногтями в плечо Данилова, когда тот потянулся к его ремню. Распаляемый такой ответной податливостью Данилов медленно, но уверенно терял голову. Он прижался губами к соблазнительной родинке на Пашиной шее, так часто отвлекавшей его внимание на совещаниях, осторожно прикусил кожу, и услышал в ответ на свои действия несколько странную фразу, учитывая ситуацию, а именно:
– Мне кажется, что Галина Николаевна всё знает.
– Рогозина вообще по определению всё знает, работа такая, – Степан целовал его плечи, ключицы, шею, склонился к губам, опираясь на локоть, и вдруг замер, проанализировав услышанное. – Что ты имеешь в виду под «всё»?
– Именно всё, – Паша резко вернулся к деловому тону, продолжая, правда, рассеяно кончиками пальцев прочерчивать линии на спине Данилова. – Сказала мне сегодня, цитирую: «Гранин, напомнишь Данилову вечером, что в Егорьевске первым делом нужно сконцентрироваться на отработке версий с зятем убитой». Вот с чего она решила, что мы увидимся вечером? Так что я подумал…
– Ничего, – Данилов наклонился и поцеловал его. – Про задачу я понял, спасибо, а Рогозиной скажешь, что после работы меня не видел, и всё передал по телефону. Она ничего не узнает, не переживай.
– А если я не переживаю? – Гранин с горем пополам попытался приподняться на локтях, и заглянул в глаза. – Если я не хочу придумывать легенды? Нет, афишировать специально я тоже собираюсь, но если кто-то догадывается – пусть.
Данилов нахмурился и опустил взгляд. В спальне резко похолодало.
– Я не хочу отрицать и оправдываться, – продолжил Гранин, касаясь пальцами тыльной стороны его ладони и не отводя взгляда. – Наше общество зашоренное и полное предрассудков, вряд ли кто-то действительно поверит своей догадке и спросит напрямую, даже если догадается. Зачем же врать заранее?
– А если всё же спросят? – Степан серьёзно посмотрел на него и вопросительно изогнул бровь, ожидая ответа.
– Тоже не хочу врать. Иногда наступает определённое время и какие-то вещи происходят просто потому, что должны произойти. Думаешь, кто-то всерьёз осудит, если узнает? Они же как семья, понимаешь?
– Нет, Паша, – Данилов горько усмехнулся. – Понимать такие вещи в детдоме не учат.
– Чёрт, – Гранин виновато закусил губу. – Прости меня, я дурак. Забудь.
Он сам потянулся вперёд, обнял Данилова за шею, провел обеими ладонями по плечам, спине, притягивая ближе.
– Как скажешь, – Степан согласно улыбнулся, опустил его на подушки и склонился к его животу.
***
Предрассветные сумерки не спеша утверждались в своём праве. Капитан Данилов, так толком и не уснувший этой ночью, наблюдал, как небо за окном светлеет на востоке, а из сереющей темноты постепенно проступают неясные очертания. Поздний зимний рассвет еще долго не мог пробиться сквозь медленно отступающую морозную ночь. Застывшая мгла нехотя рассеивалась и вязким маревом низко плыла над зимним городом.
Задумчиво ероша волосы на чернявой макушке Гранина, который, в отличие от него самого, сладко спал, прижавшись щекой к его плечу, Степан вспоминал характеристики коллег, так сказать, не для досье: «Пашка – солнышко», – восхищалась Амелина, «Луч света в тёмном царстве!» – приводила его в пример Рогозина, «Свет в конце тоннеля», – острил Холодов. И только Данилов знал, что все определения ошибочны, потому что Гранин не имеет ничего общего со светом и светилами. Паша – тёмный омут, горький кофе, северная ночь, лакричная водка. Полночь. Страстная и жаркая, бархатная, богатая на выдумки и бесконечно манящая. И никаких тебе лучей.
И в лучших своих традициях полуночные идеи прочно поселялись в сознании, завладевали им, подчиняли его себе. Сейчас подумалось, что, возможно, Паша прав, и некоторые вещи действительно должны происходить, если так предопределено. Что будет между ними, если кто-то узнает? Но гораздо более трудный вопрос – что будет, если их отношения так и останутся тайной?
Но время любой ночи ограничено, и рассвет нового дня уже заявлял о себе. Пора было возвращаться к дневным заботам.
Осторожно высвободив руку из-под Пашиной головы, Данилов поцеловал его плечо и пояснил в ответ на вопросительное мычание:
– Паш, я в душ и собираться, Шустов приедет через час. Ты спи.
Гранин вытянул на уровень его глаз руку с поднятым вверх большим пальцем и молча перевернулся на другой бок, с головой укрывшись одеялом.
Сборы не заняли много времени, у привыкшего к командировкам оперативника всё необходимое всегда под рукой. В ванной он на мгновение замер с бритвой в руке, увидев своё отражение в зеркале: тёмные круги под глазами, следы на плечах, две яркие полосы на шее сбоку, припухшие губы. Кажется, скрыть безумную ночь не удастся. Но, с другой стороны, что тут такого? Не станет же Шустов требовать подробный отчёт и адрес предполагаемой пассии. Данилов человек свободный – имеет право. Удовлетворившись складной легендой, он покончил с водными процедурами и вышел из ванной, сразу же ощутив в коридоре запах свежесваренного кофе.
– Ну зачем ты? – спросил он, заходя на кухню.
Гранин, проигнорировав вопрос со скрытым упрёком, отвлёкся от гипнотизирования кофеварки и поставил на стол тарелку с горячими бутербродами.
– Кулинар, – похвалил Данилов.
– Брось, это всего лишь бутерброды, – отмахнулся Павел, зевая в кулак.
– Зато какие, – Степан отодвинул его от агрегата и разлил кофе по чашкам. – Сама Антонова их нахваливала, а её похвала дорогого стоит.
– Ешь давай, – Гранин довольно ухмыльнулся и отпил кофе. – Голодный оперативник – находка для шпиона.
Завтрак проходил в молчании. Паша включил телевизор, нашёл блок новостей, и принялся заранее собирать нехитрый провиант на работу.
– Тебе в дорогу сделать что-нибудь? – предложил он.
– Не надо, спасибо, тут езды-то не больше часа, а дальше разберёмся как-нибудь.
Гранин согласно кивнул и вернулся к своему занятию, а Данилов смотрел на него и со всей отчётливостью осознавал, от чего он по собственной воле пытался отказаться всё это время. Невыспавшийся, босой, в пижамных штанах в крупную синюю клетку и белой домашней футболке, с яркими свежими следами от его поцелуев поверх её ворота, с отросшей чёлкой, которую он наспех намочил водой из-под кухонного крана и зачесал наверх, чтобы не мешала, сосредоточенно, будто записывал показания со слов свидетеля, нарезающий сыр, Паша представлял собой картину домашнюю до чёртиков.
– Паш, – Степан поднялся из-за стола, подошёл ближе, отобрал нож, а затем поцеловал, прижимая его лопатками к дверце холодильника. – Мне пора уже.
– Счастливого пути, – Гранин улыбнулся и вопросительно посмотрел на него, чувствуя, как Данилов ещё сильнее сжимает его запястья, вместо того, чтобы уйти.
– Я поеду, а ты…– Данилов замялся, отвёл взгляд и продолжил после глубокого вздоха: – А ты оставайся, Паш. Насколько захочешь. Если захочешь.
Павел нервно усмехнулся, высвободил одну руку, смущённо потёр переносицу и спросил, удивлённо заломив бровь:
– Ты сейчас серьёзно, Данилов?
– Более чем. Да не смотри ты на меня так! Я тебя не в ЗАГС зову, просто возьми комплект ключей в ключнице у двери. Я живу ближе к работе, вот и всё.
– А ещё ты вчера не успел никому отдать Феликса и теперь за ним нужно кому-то присматривать? – Паша подозрительно прищурился.
– Я всегда могу экстренно отдать его соседке, она привыкла и не против, но ты прав – с тобой ему будет лучше. Так что скажешь?
Гранин ничего не ответил, с улыбкой покачал головой и привлёк к себе, отчаянно целуя, до боли сжимая пальцы на плечах. Кажется, Данилов случайно приложил его затылком о холодильник, а после – спиной о дверной косяк, когда они решили переместиться из кухни, но вряд ли сейчас это волновало кого-то из них. И надо же было звонку в дверь прервать их именно сейчас!
– Мы кого-то ждём? – спросил Гранин, запрокинув голову и тяжело дыша.
Степан оторвался от его шеи, выпростал руку из-под его футболки и взглянул на часы.
– Ждём. Шустова!
Павел чертыхнулся сквозь зубы.
– Всё, Паш, я поехал. Ты тут пока…
Данилов спешно поцеловал его напоследок, плотно прикрыл дверь на кухню и метнулся в спальню за телефоном – пять пропущенных! – не удивительно, что Шустов трезвонит в дверь. Удивительно, что он её ещё не вынес.
– Игорь! – он открыл входную дверь, одновременно натягивая куртку.
– Ну и горазд же ты спать, капитан! – Шустов прошёл в прихожую, и присвистнул, бросив на него быстрый взгляд: – Или про «спать» это я погорячился? Нет, ну я тебя понимаю, конечно, командировка длинная. Уместней спросить, спал ли ты вообще?
Игорь иронично улыбался, продолжая с интересом разглядывать коллегу. Данилов раздражённо отмахнулся от не в меру любопытного напарника, поспешно застегнул куртку и наклонился за ботинком.
– Так, значит, первым делом едем в их местный отдел и запрашиваем материалы дела, – Шустов решил не терять времени даром и сразу начал строить план оперативных мероприятий. – Потом ты опросишь…привет, Паш.
А вот последняя реплика явно предназначалась не ему. Степан даже оглядываться не стал, просто медленно опустился на одно колено, закрыл глаза и замер, вцепившись пальцами в шнуровку ботинка. Может, он сможет стать невидимым?
Он не слышал размеренной беседы коллег поверх своей головы – только оглушающее биение своего собственного сердца и обрывки фраз.
–…передашь Тихонову…
–…зять убитой…
–…возьмёшь у Холодова, отправишь нам сканы.
– Галина Николаевна сказала…
– Эй, Стёп, – Игорь потряс его за плечо. – Отсутствие нормального сна ночью – не повод компенсировать его за счёт рабочего времени. Поехали. Мы и так уже на двадцать минут задерживаемся благодаря тебе.
Данилов невпопад кивнул и наконец справился с ботинками.
– Он как вообще? Что-то выглядит странно, – забеспокоился Шустов.
– Утром нормальный был, – пожал плечами Павел.
– Поехали, – Степан рывком поднялся, так и не оглядываясь, и шагнул к двери, расстёгивая по пути только что застёгнутую крутку. Почему-то в квартире стало невыносимо душно.
– Стёпа.
– После поговорим. Пока, – Данилов буквально взашей вытолкал Шустова и сам уже почти переступил порог.
– Данилов!
Он на мгновение зажмурился, нервно сжав дверную ручку, но потом всё же повернулся. Медленно и всем корпусом.
– Сумку забыл, – Паша насмешливо улыбнулся, поднимая с пола забытую поклажу.
– Да. Спасибо.
Данилов протянул руку, но оперативные навыки Гранина были на высоте даже с утра пораньше. Он зафиксировал его запястье при передаче сумки, и притянул к себе, успев бросить Шустову перед тем, как захлопнуть дверь:
– Секунду.
– Да-да, я к лифту. Стёпа, догонишь, – послышалось из-за двери.
Степан, так и не успевший осознать всё произошедшее, молча прислонился спиной к стене.
– Возвращайся скорее, мы с Феликсом будем тебя ждать. Здесь, – Гранин взял его за руку, глядя в глаза.
Данилов отрешённо кивнул и сделал шаг к двери, но был к ней же прижат.
Паша целовал его властно и требовательно, грубо фиксируя запястья, прижимаясь всем телом, лишая возможности избежать прощания. Сказать, что Данилову на секунду не захотелось забыть о произошедшем инциденте, бросить всё и остаться – ничего не сказать. Он уже было вернул себе инициативу, но Гранин отстранился и даже сделал шаг назад.
– Иди, иначе Шустов уедет один.
Степан помотал головой, приходя в себя, и лишь махнул рукой, выходя за дверь, так ничего и не сказав.
Он едва успел проскочить между закрывающимися створками лифта. Прошедший в абсолютном молчании путь вниз, на самом деле не занявший и минуты, казалось, растянулся минимум на час. К машине шли тоже молча. В салоне Данилов сцепил руки в замок и вперил невидящий взгляд в одну точку.
– Нет, мы сегодня явно не уедем, – Шустов заглушил только что заведённый мотор служебного внедорожника, перегнулся через панель коробки передач и бросил напарнику на колени початую пачку сигарет. – На вот, держи.
Данилов какое-то время изучал этикетку, содержание смол в одной сигарете, информацию о производителе, потом машинально потянул одну, внимательно рассмотрел фильтр, вернул сигарету на место и снова закинул пачку в бардачок.
– Ну как хочешь, – пожал плечами коллега.
– Игорь, это…
– Это было не то, что я подумал? Он допоздна работал, а потом решил остаться ночевать у тебя, чтобы не ехать к себе через полгорода? И сейчас ты дал ему ключи, чтобы он кормил твоего кота? – Шустов откровенно веселился.
– Да. Нет. То есть…
– Стёпа, если бы я не умел замечать очевидного, Рогозина меня даже вахтёром бы не оставила, – он похлопал Степана по плечу и поинтересовался: – Давай уже поедем сегодня?
– И давно ты знаешь? – внезапно пришло осознание причины такого невозмутимого спокойствия коллеги.
– Узнал – сегодня, а догадался какое-то время назад.
– Всем расскажешь теперь?
– Я – нет, – Шустов отрешённо повертел в пальцах брелок от ключей и серьёзно посмотрел на Данилова. – Сам расскажешь. Кому захочешь и когда захочешь, – потом что-то вспомнил, и снова улыбнулся: – Ну, может, не совсем когда лично ты захочешь, но смысл примерно такой. Дело ваше, как захотите, так и поступите. Но твой капитан уже всё решил, понимаешь…капитан?
Степан честно отрицательно помотал головой.
– Ладно, разберёшься со временем, какие ваши годы.
Тяжёлый ответный вздох заглушил звук входящего сообщения. Данилов достал телефон, разблокировал экран, бегло прочитал текст, хмыкнул и спросил, отправляя короткий ответ:
– Поехали?
Но Шустов лишь продолжал вопросительно смотреть на него. Тогда Данилов набрал в лёгкие побольше воздуха и под бдительным присмотром коллеги сделал первый пробный шаг:
– Гранин желает нам хорошего пути.
– Вот видишь, ничего сложного в этом нет, – Шустов одобрительно кивнул и улыбнулся, вновь заводя мотор. – А теперь поехали, Стёпа. Нам работать пора.
@темы: @фикрайтерское, @поэтическое, @литературное
суббота, 21 января 2017
Люби Есенина в себе!
Люби Есенина в себе!
понедельник, 02 января 2017
Люби Есенина в себе!
Пейринг: Степан Данилов/Павел Гранин
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Hurt/comfort
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 6 страниц, 1 часть
Описание:
"Ты помнишь, как всё начиналось? Всё было впервые и вновь."
Посвящение:
Прекрасному автору прекрасного арта, источнику моего вдохновения и виртуальному подорожнику, который срастил полтора года разрозненных размышлений в связный рассказ
miraradak.deviantart.com/art/Your-Soldier-65365...
Спасибо, from the bottom of my heart!
Публикация на других ресурсах:
В прошлом фанфике по этому фандому я же предупреждала про больное воображение?))) Оно вам таки надо? Но если всё же надо, то милости прошу, только ссыль пришлите.
Примечания автора:
В новый год со старым любимым фандомом. Желаю сериалу ещё не одну сотню замечательных серий!
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
le texte – Ваня, где?! – Данилов оступился на битом кирпиче, не сдержался и выругался.
– Не ругайся, Данилов, вы у цели. В последний раз его телефон пеленговался в твоей соте. Через пару минут скажу точнее, когда сигнал резервного маячка засечём.
– Мы два дня вокруг этой цели ходим, Ваня, – Степан медленно, но верно зверел. – А теперь ещё день будем маячки засекать?
– Радиус метров двести-триста. Сигнал слабый. Возможно, подвал или какое-то помещение с толстыми стенами. Осмотрись. Удачи вам, – Тихонов бросил трубку, мудро решив не лезть под горячую капитанскую руку.
– Спасибо, – поблагодарил Данилов, уже засовывая телефон в карман куртки.
Он удобней перехватил пистолет и обвёл взглядом замерших полукругом СОБРовцев.
– Осматриваем постройки, подсобные помещения, временные строения, вагончики и всё, у чего есть стены. Я – в подвал, двое со мной. Работаем.
Командир спецназначенцев коротко кивнул и принялся запутанной азбукой жестов объяснять подчинённым план действий.
Данилов глубоко вздохнул и аккуратно, чтобы нога не поехала на крошиве из кирпича, арматуры, обломков дерева и прочего строительного мусора, ступил вглубь подвала, спиной ощущая собранное напряжение двух бойцов специального отряда позади себя.
На эту заброшенную стройку в Подмосковье их привело расследование текущего дела, которым занималась родная контора, вернее окончание расследования. А если быть ещё точнее – тот, кто должен был это расследование успешно завершить. И было бы просто замечательно, если бы при завершении этот «кто-то» руководствовался должностной инструкцией, а не олимпийским девизом «быстрее, выше, сильнее!». Ну кто просил организовывать эту авантюру с якобы передачей денег информатору, и самостоятельно мчаться в ночь на эти руины. Несколько лет работы в ФЭС, а до него до сих пор не дошло, что здесь не Чечня, тут не всегда можно в лобовую? Эх, Гранин... И вот уже пошли вторые сутки, как этот доморощенный комиссар Каттани не выходил на связь. Именно поэтому вся королевская конница и вся королевская рать, в лице Данилова и бойцов СОБРа, прочёсывали это захолустье вдоль и поперёк. Хорошо, что резервный маячок хоть прихватить догадался. Надо попросить Тихонова насильно вшить один из таких ему под кожу, если вернутся.
Когда вернутся.
– Связь не ловит, мать её, – Данилов сдержался, чтобы не выразиться ещё яснее, и убрал телефон.
Хотя, на что он рассчитывал, когда доставал его? Что вот сейчас-то Гранин всё же возьмёт трубку и скажет: «Знаешь, я тут запарился два дня подряд банду обезвреживать и бандитов паковать. Эй, вы там! Мне кто-то поможет наверх сумку с деньгами и оружием тащить или всё одному горбатиться?».
Его номер всё равно оставался вне зоны действия сети, даже если бы здесь ловила связь, но попытаться хотелось.
– Основательно они тут засели, – он только что не присвистнул от удивления, когда тёмные извилистые коридоры подвала внезапно вывели их в довольно просторное, освещённое одинокой электрической лампочкой помещение. Тут даже угадывались некоторые элементы мебели, в виде самодельного стола, собранного из покрышек и фанерного листа, и парочки пустых пивных ящиков, которые выполняли роль стульев. Эта обстановка вкупе с остатками нехитрого обеда на столе наводили на одну мысль – помещение было вполне себе обитаемым.
– Товарищ капитан, подозрительное движение в боковом коридоре, – подал голос один из бойцов.
– Проверить. Вызвать подмогу при обнаружении, – распорядился капитан и, тяжело сглотнув, двинулся вперёд в гордом одиночестве.
Ещё никогда желание капитана Данилова самолично придушить напарника не было так сильно. Ну, Гранин, только найдись!
Вероятно, лимит неприятностей наконец исчерпался, потому что Гранин нашёлся в следующей же комнате, если это помещение можно было так назвать.
– Паша! – Данилов бросился вперёд. – Живой?
– Относительно, – ответом стал хрип, сменившийся натужным кашлем.
– Тише, молчи. Всё хорошо. Сейчас я... – Степан пытался одновременно убрать пистолет в кобуру, удержать фонарик подбородком и плохо слушающимися пальцами достать из кармана ключи от наручников.
Он так и замер с этими ключами, когда увидел улыбку на разбитых в кровь губах напарника, которую тот даже не пытался скрывать. Он улыбается? Проторчав избитым и пристёгнутым к трубе почти два дня в этом сыром подвале? Вся ФЭС с ног сбилась, у Рогозиной телефон красный из-за переговоров, Тихонов за трое суток умудрился поспать от силы часа два, а он теперь улыбается?
– Знаешь, Гранин, кто ты? – спросил Данилов, наконец справившись с эмоциями и наручниками. – Ты…
Но обличительную речь капитана прервали выстрелы в отдалении. Подхватив под руки Павла, нетвёрдо стоявшего на ногах, он вместе с ним рухнул на колени прямо в кирпично-бетонное крошево.
– Там двое, – разговоры ещё нелегко давались самоуверенному пленнику. – Охраняли меня.
– Там СОБР, – пояснил Данилов, прижимая голову напарника к своему плечу. – Вряд ли тебя ещё есть кому охранять.
Выхватив другой рукой пистолет из кобуры, он вскинул его, беря проход на прицел. Противореча своим словам, Степан замер, ожидая начала боя в любой момент.
– Ну вы, конечно…
– Помолчи!
Данилов весь превратился в слух, не надеясь хоть что-то разглядеть в этом мраке – фонарик сиротливо валялся поодаль – рвано дышал и инстинктивно пытался прикрыть раненого коллегу плечом и поднятой рукой, с зажатым в ней оружием.
Издалека донеслось:
– Минус один. Чисто!
– Один ранен. Всё. У меня тоже чисто.
Степан всё же выругался и опустил пистолет.
– Наши.
Они с Граниным так и стояли на коленях друг напротив друга. И вглядываясь в полутьме в чумазое, украшенное кровоподтёками лицо напарника, который отчаянно старался свести брови и изобразить виноватую гримасу, Данилов совершенно точно осознавал, что несся бы вперёд как сумасшедший, не останавливаясь ни на минуту, пока поиски не закончились бы именно так. Казалось, что он вдохнул два дня назад, когда позвонила Рогозина, а выдохнуть получилось только сейчас.
– Куда тебя понесло одного? Здесь тебе не Чечня.
– В Чечне было страшнее.
– Чтоб тебя… – Данилов не стал подбирать эпитеты, и прямым текстом высказал, что думает о самонадеянных оперативниках. На секунду запнулся, переводя дыхание, посмотрел в спокойные чёрные глаза напротив и вместе с боевым запалом растерял все обвинительные реплики. Он удручённо покачал головой и порывисто обнял Гранина, прижимая его к себе уже двумя руками.
– Дурак.
Ответом ему стал мучительный стон сквозь зубы и подозрительные булькающие звуки в районе плеча.
– Паша. Паш, ты как?
Он отстранил напарника от себя и чуть наклонился, заглядывая в лицо.
– Нормально. Сейчас сам пойду, – прохрипел Гранин, тяжело заваливаясь на бок.
– Встать сможешь? Давай-ка выбираться отсюда.
Данилов сделал попытку подняться, но замер, повинуясь останавливающей судорожной хватке Гранина на своём предплечье.
– Сейчас, – Паша хмурился, осоловело моргал и зачем-то набирал с избытком воздуха в лёгкие. – Если отключусь по пути, то…спасибо тебе. И не отдавайте меня Селиванову.
Степан не смог сдержать вымученной улыбки, и снова обнял непутёвого коллегу, стараясь найти максимально удобное положение для поддержки, и при этом причинить раненому минимальную боль.
– Товарищ капитан!
– А вот и наши ребята подоспели, – Данилов на мгновение прижался носом к чернявой макушке и отозвался: – Сержант, здесь! Ну-ка, Паш, раз, два – встали!
Он всё-таки отключился в машине, привалившись к плечу Данилова, который всю дорогу чутко отслеживал его пульс и частоту дыхания под дистанционным контролем Антоновой по телефону, поэтому почётная роль водителя досталась одному из СОБРовцев.
Данилов ещё не до конца привёл в норму собственные пульс и дыхание, но уже чувствовал, как соскальзывает с плеч давивший несколько дней камень. Паша тяжело, хрипло и с присвистом, дышал на его плече, но дышал, и в непосредственной близости, что было немаловажно для обретения спокойствия. У него были ледяные руки, но их можно было держать в своих ладонях, контролируя его пульс, и ощущать, как нормализируется собственный. Из-за разговоров в подвале из его разбитой губы снова сочилась кровь, но ведь так бывает только у живых. Значит, всё остальное теряло степень важности.
Какой же всё-таки самоуверенный придурок этот Гранин.
Гранин. Павел. Паша.
Он попал в ФЭС по протекции Майского, вместе с которым они прошли чеченскую войну. Профессионал, владеет боевыми искусствами, имеет опыт работы под прикрытием. Наблюдателен, обладает феноменальной памятью. Владеет всеми видами оружия. Что там ещё значилось в личном деле Павла Анатольевича? Кажется, там было что-то про «требуется жесткий дисциплинарный контроль». В реальной жизни же этот почти пример для подражания оказался компанейским парнем, с хорошим чувством юмора, не без доли здорового цинизма, любимцем женской части коллектива, прекрасным коллегой, грамотным оперативником и надёжным напарником. О последнем качестве Степан узнал меньше года назад, когда их определили в постоянную связку. С ним было легко и просто работать, можно было без сомнений положиться в любой ситуации. В нужные моменты он моментально забывал про веселье и шутки, становясь по-солдатски сдержанным и собранным, готовым реагировать на любые изменения в ситуации в любую секунду. Но приписку про дисциплинарный контроль в деле сделали не зря. Первое время Данилов честно старался контролировать, но потом решил махнуть рукой и не мешать напарнику проявлять самостоятельность, тем более, что оба они были в одинаковом звании. И вот сегодня, как результат, они пожинают плоды нехватки этого самого контроля.
Сам Степан, пройдя школу милиции и школу жизни, поработав участковым, искренне считал себя более рассудительным и ответственным. Именно этим своим качествам он был благодарен за то, что когда-то Круглов утвердил его перевод из районного ОВД в ФЭС. Он и в мыслях не допускал возможности высыпать на рабочий стол Рогозиной коробку презервативов, демонстрируя итоги следственного эксперимента, на полном серьёзе предложить ей забрать домой вещдоковскую крысу или без зазрения совести снабдить всю службу даровым шашлыком, а вот энтузиазма Гранина на это хватало. Им было непросто сработаться, но так или иначе, бывший боевой офицер и бывший участковый стали работать в паре.
Павел был отличным напарником все эти месяцы, пока незаметно не перешёл в какой-то другой статус. Данилов честно пытался понять, в какой именно, но так и не преуспел в этом. Из напарников они стали хорошими друзьями: иногда ходили вместе выпить или на футбол, однажды Гранин даже вытащил коллегу на соревнования по спортивному ориентированию – после чего зарёкся это делать повторно, – изредка оставались друг у друга ночевать, если не было сил тащиться в свой конец города. В общем, его отношения с Пашей были практически такими же, как с тем же Майским, Лисицыным или Шустовым, вот только Данилов что-то не припоминал, чтобы о Майском, Лисицыне или Шустове он думал так часто и много. Непроизвольно, не специально, просто так получалось. Но так и не надумав ничего конкретного, он решил не заострять своё внимание на странном факте и спокойно жить дальше, продолжать работать с Граниным, порой посещая вместе с ним питейные заведения.
«Уж не влюбился ли ты часом?» – весело заметила на новогоднем корпоративе проницательная и уже слегка нетрезвая Власова. – «Хватит глазеть, Стёпка. Действуй!»
В ответ на его ошарашенный взгляд, Рита только пожала плечами и долила ему виски в стакан:
«Я же вижу, как ты на неё смотришь. Если ничего не предпримешь, её у тебя Тихонов уведёт».
«На кого…смотрю?» – недоумённо уточнил Данилов.
«На Оксану. На кого же ещё? И не отнекивайся даже».
Она качнула головой, указывая на центр комнаты, поднялась и ушла, хлопнув его по плечу.
Степан с отставанием в несколько секунд завороженно покивал ушедшей коллеге, повернулся и только сейчас посмотрел на Амелину. Она танцевала с Павлом.
И даже этот эпизод он проигнорировал, решив не нарушать спокойное течение жизни домыслами Власовой. Она ошиблась, и вовсе он не был влюблён…в Амелину, по крайней мере.
Но последние дни в хлам разметали всё напускное спокойствие в отношении Гранина.
Начиная с сегодняшнего утра Данилов успел прочувствовать, как может быть без него, и совершенно чётко осознал, что он без него уже не сможет.
И сам он дурак, если и сейчас не понимает, что всё это значит.
Капитан Данилов дураком себя не считал.
***
Торжественная встреча в ФЭС была организована по высшему разряду. Ковровую дорожку, наверняка, просто не успели погладить, только поэтому её не наблюдалось в пределах видимости.
От Валиного нашатыря Гранин живо обрёл возможность реагировать на происходящее и мыслить почти ясно. О чём можно было судить из его истовых обещаний пройти любые процедуры, только бы она не отправила его к Борису. Получив клятвенное заверение в личном участии Антоновой в его судьбе, он безропотно дал себя увести в её владения.
Предоставленный себе Данилов наконец получил возможность умыться и выпить кофе.
– Стёпа, тебя Рогозина вызывает, – нарушила буфетную идиллию Амелина. – Ты как?
– Спасибо, Ксюш, уже иду.
Галина Николаевна тоже выглядела уставшей, как и все в ФЭС в последние дни, но спокойной и расслабленной, ввиду полученных обнадёживающих вестей от Вали из морга, какой бы странной ни казалась эта фраза. Пересказом подробностей Рогозина мучить не стала, ограничившись общим отчётом по проведённой операции. Попросила за завтрашний день составить письменный рапорт и по причине позднего времени отпустила домой.
Данилов поблагодарил начальницу и искренне обрадовался перспективе, но проходя мимо вотчины Антоновой, пройти совсем уж мимо не смог.
Он толкнул дверь и остановился на пороге, наблюдая безмятежную картину:
Валя, ловко бинтуя запястья, ласково ворковала над разомлевшим, приведенным в порядок Граниным, который сидел каталке под стенкой, прикрыв глаза и умиротворённо улыбаясь. Что делало честь его силе духа, потому что поводов для веселья было маловато: грудь, бока и руки – сейчас не скрытые рубашкой, ввиду проводимых процедур – то там, то тут были покрыты гематомами и ссадинами, повсюду виднелись куски пластыря, фиксатор на правом плече, перебинтованные запястья.
– Всё, я закончила. До завтра не мочить, плечо не напрягать. Завтра покажешься. Проходи, Стёпа, – последнее Антонова адресовала уже Данилову.
Гранин попытался сесть ровнее, болезненно скривившись при этом.
– Валюш, ты волшебница. Дай я тебя поцелую.
Валя склонила голову к плечу и взъерошила ему волосы.
– Не я тебя два дня по всему городу искала и из подвала вытаскивала, не меня целуй.
Повисшее неловкое молчание было настолько явным, будто знак паузы, нарисованный на нотном стане.
– Я пойду обрадую Галину Николаевну, – первой отмерла Антонова. –Вернусь через пятнадцать минут, и вас здесь быть уже не должно. Ясно?
– Так точно! – залихватски козырнул левой рукой Гранин.
– К пустой голове не прикладывают. Хотя, она у тебя и так… – махнула рукой Валя и уже взялась за ручку двери, но остановилась, на секунду замявшись:
– Стёпа, я подозреваю у него подвывих плеча. Аккуратней, пожалуйста.
Данилов ещё не успел осмыслить сказанное, как их добрый патологоанатом уже скрылась за дверью.
Степан вопросительно посмотрел ей вслед и повернулся к напарнику:
– Ты как?
– Как дурак, – усмехнулся Гранин и вновь облокотился на стену, задев затылком выключатель. Кромешная тьма не наступила только благодаря подсветке холодильников с реагентами и вытяжных шкафов, а также включённому негатоскопу и монитору. Погружённый в синеватый полумрак морг – зрелище не для слабонервных.
Данилов подошёл ближе, почти вплотную к каталке, на которой сидел Гранин, чтобы лучше видеть его в темноте.
– Дурак, как он есть. Посмотри на себя теперь. Это ты ещё легко отделался.
– Ничего, на войне было страшнее, – повторился Павел.
– Потому что там были ваххабиты? – улыбнулся Степан.
– Потому что там тебя не было, и никто вот так за мной не приходил, – совершенно серьёзно ответил Гранин, и желание веселиться сразу пропало.
Данилов разом вспомнил всё: размышления последних месяцев, звонок Рогозиной позавчера ночью, эмоции последних двух дней, чувства, которые испытал в том подвале, убедившись, что напарник жив. Кажется, нервное напряжение до конца отпустило только сейчас. Парадокс, но только увидев Пашу здесь, в умелых руках Валентины, он в полной мере осознал, что всё закончилось.
Степан шагнул ещё ближе, упираясь бедром в край каталки. Дальше идти некуда. Он невесомо провёл пальцами по шершавой ткани бинтов на руках Гранина, и поднял взгляд, всматриваясь в беспроглядно чёрные глаза. Была не была, если Рогозиной придётся выписывать больничные, то пусть сразу оптом. Ещё секунда, чтобы одуматься, ещё один вздох, чтобы понять, что думать уже слишком поздно, и он склонился, целуя разбитые Пашины губы. А вот про выдох вспомнить уже недосуг, потому что Паша справился с первым шоком практически моментально, и сразу же ответил.
Данилов коснулся его здорового плеча, Гранин довольно хмыкнул и сам углубил поцелуй. И всё, что находилось вокруг, как-то сразу потерялось и пропало в совершенно новых чувствах и ощущениях. Ровно до тех пор, пока жестокая реальность не вернула их обратно весьма негуманным способом. Степан всё же задел какую-то особо болезненную ссадину, и Паша отстранился, шипя и морщась, прижимая тыльную сторону ладони к губам.
– Прости, – Данилов сам не был уверен, за что именно он извинялся. – Ты не свернёшь мне челюсть и не сломаешь нос? Почему?
– И ты ещё меня дураком называл? Потому что, – Паша просто пожал плечами, страдальчески улыбнулся и коснулся пальцами эмблемы ФЭС на форменном свитере Данилова.
Степан осторожно прижал к своей груди его повреждённые запястья и снова поцеловал, на этот раз аккуратно и легко. «Потому что»? Наверное, сейчас это был самый исчерпывающий ответ, который действительно всё объяснял.
– Зачем ты туда полез? – снова вспомнил он, когда дотронувшись до обнажённой спины Гранина, который всё ещё не надел рубашку, наткнулся пальцами на полоску пластыря. – Знаешь, что тут было? Если я тебе сейчас голову оторву, Галина Николаевна меня оправдает.
– Не оправдает. Статья сто пятая Уголовного кодекса Российской Федерации. Умышленное причинение смерти другому человеку. От шести до пятнадцати лет.
– Ну мы юрфаков-то не заканчивали. У нас всё по-простому, от души
Гранин рассмеялся, положил ладонь здоровой руки ему на поясницу и подался ближе, снова втягивая в поцелуй.
Где-то вдалеке притихшего на вечер офиса хлопнула дверь.
– Пошли отсюда, – прошептал Данилов, прижимаясь губами к его виску. – Отвезу тебя домой.
– Отвези, – согласился Паша. – И знаешь…вряд ли я и завтра смогу сесть за руль. Заедешь утром?
– Ты завтра на работу собрался? Галина Николаевна разве, тебе отгул не дала?
– Дала, и не один, – подтвердил Гранин и вымучено поморщился, медленно и неряшливо натягивая рубашку поверх фиксатора на плече. – Но дело-то ещё не закончено. Родина ждать не может.
Данилов согласно кивнул и придержал перед ним дверь. Родина ждать не может, а вот он подождёт. Всё ещё впереди.
Кажется, время на их стороне.
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Hurt/comfort
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 6 страниц, 1 часть
Описание:
"Ты помнишь, как всё начиналось? Всё было впервые и вновь."
Посвящение:
Прекрасному автору прекрасного арта, источнику моего вдохновения и виртуальному подорожнику, который срастил полтора года разрозненных размышлений в связный рассказ
miraradak.deviantart.com/art/Your-Soldier-65365...
Спасибо, from the bottom of my heart!
Публикация на других ресурсах:
В прошлом фанфике по этому фандому я же предупреждала про больное воображение?))) Оно вам таки надо? Но если всё же надо, то милости прошу, только ссыль пришлите.
Примечания автора:
В новый год со старым любимым фандомом. Желаю сериалу ещё не одну сотню замечательных серий!
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны. Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
le texte – Ваня, где?! – Данилов оступился на битом кирпиче, не сдержался и выругался.
– Не ругайся, Данилов, вы у цели. В последний раз его телефон пеленговался в твоей соте. Через пару минут скажу точнее, когда сигнал резервного маячка засечём.
– Мы два дня вокруг этой цели ходим, Ваня, – Степан медленно, но верно зверел. – А теперь ещё день будем маячки засекать?
– Радиус метров двести-триста. Сигнал слабый. Возможно, подвал или какое-то помещение с толстыми стенами. Осмотрись. Удачи вам, – Тихонов бросил трубку, мудро решив не лезть под горячую капитанскую руку.
– Спасибо, – поблагодарил Данилов, уже засовывая телефон в карман куртки.
Он удобней перехватил пистолет и обвёл взглядом замерших полукругом СОБРовцев.
– Осматриваем постройки, подсобные помещения, временные строения, вагончики и всё, у чего есть стены. Я – в подвал, двое со мной. Работаем.
Командир спецназначенцев коротко кивнул и принялся запутанной азбукой жестов объяснять подчинённым план действий.
Данилов глубоко вздохнул и аккуратно, чтобы нога не поехала на крошиве из кирпича, арматуры, обломков дерева и прочего строительного мусора, ступил вглубь подвала, спиной ощущая собранное напряжение двух бойцов специального отряда позади себя.
На эту заброшенную стройку в Подмосковье их привело расследование текущего дела, которым занималась родная контора, вернее окончание расследования. А если быть ещё точнее – тот, кто должен был это расследование успешно завершить. И было бы просто замечательно, если бы при завершении этот «кто-то» руководствовался должностной инструкцией, а не олимпийским девизом «быстрее, выше, сильнее!». Ну кто просил организовывать эту авантюру с якобы передачей денег информатору, и самостоятельно мчаться в ночь на эти руины. Несколько лет работы в ФЭС, а до него до сих пор не дошло, что здесь не Чечня, тут не всегда можно в лобовую? Эх, Гранин... И вот уже пошли вторые сутки, как этот доморощенный комиссар Каттани не выходил на связь. Именно поэтому вся королевская конница и вся королевская рать, в лице Данилова и бойцов СОБРа, прочёсывали это захолустье вдоль и поперёк. Хорошо, что резервный маячок хоть прихватить догадался. Надо попросить Тихонова насильно вшить один из таких ему под кожу, если вернутся.
Когда вернутся.
– Связь не ловит, мать её, – Данилов сдержался, чтобы не выразиться ещё яснее, и убрал телефон.
Хотя, на что он рассчитывал, когда доставал его? Что вот сейчас-то Гранин всё же возьмёт трубку и скажет: «Знаешь, я тут запарился два дня подряд банду обезвреживать и бандитов паковать. Эй, вы там! Мне кто-то поможет наверх сумку с деньгами и оружием тащить или всё одному горбатиться?».
Его номер всё равно оставался вне зоны действия сети, даже если бы здесь ловила связь, но попытаться хотелось.
– Основательно они тут засели, – он только что не присвистнул от удивления, когда тёмные извилистые коридоры подвала внезапно вывели их в довольно просторное, освещённое одинокой электрической лампочкой помещение. Тут даже угадывались некоторые элементы мебели, в виде самодельного стола, собранного из покрышек и фанерного листа, и парочки пустых пивных ящиков, которые выполняли роль стульев. Эта обстановка вкупе с остатками нехитрого обеда на столе наводили на одну мысль – помещение было вполне себе обитаемым.
– Товарищ капитан, подозрительное движение в боковом коридоре, – подал голос один из бойцов.
– Проверить. Вызвать подмогу при обнаружении, – распорядился капитан и, тяжело сглотнув, двинулся вперёд в гордом одиночестве.
Ещё никогда желание капитана Данилова самолично придушить напарника не было так сильно. Ну, Гранин, только найдись!
Вероятно, лимит неприятностей наконец исчерпался, потому что Гранин нашёлся в следующей же комнате, если это помещение можно было так назвать.
– Паша! – Данилов бросился вперёд. – Живой?
– Относительно, – ответом стал хрип, сменившийся натужным кашлем.
– Тише, молчи. Всё хорошо. Сейчас я... – Степан пытался одновременно убрать пистолет в кобуру, удержать фонарик подбородком и плохо слушающимися пальцами достать из кармана ключи от наручников.
Он так и замер с этими ключами, когда увидел улыбку на разбитых в кровь губах напарника, которую тот даже не пытался скрывать. Он улыбается? Проторчав избитым и пристёгнутым к трубе почти два дня в этом сыром подвале? Вся ФЭС с ног сбилась, у Рогозиной телефон красный из-за переговоров, Тихонов за трое суток умудрился поспать от силы часа два, а он теперь улыбается?
– Знаешь, Гранин, кто ты? – спросил Данилов, наконец справившись с эмоциями и наручниками. – Ты…
Но обличительную речь капитана прервали выстрелы в отдалении. Подхватив под руки Павла, нетвёрдо стоявшего на ногах, он вместе с ним рухнул на колени прямо в кирпично-бетонное крошево.
– Там двое, – разговоры ещё нелегко давались самоуверенному пленнику. – Охраняли меня.
– Там СОБР, – пояснил Данилов, прижимая голову напарника к своему плечу. – Вряд ли тебя ещё есть кому охранять.
Выхватив другой рукой пистолет из кобуры, он вскинул его, беря проход на прицел. Противореча своим словам, Степан замер, ожидая начала боя в любой момент.
– Ну вы, конечно…
– Помолчи!
Данилов весь превратился в слух, не надеясь хоть что-то разглядеть в этом мраке – фонарик сиротливо валялся поодаль – рвано дышал и инстинктивно пытался прикрыть раненого коллегу плечом и поднятой рукой, с зажатым в ней оружием.
Издалека донеслось:
– Минус один. Чисто!
– Один ранен. Всё. У меня тоже чисто.
Степан всё же выругался и опустил пистолет.
– Наши.
Они с Граниным так и стояли на коленях друг напротив друга. И вглядываясь в полутьме в чумазое, украшенное кровоподтёками лицо напарника, который отчаянно старался свести брови и изобразить виноватую гримасу, Данилов совершенно точно осознавал, что несся бы вперёд как сумасшедший, не останавливаясь ни на минуту, пока поиски не закончились бы именно так. Казалось, что он вдохнул два дня назад, когда позвонила Рогозина, а выдохнуть получилось только сейчас.
– Куда тебя понесло одного? Здесь тебе не Чечня.
– В Чечне было страшнее.
– Чтоб тебя… – Данилов не стал подбирать эпитеты, и прямым текстом высказал, что думает о самонадеянных оперативниках. На секунду запнулся, переводя дыхание, посмотрел в спокойные чёрные глаза напротив и вместе с боевым запалом растерял все обвинительные реплики. Он удручённо покачал головой и порывисто обнял Гранина, прижимая его к себе уже двумя руками.
– Дурак.
Ответом ему стал мучительный стон сквозь зубы и подозрительные булькающие звуки в районе плеча.
– Паша. Паш, ты как?
Он отстранил напарника от себя и чуть наклонился, заглядывая в лицо.
– Нормально. Сейчас сам пойду, – прохрипел Гранин, тяжело заваливаясь на бок.
– Встать сможешь? Давай-ка выбираться отсюда.
Данилов сделал попытку подняться, но замер, повинуясь останавливающей судорожной хватке Гранина на своём предплечье.
– Сейчас, – Паша хмурился, осоловело моргал и зачем-то набирал с избытком воздуха в лёгкие. – Если отключусь по пути, то…спасибо тебе. И не отдавайте меня Селиванову.
Степан не смог сдержать вымученной улыбки, и снова обнял непутёвого коллегу, стараясь найти максимально удобное положение для поддержки, и при этом причинить раненому минимальную боль.
– Товарищ капитан!
– А вот и наши ребята подоспели, – Данилов на мгновение прижался носом к чернявой макушке и отозвался: – Сержант, здесь! Ну-ка, Паш, раз, два – встали!
Он всё-таки отключился в машине, привалившись к плечу Данилова, который всю дорогу чутко отслеживал его пульс и частоту дыхания под дистанционным контролем Антоновой по телефону, поэтому почётная роль водителя досталась одному из СОБРовцев.
Данилов ещё не до конца привёл в норму собственные пульс и дыхание, но уже чувствовал, как соскальзывает с плеч давивший несколько дней камень. Паша тяжело, хрипло и с присвистом, дышал на его плече, но дышал, и в непосредственной близости, что было немаловажно для обретения спокойствия. У него были ледяные руки, но их можно было держать в своих ладонях, контролируя его пульс, и ощущать, как нормализируется собственный. Из-за разговоров в подвале из его разбитой губы снова сочилась кровь, но ведь так бывает только у живых. Значит, всё остальное теряло степень важности.
Какой же всё-таки самоуверенный придурок этот Гранин.
Гранин. Павел. Паша.
Он попал в ФЭС по протекции Майского, вместе с которым они прошли чеченскую войну. Профессионал, владеет боевыми искусствами, имеет опыт работы под прикрытием. Наблюдателен, обладает феноменальной памятью. Владеет всеми видами оружия. Что там ещё значилось в личном деле Павла Анатольевича? Кажется, там было что-то про «требуется жесткий дисциплинарный контроль». В реальной жизни же этот почти пример для подражания оказался компанейским парнем, с хорошим чувством юмора, не без доли здорового цинизма, любимцем женской части коллектива, прекрасным коллегой, грамотным оперативником и надёжным напарником. О последнем качестве Степан узнал меньше года назад, когда их определили в постоянную связку. С ним было легко и просто работать, можно было без сомнений положиться в любой ситуации. В нужные моменты он моментально забывал про веселье и шутки, становясь по-солдатски сдержанным и собранным, готовым реагировать на любые изменения в ситуации в любую секунду. Но приписку про дисциплинарный контроль в деле сделали не зря. Первое время Данилов честно старался контролировать, но потом решил махнуть рукой и не мешать напарнику проявлять самостоятельность, тем более, что оба они были в одинаковом звании. И вот сегодня, как результат, они пожинают плоды нехватки этого самого контроля.
Сам Степан, пройдя школу милиции и школу жизни, поработав участковым, искренне считал себя более рассудительным и ответственным. Именно этим своим качествам он был благодарен за то, что когда-то Круглов утвердил его перевод из районного ОВД в ФЭС. Он и в мыслях не допускал возможности высыпать на рабочий стол Рогозиной коробку презервативов, демонстрируя итоги следственного эксперимента, на полном серьёзе предложить ей забрать домой вещдоковскую крысу или без зазрения совести снабдить всю службу даровым шашлыком, а вот энтузиазма Гранина на это хватало. Им было непросто сработаться, но так или иначе, бывший боевой офицер и бывший участковый стали работать в паре.
Павел был отличным напарником все эти месяцы, пока незаметно не перешёл в какой-то другой статус. Данилов честно пытался понять, в какой именно, но так и не преуспел в этом. Из напарников они стали хорошими друзьями: иногда ходили вместе выпить или на футбол, однажды Гранин даже вытащил коллегу на соревнования по спортивному ориентированию – после чего зарёкся это делать повторно, – изредка оставались друг у друга ночевать, если не было сил тащиться в свой конец города. В общем, его отношения с Пашей были практически такими же, как с тем же Майским, Лисицыным или Шустовым, вот только Данилов что-то не припоминал, чтобы о Майском, Лисицыне или Шустове он думал так часто и много. Непроизвольно, не специально, просто так получалось. Но так и не надумав ничего конкретного, он решил не заострять своё внимание на странном факте и спокойно жить дальше, продолжать работать с Граниным, порой посещая вместе с ним питейные заведения.
«Уж не влюбился ли ты часом?» – весело заметила на новогоднем корпоративе проницательная и уже слегка нетрезвая Власова. – «Хватит глазеть, Стёпка. Действуй!»
В ответ на его ошарашенный взгляд, Рита только пожала плечами и долила ему виски в стакан:
«Я же вижу, как ты на неё смотришь. Если ничего не предпримешь, её у тебя Тихонов уведёт».
«На кого…смотрю?» – недоумённо уточнил Данилов.
«На Оксану. На кого же ещё? И не отнекивайся даже».
Она качнула головой, указывая на центр комнаты, поднялась и ушла, хлопнув его по плечу.
Степан с отставанием в несколько секунд завороженно покивал ушедшей коллеге, повернулся и только сейчас посмотрел на Амелину. Она танцевала с Павлом.
И даже этот эпизод он проигнорировал, решив не нарушать спокойное течение жизни домыслами Власовой. Она ошиблась, и вовсе он не был влюблён…в Амелину, по крайней мере.
Но последние дни в хлам разметали всё напускное спокойствие в отношении Гранина.
Начиная с сегодняшнего утра Данилов успел прочувствовать, как может быть без него, и совершенно чётко осознал, что он без него уже не сможет.
И сам он дурак, если и сейчас не понимает, что всё это значит.
Капитан Данилов дураком себя не считал.
***
Торжественная встреча в ФЭС была организована по высшему разряду. Ковровую дорожку, наверняка, просто не успели погладить, только поэтому её не наблюдалось в пределах видимости.
От Валиного нашатыря Гранин живо обрёл возможность реагировать на происходящее и мыслить почти ясно. О чём можно было судить из его истовых обещаний пройти любые процедуры, только бы она не отправила его к Борису. Получив клятвенное заверение в личном участии Антоновой в его судьбе, он безропотно дал себя увести в её владения.
Предоставленный себе Данилов наконец получил возможность умыться и выпить кофе.
– Стёпа, тебя Рогозина вызывает, – нарушила буфетную идиллию Амелина. – Ты как?
– Спасибо, Ксюш, уже иду.
Галина Николаевна тоже выглядела уставшей, как и все в ФЭС в последние дни, но спокойной и расслабленной, ввиду полученных обнадёживающих вестей от Вали из морга, какой бы странной ни казалась эта фраза. Пересказом подробностей Рогозина мучить не стала, ограничившись общим отчётом по проведённой операции. Попросила за завтрашний день составить письменный рапорт и по причине позднего времени отпустила домой.
Данилов поблагодарил начальницу и искренне обрадовался перспективе, но проходя мимо вотчины Антоновой, пройти совсем уж мимо не смог.
Он толкнул дверь и остановился на пороге, наблюдая безмятежную картину:
Валя, ловко бинтуя запястья, ласково ворковала над разомлевшим, приведенным в порядок Граниным, который сидел каталке под стенкой, прикрыв глаза и умиротворённо улыбаясь. Что делало честь его силе духа, потому что поводов для веселья было маловато: грудь, бока и руки – сейчас не скрытые рубашкой, ввиду проводимых процедур – то там, то тут были покрыты гематомами и ссадинами, повсюду виднелись куски пластыря, фиксатор на правом плече, перебинтованные запястья.
– Всё, я закончила. До завтра не мочить, плечо не напрягать. Завтра покажешься. Проходи, Стёпа, – последнее Антонова адресовала уже Данилову.
Гранин попытался сесть ровнее, болезненно скривившись при этом.
– Валюш, ты волшебница. Дай я тебя поцелую.
Валя склонила голову к плечу и взъерошила ему волосы.
– Не я тебя два дня по всему городу искала и из подвала вытаскивала, не меня целуй.
Повисшее неловкое молчание было настолько явным, будто знак паузы, нарисованный на нотном стане.
– Я пойду обрадую Галину Николаевну, – первой отмерла Антонова. –Вернусь через пятнадцать минут, и вас здесь быть уже не должно. Ясно?
– Так точно! – залихватски козырнул левой рукой Гранин.
– К пустой голове не прикладывают. Хотя, она у тебя и так… – махнула рукой Валя и уже взялась за ручку двери, но остановилась, на секунду замявшись:
– Стёпа, я подозреваю у него подвывих плеча. Аккуратней, пожалуйста.
Данилов ещё не успел осмыслить сказанное, как их добрый патологоанатом уже скрылась за дверью.
Степан вопросительно посмотрел ей вслед и повернулся к напарнику:
– Ты как?
– Как дурак, – усмехнулся Гранин и вновь облокотился на стену, задев затылком выключатель. Кромешная тьма не наступила только благодаря подсветке холодильников с реагентами и вытяжных шкафов, а также включённому негатоскопу и монитору. Погружённый в синеватый полумрак морг – зрелище не для слабонервных.
Данилов подошёл ближе, почти вплотную к каталке, на которой сидел Гранин, чтобы лучше видеть его в темноте.
– Дурак, как он есть. Посмотри на себя теперь. Это ты ещё легко отделался.
– Ничего, на войне было страшнее, – повторился Павел.
– Потому что там были ваххабиты? – улыбнулся Степан.
– Потому что там тебя не было, и никто вот так за мной не приходил, – совершенно серьёзно ответил Гранин, и желание веселиться сразу пропало.
Данилов разом вспомнил всё: размышления последних месяцев, звонок Рогозиной позавчера ночью, эмоции последних двух дней, чувства, которые испытал в том подвале, убедившись, что напарник жив. Кажется, нервное напряжение до конца отпустило только сейчас. Парадокс, но только увидев Пашу здесь, в умелых руках Валентины, он в полной мере осознал, что всё закончилось.
Степан шагнул ещё ближе, упираясь бедром в край каталки. Дальше идти некуда. Он невесомо провёл пальцами по шершавой ткани бинтов на руках Гранина, и поднял взгляд, всматриваясь в беспроглядно чёрные глаза. Была не была, если Рогозиной придётся выписывать больничные, то пусть сразу оптом. Ещё секунда, чтобы одуматься, ещё один вздох, чтобы понять, что думать уже слишком поздно, и он склонился, целуя разбитые Пашины губы. А вот про выдох вспомнить уже недосуг, потому что Паша справился с первым шоком практически моментально, и сразу же ответил.
Данилов коснулся его здорового плеча, Гранин довольно хмыкнул и сам углубил поцелуй. И всё, что находилось вокруг, как-то сразу потерялось и пропало в совершенно новых чувствах и ощущениях. Ровно до тех пор, пока жестокая реальность не вернула их обратно весьма негуманным способом. Степан всё же задел какую-то особо болезненную ссадину, и Паша отстранился, шипя и морщась, прижимая тыльную сторону ладони к губам.
– Прости, – Данилов сам не был уверен, за что именно он извинялся. – Ты не свернёшь мне челюсть и не сломаешь нос? Почему?
– И ты ещё меня дураком называл? Потому что, – Паша просто пожал плечами, страдальчески улыбнулся и коснулся пальцами эмблемы ФЭС на форменном свитере Данилова.
Степан осторожно прижал к своей груди его повреждённые запястья и снова поцеловал, на этот раз аккуратно и легко. «Потому что»? Наверное, сейчас это был самый исчерпывающий ответ, который действительно всё объяснял.
– Зачем ты туда полез? – снова вспомнил он, когда дотронувшись до обнажённой спины Гранина, который всё ещё не надел рубашку, наткнулся пальцами на полоску пластыря. – Знаешь, что тут было? Если я тебе сейчас голову оторву, Галина Николаевна меня оправдает.
– Не оправдает. Статья сто пятая Уголовного кодекса Российской Федерации. Умышленное причинение смерти другому человеку. От шести до пятнадцати лет.
– Ну мы юрфаков-то не заканчивали. У нас всё по-простому, от души
Гранин рассмеялся, положил ладонь здоровой руки ему на поясницу и подался ближе, снова втягивая в поцелуй.
Где-то вдалеке притихшего на вечер офиса хлопнула дверь.
– Пошли отсюда, – прошептал Данилов, прижимаясь губами к его виску. – Отвезу тебя домой.
– Отвези, – согласился Паша. – И знаешь…вряд ли я и завтра смогу сесть за руль. Заедешь утром?
– Ты завтра на работу собрался? Галина Николаевна разве, тебе отгул не дала?
– Дала, и не один, – подтвердил Гранин и вымучено поморщился, медленно и неряшливо натягивая рубашку поверх фиксатора на плече. – Но дело-то ещё не закончено. Родина ждать не может.
Данилов согласно кивнул и придержал перед ним дверь. Родина ждать не может, а вот он подождёт. Всё ещё впереди.
Кажется, время на их стороне.
@темы: @фикрайтерское
Люби Есенина в себе!
le texte Resolution Глава департамента магического правопорядка Персиваль Грейвз первый раз за весь последний год спал без малейшего намёка на кошмары, и проснулся сам, а не от ужасных видений, преследовавших его в последнее время. Хотя, всё-таки не сам, а от того, что кто-то невесомо очерчивал его шрамы. Он, не открывая глаз, перехватил пальцы, касающиеся его груди, и поднёс их к губам, целуя.
– Ещё очень рано, почему ты не спишь?
– Я привык рано вставать. И ещё….
– Что?
– И ещё приснился дурной сон.
Грейвз недовольно хмыкнул и перевернулся на бок.
– Дурной сон. Но ты так измотал за ночь своего мракоборца, что он даже не проснулся, чтобы отогнать его, да?
– Чем я…– Криденс непонимающе замялся, но сразу же смутился, понимая. – О.
– Да, вот именно. О, – Персиваль привлёк его ближе к себе, и Криденс послушно положил голову ему на плечо, вернув ладонь на грудь.
– Мистер Грейвз, у вас…
Персиваль прищурился, резко подался вперёд, сгребая парня в объятья, и прошептал, касаясь губами уха:
– Ещё раз назовёшь меня «мистер Грейвз», и мы прямо сейчас займёмся любовью. Я не посмотрю, что ещё даже не рассвело, а позади у нас была изматывающая ночь, потому что меня это крайне заводит, знаешь ли.
– У… тебя, – с усилием исправился Криденс, зажмурившись.
– Уже лучше, – Грейвз поцеловал его в нос, и выпустил из почти профессионального захвата, позволяя снова улечься головой на плечо.
– У тебя так много шрамов.
– Не больше, чем преступников, которых я отправил отбывать наказание.
Криденс задержал палец на звёздчатой отметине на правом плече мракоборца.
– Осколком задело, – ответил Грейвз, предвосхищая вопрос.
– Взорвался магический котёл? – мальчишка попытался улыбнуться.
– Нет, снаряд.
– Магический снаряд? – Криденс округлил глаза.
– Обычный снаряд. Война, – просто пояснил Грейвз.
– Ты воевал?
– Все воевали, – мракоборец невесело вздохнул и уткнулся в макушку парня, перебирая его волосы. – Поспим ещё?
– Мне не хочется, но вы…ты, конечно…
– Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь?
– Очень хочу, – смущённо прошептал Криденс.
– Тогда слушай. В первый год моей стажировки в Конгрессе я руководил поимкой контрабандистов, превращавших воду в огневиски и нелегально продававших его не-магам…
Персиваль, легко поглаживая его плечо, рассказал об этом, и о том, как они устраивали облавы на притоны гоблинов, и о том, как выезжал на поимку тролля, и о том, как попал в больницу после первой встречи с банши, как боггарт превращался в его непосредственную начальницу, пока не услышал размеренное дыхание, уснувшего на его плече Криденса.
Он заботливо натянул одеяло повыше, крепче обнял его, и тоже до рассвета погрузился в тёплый уютный сон, наполненный волшебными образами.
Еpilogue
*Спустя год после описываемых событий*
Персиваль Грейвз закрыл за собой входную дверь, и устало прислонился к ней затылком, закрывая глаза. Что за напасть? После Рождества и недели не прошло, а магический криминальный мир как с цепи сорвался. Раньше в праздничные дни работы было не в пример меньше.
Он небрежно повесил пальто на вешалку, и прошёл в гостиную, на ходу стягивая мантию. Но смертельно уставший мракоборец - всё равно мракоборец, поэтому, краем глаза заметив подозрительное движение на столике у окна, он мгновенно натянул мантию обратно и выхватил палочку из рабочей кобуры, инстинктивно принимая боевую стойку.
Представшая перед ним картина не подходила ни под одну известную инструкцию, а Персиваль Грейвз досконально знал все инструкции, часть из них он сам же и составлял. Но сейчас он поражённо замер, глядя на то, как некто приделал ноги портрету его бабушки, стоявшему в позолоченной ажурной рамке на том самом столике под окном. Вернее, даже не ноги, а лапки. Точно, охровые кожистые лапки, торчавшие снизу портрета, и целенаправленно перемещавшие его к краю стола.
– Так, а ну-ка, иди сюда. Акцио!
Портрет крайне возмущённой таким отношением бабушки взмыл в воздух вместе с обладателем лапок. Им оказалось отчаянно барахтающееся существо, покрытое чёрным мехом, пытающееся в воздухе поймать и водворить обратно в набрюшную сумку разные высыпавшиеся мелочи: монеты, пряжки, несколько неопознанных колец, запонки. Три серебряных вилки?
– Нюхлер! – потрясённо изрёк Грейвз, глядя в поблёскивавшие глаза зверька.
Нюхлер спорить не стал, зависнув в воздухе, лишь прижал передними лапками к брюшку серебряный портсигар, явно не принадлежавший хозяину дома.
– Курить вредно, – предостерёг мракоборец, и стал подниматься по лестнице, поманив палочкой воришку за собой. – Пойдём выясним, откуда ты взялся.
Из гостиной на втором этаже доносились голоса и ещё какие-то невнятные звуки.
– …и тогда я хватаю его за хвост, но он изворачивается, и достаёт меня лапой – а ты видишь их когти – я ещё палочку не успел выхватить, как тут…добрый вечер, мистер Грейвз! Разрешите представиться – Ньют Скамандер.
Молодой человек, которого раньше Грейвз видел только на колдографиях из личного дела, выпрямился, отпустил диванную подушку, которая, видимо, изображала одного из героев его рассказа, одёрнул рубашку, и протянул руку.
– Добрый вечер, мистер Скамандер. Не могу сказать, что крайне рад нашему знакомству, – посетовал Персиваль, отвечая на рукопожатие.
– Ньют рассказывал о том, как ловил дикого жмыра в Уэльсе. С возвращением, – вклинился в беседу Криденс, и приветливо помахал рукой с дивана, почёсывая за ухом упомянутого жмыра.
– О, ну что вы, мистер Грейвз? – решил вызвать доверие Скамандер. - В этот раз всё легально, уверяю. Все зарегистрированы. Со мной только несколько лукотрусов, одна шишуга, штук пять окками, один жмыр, уже прирученный, один фестрал, а ещё…
– А ещё он, – закончил за него Грейвз, взмахом палочки заставляя ожидающего за дверью нюхлера переместиться в комнату.
Перемещаться тому было несколько неудобно, поскольку тяжёлый серебряный подсвечник, прихваченный где-то по пути, значительно утяжелял тушку зверька.
– Ты опять за своё? – сокрушённо всплеснул руками Ньют. – Простите, мистер Грейвз, он всё отдаст, у них природа такая.
– Держите его природу подальше от моих вещей, будьте так любезны.
Персиваль снял сдерживающие чары, и нюхлер спланировал на пол, предварительно выпустив подсвечник, но ничтоже сумняшеся метнулся обратно к обидчику, проворно вскарабкался по брючине, и юркнул под полу мантии.
– Кажется, вы ему нравитесь, – прыснул Скамандер.
– Польщён, весьма польщён, – Грейвз принялся остервенело вытряхивать воспылавшего необъяснимой любовью нюхлера из своей мантии.
Нюхлер вытряхнулся, но за моральный ущерб предпочёл взять компенсацию в виде карманных часов и значка аврора. Нажитое непосильным трудом он тут же – в опасной близости от ботинка хозяина своего скарба – принялся увлечённо запихивать в свою сумку.
– Прекрати немедленно! Акцио часы и значок.
Ньют нахмурился, взмахнул палочкой, подхватил призванные вещи и протянул их законному владельцу.
– Простите, он больше не причинит беспокойства.
Нюхлер для профилактики был встряхнут и водворён обратно в неизменный чемодан своего хозяина.
– У вашей зверушки, мистер Скамандер, явно выраженные криминальные наклонности, советую обратить внимание, – Грейвз бросил значок с часами на журнальный столик и сел в кресло. – Чем обязаны вашему визиту?
– Ньют привёз экземпляр своей книги, – за зоолога ответил Криденс, продемонстрировав подарок.
– «Фантастические звери и места их обитания», – прочёл Персиваль на обложке.
– Из первого тиража. Я обещал Порпентине, то есть, мисс Голдштейн, привезти книгу, так что…- Ньют как-то странно избегал прямого визуального контакта. – Подумал, что Криденсу тоже будет интересно.
– Спасибо, мистер Скамандер, – поблагодарил Грейвз, бегло пролистывая издание. – Судя по всему, книга вышла занятной. Поздравляю с её выходом.
– Благодарю, мистер Грейвз, – Скамандер застенчиво склонил голову.
– Может, останетесь на ужин?
– Нет, мистер Грейвз, – Ньют вдруг засуетился. – Меня ждут, мне пора идти. Благодарю за приглашение.
– Заходите как-нибудь, если ещё пробудете в Нью-Йорке какое-то время, – предложил Грейвз, наблюдая, как Скамандер отцепляет от Криденса разомлевшего жмыра, полностью вкусившего прелестей домашней жизни и забывшего свои дикие валлийские привычки, и помещает его в чемодан.
– Где вы остановились? – спросил Персиваль, провожая гостя.
– У Ти…у мисс Голдштейн. Она была столько любезна, что пригласила меня к себе.
– Что ж, замечательно. Я бы мог предложить вам остаться у нас, для собственного же спокойствия, но опасаюсь за сохранность своего столового серебра, учитывая склонности некоторых ваших…
– Вы напрасно стараетесь казаться таким строгим и неприветливым, мистер Грейвз, – перебил Ньют, беря его за локоть. – То, что вы сделали для Криденса... – он подбирал слова, поэтому замер в нескольких шагах от двери. – Я не видел его больше года, и признаюсь, я удивлён переменам, произошедшими с ним. Благодаря вам он стал волшебником, обрёл дом и семью. Возможно, он даже выжил благодаря вам. Благодаря своей любви к вам, и вашей – к нему. Вы хороший человек, мистер Грейвз.
Персиваль, не ожидавший задушевных бесед со Скамандером посреди прихожей, устало потёр лоб, и прислонился спиной к косяку, заложив руки в карманы брюк. Он чертовски вымотался сегодня, и у него правда не было сил подбирать верную линию поведения, поэтому он выбрал самую простую – откровенность.
– Неизвестно, мистер Скамандер, кто кому помог больше. В плену у Гриндевальда я сомневался, что выживу, после плена я сомневался, что когда-нибудь до конца оправлюсь от его последствий. Но появился Криденс, я стал заботиться о нём, и совсем забыл жалеть себя. Это меня и спасло. Я перестал видеть кошмары, мистер Скамандер, я перестал выхватывать палочку, видя собственную тень на стене, я перестал нервно вздрагивать, открывая газету по утрам. В этом его заслуга. Не знаю, чем бы закончилась эта история для меня, если бы не наша встреча. Кому нужен мракоборец, который не в себе? – невесело усмехнулся Грейвз. – Я бесконечно благодарен ему. Мы по-своему квиты.
Ньют, кажется, впервые посмотрел прямо в глаза и довольно улыбнулся.
– Мистер Грейвз, я рад нашему знакомству. Настоящему знакомству, с вами настоящим.
– Взаимно, – Персиваль открыл дверь и вышел на порог вместе с гостем. – Но, мистер Скамандер, должен вас предупредить, если ваши неконтролируемые звери вновь заполонят улицы Нью-Йорка, я вынужден буду привлечь вас к ответственности.
– Я буду пристально следить за ними. До свидания, – пообещал Ньют, ещё раз тепло улыбнулся и трансгрессировал с нижней ступеньки лестницы.
Персиваль вернулся в дом и, наконец, скинул надоевшую рабочую мантию, оставив её на спинке стула в гостиной. Поднимаясь по лестнице, он продолжал прислушиваться, не копошится ли где-то оставленный без присмотра нюхлер.
Криденса он обнаружил по-прежнему сидящим с ногами на диване, увлечённо изучающего книгу Скамандера.
– Представляешь, грифоны…
Но Грейвз не интересовался грифонами, он зашёл за диван и обнял Криденса со спины, уткнувшись носом ему в затылок.
Криденс отложил книгу и постарался задрать голову, но захват мракоборца не позволял, тогда он просто погладил его по предплечьям, взял одну ладонь в свои руки, и поцеловал запястье.
– Прости, что пригласил его, не спросив тебя, но я так обрадовался, увидев его.
– Ты не должен спрашивать меня, когда приглашаешь друзей, – мягко напомнил Персиваль, целуя его в шею.
– А ещё я подарил нюхлеру твои старые запонки. Они тебе всё равно никогда не нравились, а он выглядел таким несчастным, – оправдывался Криденс, наклонив голову в сторону, и подставляясь под поцелуи.
– Надеюсь, что ты хотя бы не переписал особняк на взрывопотама, - засмеялся Грейвз, касаясь ладонью его груди.
За последний год Криденс очень сильно изменился. Теперь этого парня вряд ли можно было принять за мальчика: он привык не вжимать голову в плечи, перестал сутулиться, благодаря чему будто прибавил в росте, отучился пересыпать свою речь благодарностями по поводу и без, перестал подсознательно опасаться гнева матери, и оглядываться на её учения во всех жизненных вопросах, научился называть Грейвза «Персиваль» и пользоваться волшебной палочкой.
Заметно отросшие за год волосы он теперь зачёсывал назад, невольно копируя причёску самого Грейвза, с тем лишь отличием, что у него не было и намёка на седину.
– Я не переписывал, – веселье передалось и Криденсу. – Но не уверен, что лукотрусы не вскрыли твой сейф и не сделали всё сами.
– Мерлинова борода, Скамандер специально подбирает своих зверей так, чтобы вместе они составляли вполне себе организованную преступную группировку? Тебе определённо нужно быть осмотрительнее в выборе друзей.
– Не то, чтобы мне было из кого выбирать. Я живу с Главой департамента магического правопорядка, что, знаешь ли, не добавляет мне популярности, – Криденс развернулся, встал коленями на диван, опираясь на спинку, и обнял своего Главу департамента магического правопорядка. – Но я не жалуюсь. Быть непопулярным парнем в школе чародейства, и изгоем, вынужденным скрывать свою сущность, в том мире, где я жил раньше – разные вещи.
– Лже-ец, – протянул Персиваль, счастливо вздыхая, и прикрыл глаза, обнимая крепче. – Последние четыре месяца ты живёшь не со мной, а в Ильверморни.
– И это самый-самый большой минус моего обучения, – пожаловался Криденс, медленно снял запонки с рубашки Грейвза, пробрался пальцами под манжету, поглаживая запястье. – Ньют приглашает нас к себе в Лондон.
– Тебе не кажется, что за последний год мы с заметным постоянством, и от разных людей, получаем приглашения посетить Англию? Быть может, стоит воспользоваться хоть одним?
Грейвз взял Криденса за руку, целуя его ладонь, и довольно ухмыльнулся, касаясь губами кольца на его пальце, которое сам же и подарил несколько дней назад.
«Портключ», – походя пояснил он тогда, подливая в бокалы шампанское, краем глаза глядя на Криденса, который ошалело разглядывал свой рождественский подарок – изящный, выполненный на заказ, перстень с чёрным топазом. – «Массачусетс не самый безопасный штат, а до трансгрессии тебе ещё как до Дурмстранга пешком. Мне так будет спокойнее, когда ты вернёшься на учёбу».
Только после пришла мысль, что это могло быть не лучшей идеей, но Криденс с тех пор ни разу не снял перстень, а значит, он не прогадал с выбором.
Персиваль было потянулся ближе, через мешающуюся спинку дивана, всё ещё стоящую между ними, но Криденс внезапно перехватил его руку, сжимая в своих ладонях, отчаянно покраснел, и решился:
– Я… люблю тебя, Персиваль Грейвз, – сказал он серьёзно. – Раньше я думал, что…– он всё-таки отвёл взгляд, – что это произошло ещё до нашей встречи, но теперь понимаю, что действительно полюбил только настоящего тебя. Всё это совсем новое для меня. Я никого никогда не любил, потому что мне было просто некого, и меня никто не любил. Поэтому, чтобы понять, что я на самом деле чувствую к тебе, мне понадобилось слишком много времени.
Персиваль Грейвз, надежда мракоборцев Америки, замер, будто поражённый Оглушающим заклятием, не в силах даже кивнуть. Для него это не было совсем уж откровением, он об этом догадывался – что бы там Фричер не думал о его способностях к легилименции – и сам он неоднократно говорил о своих чувствах, но в этих случаях Криденс обычно смущался и краснел, в лучшем случае кивал или бормотал что-то наподобие «я тоже». Грейвз уже перестал надеяться услышать когда-нибудь связное признание, и теперь просто не представлял, как реагировать.
Криденс несмело улыбнулся, перегнулся-таки через злосчастную спинку, и осторожно поцеловал в уголок губ.
И Персиваль наконец-то отмер, сгребая своего смельчака в охапку, без разбора целуя губы, веки, скулы, кончик носа.
– Я тоже люблю тебя, – прошептал он, усилием воли заставляя голос не дрожать. – Я даже не представлял, что это возможно, а сейчас я не устаю благодарить Мерлина за встречу с тобой. Я тебя люблю, и никому не отдам, даже Ильверморни.
– Не то чтобы кто-то собирался с тобой соперничать, кроме Ильверморни, конечно, – Криденс рассмеялся и уткнулся носом в висок Персивалю, обнимая за плечи.
Он первый отстранился через некоторое время, и молча потянул Грейвза за собой. До спальни всё те же сорок секунд, или двадцать ступеней, или сто пятьдесят ударов сердца, и всё то же волнение от первых откровенных прикосновений. Пускай Криденс за этот год стал уверенней, научился высказывать своё мнение и проявлять инициативу, но он всё так же робеет, когда Персиваль склоняется над ним, по привычке внимательным взглядом подмечая все оттенки настроения, перед тем, как поцеловать.
***
Причудливая смесь из ароматов жимолости, корицы и яблок, насквозь пропитавшая дом в эти дни, становится виновницей возникающего и прочно укореняющегося ощущения праздника и счастья для двух людей в этой спальне – вдыхающих её полной грудью, в силу учащённого дыхания –, для сестер Голдштейн, в дом которых нотки этого аромата приносит на себе Ньют, и лично для Тины, которая на вечерней прогулке прижимается носом к шарфу обнимающего её Скамандера, и не может скрыть счастливой улыбки, и, несомненно, для нюхлера, предпочетшего забрать этот праздничный запах на более полезных вещах в виде серебряных запонок, заколки для галстука, бесхозной цепочки для часов и инкрустированного позолотой писчего пера гостеприимного хозяина дома.
– Ещё очень рано, почему ты не спишь?
– Я привык рано вставать. И ещё….
– Что?
– И ещё приснился дурной сон.
Грейвз недовольно хмыкнул и перевернулся на бок.
– Дурной сон. Но ты так измотал за ночь своего мракоборца, что он даже не проснулся, чтобы отогнать его, да?
– Чем я…– Криденс непонимающе замялся, но сразу же смутился, понимая. – О.
– Да, вот именно. О, – Персиваль привлёк его ближе к себе, и Криденс послушно положил голову ему на плечо, вернув ладонь на грудь.
– Мистер Грейвз, у вас…
Персиваль прищурился, резко подался вперёд, сгребая парня в объятья, и прошептал, касаясь губами уха:
– Ещё раз назовёшь меня «мистер Грейвз», и мы прямо сейчас займёмся любовью. Я не посмотрю, что ещё даже не рассвело, а позади у нас была изматывающая ночь, потому что меня это крайне заводит, знаешь ли.
– У… тебя, – с усилием исправился Криденс, зажмурившись.
– Уже лучше, – Грейвз поцеловал его в нос, и выпустил из почти профессионального захвата, позволяя снова улечься головой на плечо.
– У тебя так много шрамов.
– Не больше, чем преступников, которых я отправил отбывать наказание.
Криденс задержал палец на звёздчатой отметине на правом плече мракоборца.
– Осколком задело, – ответил Грейвз, предвосхищая вопрос.
– Взорвался магический котёл? – мальчишка попытался улыбнуться.
– Нет, снаряд.
– Магический снаряд? – Криденс округлил глаза.
– Обычный снаряд. Война, – просто пояснил Грейвз.
– Ты воевал?
– Все воевали, – мракоборец невесело вздохнул и уткнулся в макушку парня, перебирая его волосы. – Поспим ещё?
– Мне не хочется, но вы…ты, конечно…
– Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь?
– Очень хочу, – смущённо прошептал Криденс.
– Тогда слушай. В первый год моей стажировки в Конгрессе я руководил поимкой контрабандистов, превращавших воду в огневиски и нелегально продававших его не-магам…
Персиваль, легко поглаживая его плечо, рассказал об этом, и о том, как они устраивали облавы на притоны гоблинов, и о том, как выезжал на поимку тролля, и о том, как попал в больницу после первой встречи с банши, как боггарт превращался в его непосредственную начальницу, пока не услышал размеренное дыхание, уснувшего на его плече Криденса.
Он заботливо натянул одеяло повыше, крепче обнял его, и тоже до рассвета погрузился в тёплый уютный сон, наполненный волшебными образами.
Еpilogue
*Спустя год после описываемых событий*
Персиваль Грейвз закрыл за собой входную дверь, и устало прислонился к ней затылком, закрывая глаза. Что за напасть? После Рождества и недели не прошло, а магический криминальный мир как с цепи сорвался. Раньше в праздничные дни работы было не в пример меньше.
Он небрежно повесил пальто на вешалку, и прошёл в гостиную, на ходу стягивая мантию. Но смертельно уставший мракоборец - всё равно мракоборец, поэтому, краем глаза заметив подозрительное движение на столике у окна, он мгновенно натянул мантию обратно и выхватил палочку из рабочей кобуры, инстинктивно принимая боевую стойку.
Представшая перед ним картина не подходила ни под одну известную инструкцию, а Персиваль Грейвз досконально знал все инструкции, часть из них он сам же и составлял. Но сейчас он поражённо замер, глядя на то, как некто приделал ноги портрету его бабушки, стоявшему в позолоченной ажурной рамке на том самом столике под окном. Вернее, даже не ноги, а лапки. Точно, охровые кожистые лапки, торчавшие снизу портрета, и целенаправленно перемещавшие его к краю стола.
– Так, а ну-ка, иди сюда. Акцио!
Портрет крайне возмущённой таким отношением бабушки взмыл в воздух вместе с обладателем лапок. Им оказалось отчаянно барахтающееся существо, покрытое чёрным мехом, пытающееся в воздухе поймать и водворить обратно в набрюшную сумку разные высыпавшиеся мелочи: монеты, пряжки, несколько неопознанных колец, запонки. Три серебряных вилки?
– Нюхлер! – потрясённо изрёк Грейвз, глядя в поблёскивавшие глаза зверька.
Нюхлер спорить не стал, зависнув в воздухе, лишь прижал передними лапками к брюшку серебряный портсигар, явно не принадлежавший хозяину дома.
– Курить вредно, – предостерёг мракоборец, и стал подниматься по лестнице, поманив палочкой воришку за собой. – Пойдём выясним, откуда ты взялся.
Из гостиной на втором этаже доносились голоса и ещё какие-то невнятные звуки.
– …и тогда я хватаю его за хвост, но он изворачивается, и достаёт меня лапой – а ты видишь их когти – я ещё палочку не успел выхватить, как тут…добрый вечер, мистер Грейвз! Разрешите представиться – Ньют Скамандер.
Молодой человек, которого раньше Грейвз видел только на колдографиях из личного дела, выпрямился, отпустил диванную подушку, которая, видимо, изображала одного из героев его рассказа, одёрнул рубашку, и протянул руку.
– Добрый вечер, мистер Скамандер. Не могу сказать, что крайне рад нашему знакомству, – посетовал Персиваль, отвечая на рукопожатие.
– Ньют рассказывал о том, как ловил дикого жмыра в Уэльсе. С возвращением, – вклинился в беседу Криденс, и приветливо помахал рукой с дивана, почёсывая за ухом упомянутого жмыра.
– О, ну что вы, мистер Грейвз? – решил вызвать доверие Скамандер. - В этот раз всё легально, уверяю. Все зарегистрированы. Со мной только несколько лукотрусов, одна шишуга, штук пять окками, один жмыр, уже прирученный, один фестрал, а ещё…
– А ещё он, – закончил за него Грейвз, взмахом палочки заставляя ожидающего за дверью нюхлера переместиться в комнату.
Перемещаться тому было несколько неудобно, поскольку тяжёлый серебряный подсвечник, прихваченный где-то по пути, значительно утяжелял тушку зверька.
– Ты опять за своё? – сокрушённо всплеснул руками Ньют. – Простите, мистер Грейвз, он всё отдаст, у них природа такая.
– Держите его природу подальше от моих вещей, будьте так любезны.
Персиваль снял сдерживающие чары, и нюхлер спланировал на пол, предварительно выпустив подсвечник, но ничтоже сумняшеся метнулся обратно к обидчику, проворно вскарабкался по брючине, и юркнул под полу мантии.
– Кажется, вы ему нравитесь, – прыснул Скамандер.
– Польщён, весьма польщён, – Грейвз принялся остервенело вытряхивать воспылавшего необъяснимой любовью нюхлера из своей мантии.
Нюхлер вытряхнулся, но за моральный ущерб предпочёл взять компенсацию в виде карманных часов и значка аврора. Нажитое непосильным трудом он тут же – в опасной близости от ботинка хозяина своего скарба – принялся увлечённо запихивать в свою сумку.
– Прекрати немедленно! Акцио часы и значок.
Ньют нахмурился, взмахнул палочкой, подхватил призванные вещи и протянул их законному владельцу.
– Простите, он больше не причинит беспокойства.
Нюхлер для профилактики был встряхнут и водворён обратно в неизменный чемодан своего хозяина.
– У вашей зверушки, мистер Скамандер, явно выраженные криминальные наклонности, советую обратить внимание, – Грейвз бросил значок с часами на журнальный столик и сел в кресло. – Чем обязаны вашему визиту?
– Ньют привёз экземпляр своей книги, – за зоолога ответил Криденс, продемонстрировав подарок.
– «Фантастические звери и места их обитания», – прочёл Персиваль на обложке.
– Из первого тиража. Я обещал Порпентине, то есть, мисс Голдштейн, привезти книгу, так что…- Ньют как-то странно избегал прямого визуального контакта. – Подумал, что Криденсу тоже будет интересно.
– Спасибо, мистер Скамандер, – поблагодарил Грейвз, бегло пролистывая издание. – Судя по всему, книга вышла занятной. Поздравляю с её выходом.
– Благодарю, мистер Грейвз, – Скамандер застенчиво склонил голову.
– Может, останетесь на ужин?
– Нет, мистер Грейвз, – Ньют вдруг засуетился. – Меня ждут, мне пора идти. Благодарю за приглашение.
– Заходите как-нибудь, если ещё пробудете в Нью-Йорке какое-то время, – предложил Грейвз, наблюдая, как Скамандер отцепляет от Криденса разомлевшего жмыра, полностью вкусившего прелестей домашней жизни и забывшего свои дикие валлийские привычки, и помещает его в чемодан.
– Где вы остановились? – спросил Персиваль, провожая гостя.
– У Ти…у мисс Голдштейн. Она была столько любезна, что пригласила меня к себе.
– Что ж, замечательно. Я бы мог предложить вам остаться у нас, для собственного же спокойствия, но опасаюсь за сохранность своего столового серебра, учитывая склонности некоторых ваших…
– Вы напрасно стараетесь казаться таким строгим и неприветливым, мистер Грейвз, – перебил Ньют, беря его за локоть. – То, что вы сделали для Криденса... – он подбирал слова, поэтому замер в нескольких шагах от двери. – Я не видел его больше года, и признаюсь, я удивлён переменам, произошедшими с ним. Благодаря вам он стал волшебником, обрёл дом и семью. Возможно, он даже выжил благодаря вам. Благодаря своей любви к вам, и вашей – к нему. Вы хороший человек, мистер Грейвз.
Персиваль, не ожидавший задушевных бесед со Скамандером посреди прихожей, устало потёр лоб, и прислонился спиной к косяку, заложив руки в карманы брюк. Он чертовски вымотался сегодня, и у него правда не было сил подбирать верную линию поведения, поэтому он выбрал самую простую – откровенность.
– Неизвестно, мистер Скамандер, кто кому помог больше. В плену у Гриндевальда я сомневался, что выживу, после плена я сомневался, что когда-нибудь до конца оправлюсь от его последствий. Но появился Криденс, я стал заботиться о нём, и совсем забыл жалеть себя. Это меня и спасло. Я перестал видеть кошмары, мистер Скамандер, я перестал выхватывать палочку, видя собственную тень на стене, я перестал нервно вздрагивать, открывая газету по утрам. В этом его заслуга. Не знаю, чем бы закончилась эта история для меня, если бы не наша встреча. Кому нужен мракоборец, который не в себе? – невесело усмехнулся Грейвз. – Я бесконечно благодарен ему. Мы по-своему квиты.
Ньют, кажется, впервые посмотрел прямо в глаза и довольно улыбнулся.
– Мистер Грейвз, я рад нашему знакомству. Настоящему знакомству, с вами настоящим.
– Взаимно, – Персиваль открыл дверь и вышел на порог вместе с гостем. – Но, мистер Скамандер, должен вас предупредить, если ваши неконтролируемые звери вновь заполонят улицы Нью-Йорка, я вынужден буду привлечь вас к ответственности.
– Я буду пристально следить за ними. До свидания, – пообещал Ньют, ещё раз тепло улыбнулся и трансгрессировал с нижней ступеньки лестницы.
Персиваль вернулся в дом и, наконец, скинул надоевшую рабочую мантию, оставив её на спинке стула в гостиной. Поднимаясь по лестнице, он продолжал прислушиваться, не копошится ли где-то оставленный без присмотра нюхлер.
Криденса он обнаружил по-прежнему сидящим с ногами на диване, увлечённо изучающего книгу Скамандера.
– Представляешь, грифоны…
Но Грейвз не интересовался грифонами, он зашёл за диван и обнял Криденса со спины, уткнувшись носом ему в затылок.
Криденс отложил книгу и постарался задрать голову, но захват мракоборца не позволял, тогда он просто погладил его по предплечьям, взял одну ладонь в свои руки, и поцеловал запястье.
– Прости, что пригласил его, не спросив тебя, но я так обрадовался, увидев его.
– Ты не должен спрашивать меня, когда приглашаешь друзей, – мягко напомнил Персиваль, целуя его в шею.
– А ещё я подарил нюхлеру твои старые запонки. Они тебе всё равно никогда не нравились, а он выглядел таким несчастным, – оправдывался Криденс, наклонив голову в сторону, и подставляясь под поцелуи.
– Надеюсь, что ты хотя бы не переписал особняк на взрывопотама, - засмеялся Грейвз, касаясь ладонью его груди.
За последний год Криденс очень сильно изменился. Теперь этого парня вряд ли можно было принять за мальчика: он привык не вжимать голову в плечи, перестал сутулиться, благодаря чему будто прибавил в росте, отучился пересыпать свою речь благодарностями по поводу и без, перестал подсознательно опасаться гнева матери, и оглядываться на её учения во всех жизненных вопросах, научился называть Грейвза «Персиваль» и пользоваться волшебной палочкой.
Заметно отросшие за год волосы он теперь зачёсывал назад, невольно копируя причёску самого Грейвза, с тем лишь отличием, что у него не было и намёка на седину.
– Я не переписывал, – веселье передалось и Криденсу. – Но не уверен, что лукотрусы не вскрыли твой сейф и не сделали всё сами.
– Мерлинова борода, Скамандер специально подбирает своих зверей так, чтобы вместе они составляли вполне себе организованную преступную группировку? Тебе определённо нужно быть осмотрительнее в выборе друзей.
– Не то, чтобы мне было из кого выбирать. Я живу с Главой департамента магического правопорядка, что, знаешь ли, не добавляет мне популярности, – Криденс развернулся, встал коленями на диван, опираясь на спинку, и обнял своего Главу департамента магического правопорядка. – Но я не жалуюсь. Быть непопулярным парнем в школе чародейства, и изгоем, вынужденным скрывать свою сущность, в том мире, где я жил раньше – разные вещи.
– Лже-ец, – протянул Персиваль, счастливо вздыхая, и прикрыл глаза, обнимая крепче. – Последние четыре месяца ты живёшь не со мной, а в Ильверморни.
– И это самый-самый большой минус моего обучения, – пожаловался Криденс, медленно снял запонки с рубашки Грейвза, пробрался пальцами под манжету, поглаживая запястье. – Ньют приглашает нас к себе в Лондон.
– Тебе не кажется, что за последний год мы с заметным постоянством, и от разных людей, получаем приглашения посетить Англию? Быть может, стоит воспользоваться хоть одним?
Грейвз взял Криденса за руку, целуя его ладонь, и довольно ухмыльнулся, касаясь губами кольца на его пальце, которое сам же и подарил несколько дней назад.
«Портключ», – походя пояснил он тогда, подливая в бокалы шампанское, краем глаза глядя на Криденса, который ошалело разглядывал свой рождественский подарок – изящный, выполненный на заказ, перстень с чёрным топазом. – «Массачусетс не самый безопасный штат, а до трансгрессии тебе ещё как до Дурмстранга пешком. Мне так будет спокойнее, когда ты вернёшься на учёбу».
Только после пришла мысль, что это могло быть не лучшей идеей, но Криденс с тех пор ни разу не снял перстень, а значит, он не прогадал с выбором.
Персиваль было потянулся ближе, через мешающуюся спинку дивана, всё ещё стоящую между ними, но Криденс внезапно перехватил его руку, сжимая в своих ладонях, отчаянно покраснел, и решился:
– Я… люблю тебя, Персиваль Грейвз, – сказал он серьёзно. – Раньше я думал, что…– он всё-таки отвёл взгляд, – что это произошло ещё до нашей встречи, но теперь понимаю, что действительно полюбил только настоящего тебя. Всё это совсем новое для меня. Я никого никогда не любил, потому что мне было просто некого, и меня никто не любил. Поэтому, чтобы понять, что я на самом деле чувствую к тебе, мне понадобилось слишком много времени.
Персиваль Грейвз, надежда мракоборцев Америки, замер, будто поражённый Оглушающим заклятием, не в силах даже кивнуть. Для него это не было совсем уж откровением, он об этом догадывался – что бы там Фричер не думал о его способностях к легилименции – и сам он неоднократно говорил о своих чувствах, но в этих случаях Криденс обычно смущался и краснел, в лучшем случае кивал или бормотал что-то наподобие «я тоже». Грейвз уже перестал надеяться услышать когда-нибудь связное признание, и теперь просто не представлял, как реагировать.
Криденс несмело улыбнулся, перегнулся-таки через злосчастную спинку, и осторожно поцеловал в уголок губ.
И Персиваль наконец-то отмер, сгребая своего смельчака в охапку, без разбора целуя губы, веки, скулы, кончик носа.
– Я тоже люблю тебя, – прошептал он, усилием воли заставляя голос не дрожать. – Я даже не представлял, что это возможно, а сейчас я не устаю благодарить Мерлина за встречу с тобой. Я тебя люблю, и никому не отдам, даже Ильверморни.
– Не то чтобы кто-то собирался с тобой соперничать, кроме Ильверморни, конечно, – Криденс рассмеялся и уткнулся носом в висок Персивалю, обнимая за плечи.
Он первый отстранился через некоторое время, и молча потянул Грейвза за собой. До спальни всё те же сорок секунд, или двадцать ступеней, или сто пятьдесят ударов сердца, и всё то же волнение от первых откровенных прикосновений. Пускай Криденс за этот год стал уверенней, научился высказывать своё мнение и проявлять инициативу, но он всё так же робеет, когда Персиваль склоняется над ним, по привычке внимательным взглядом подмечая все оттенки настроения, перед тем, как поцеловать.
***
Причудливая смесь из ароматов жимолости, корицы и яблок, насквозь пропитавшая дом в эти дни, становится виновницей возникающего и прочно укореняющегося ощущения праздника и счастья для двух людей в этой спальне – вдыхающих её полной грудью, в силу учащённого дыхания –, для сестер Голдштейн, в дом которых нотки этого аромата приносит на себе Ньют, и лично для Тины, которая на вечерней прогулке прижимается носом к шарфу обнимающего её Скамандера, и не может скрыть счастливой улыбки, и, несомненно, для нюхлера, предпочетшего забрать этот праздничный запах на более полезных вещах в виде серебряных запонок, заколки для галстука, бесхозной цепочки для часов и инкрустированного позолотой писчего пера гостеприимного хозяина дома.
@темы: @фикрайтерское
Люби Есенина в себе!
le texte Epitasis Криденс вцепился в его руку что было сил. Всё вокруг потемнело, голову будто сдавило стальным обручем, в ушах оглушительно звенело. Казалось, это последние секунды его жизни, но внезапно всё прекратилось в одно мгновение.
– Ты как? – заботливо спросил Грейвз. – Рановато, конечно, тебе такое демонстрировать, но так было быстрее.
Криденс судорожно старался вздохнуть, но пока это получалось не особо хорошо – рёбра, сдавленные неведомой силой, всё ещё отказывались поддаваться вновь наполняющимся лёгким. С трудом вытерев дрожащей рукой отчаянно слезившиеся глаза, он заметил, что за эти несколько секунд, показавшихся ему вечными муками, – о которых так любила напоминать его матушка – из прихожей мистера Грейвза они неведомым образом переместились в его крохотную комнатку. Хотел было что-то сказать, но к горлу подступила мучительная тошнота, и он снова мёртвой хваткой вцепился в концы шарфа своего мучителя.
– Тише, тише, – Грейвз, до сих пор прижимавший его к себе, утешающее погладил по спине. – Так всегда бывает в первый раз, к трансгрессии нужно привыкнуть. Сейчас всё пройдёт, станет легче.
Его шёпот у самого уха и горячее дыхание в дюйме от шеи только добавляли озноба, теперь нервного.
– Не дрожи, я сейчас, – Персиваль удобней перехватил мальчика за плечи одной рукой, доставая волшебную палочку и разжигая огонь в камине, в этот раз контролируя силу своего Инсендио. – Так лучше? Мерлин, прости меня, я не должен был без подготовки втягивать тебя в трансгрессию.
Мальчишку всё ещё лихорадочно трясло, а Грейвз уже успел выписать себе с десяток дисциплинарных выговоров.
– Посмотри на меня, – он взял лицо Криденса в ладони и с усилием заставил того поднять голову. – Ничего страшного не произошло, все живы и целы, и мы у тебя в комнате. Клянусь, больше так делать без предупреждения не буду.
Криденс поднял голову, всхлипнул, успокаиваясь, открыл глаза и вновь забыл дышать под этим внимательным заботливым взглядом.
Персиваль едва заметно улыбнулся, провёл подушечками больших пальцев по скулам, стирая следы невольных слёз, и тоже замер, разглядывая лицо мальчика в тёплом свете камина. У него самого не должно быть последствий после трансгрессии, ведь так? Он научился с ними справляться ещё на пятом курсе. Тогда почему так участилось сердцебиение и так тяжело сделать вдох, почему стали ледяными пальцы, до сих пор прикасающиеся к лицу парнишки? Если причина этого не перемещение, тогда что? А у него, оказывается, красивые глаза…совсем чёрные…
Грейвз наклонился вперёд буквально на дюйм. Криденс не делал попыток пошевелиться, только перестал дышать. Ещё на полдюйма ближе, и он закрыл глаза. Персиваль перестал оценивать ситуацию, и прикоснулся губами к пересохшим от волнения губам Криденса. Это даже не был поцелуй, это всего лишь касание губ, и два оцепеневших в растерянности человека в маленькой, освещённой пламенем камина, комнатке.
– Дыши, пожалуйста, – мягко попросил Персиваль, отстраняясь, и положил ладони на сведённые судорогой пальцы, призывая отпустить многострадальный шарф.
Криденс с трудом выдохнул и опустил руки.
– Я пойду. Прости. Всего хорошего.
Грейвз, стараясь не смотреть на Криденса, вышел за дверь, сбежал по лестнице, на улице рванул с себя шарф вместе с шейным платком, жадно глотнул ледяной воздух, и мысленно пообещал себе больше никогда не разводить огонь в той комнате. Пройдя несколько кварталов быстрым шагом, он только тогда вспомнил, что домой вообще-то можно трансгрессировать, что и сделал.
***
Нельзя сказать, что последующие дни Главы департамента магического правопорядка прошли спокойно. Работы внезапно стало ещё больше: днём он заживо хоронил себя под тоннами документации – при таком раскладе оперативный выезд уже считался чуть ли не отгулом–, а ночами иногда не удавалось даже поспать. Кошмары участились, набрали силу и стали ярче. В них он снова оказывался в плену у Гриндевальда, терпел пытки, сражался с ним, падал в чёрные пропасти и встречался с Криденсом. Грейвз просыпался с испариной на лбу и до рассвета размышлял о том, что Гриндевальд отобрал у него, но самое важное – что оставил взамен. Насколько они с Геллертом разные, раз он в итоге просчитался, но насколько похожи, если он выбрал именно его образ? Он даже набрался храбрости – и огневиски– запросил в архиве копию воспоминаний Криденса, и просмотрел их до конца. Нет, они с Гриндевальдом абсолютно разные. Он вспомнил их последнюю с Криденсом встречу, мысленно поменял антураж подворотни из его воспоминаний на антураж комнаты, и нервно вздрогнул, глядя в их с Гриндевальдом одни на двоих глаза.
«Вы действительно не он, мистер Грейвз»
Спасибо на добром слове.
Ему бы и забыть, но он внезапно встретил мальчишку, когда шёл на совещание с оперативной группой. Тот с абсолютно потерянным видом сидел под дверью зала заседаний. Тяжело перестать накручивать себя, когда сталкиваешься с ним каждые несколько дней.
– Криденс? – волшебник остановился напротив скамейки, не прекращая внутренней борьбы: его ждут дела, но он должен знать, что здесь делает его подопечный, ещё и в гордом одиночестве.
– Мистер Грейвз, – Криденс тут же вскочил на ноги, теребя поля шляпы, которую держал в руках.
– Присаживайся, – Грейвз властным усилием воли пресёк голос совести, и сел рядом. – Что ты здесь делаешь?
– Меня вызвали для дачи показаний, – мальчик явно чувствовал себя неуютно в обществе мракоборца, ещё и ожидая судебного, по своей сути, заседания.
– Ты пришёл один?
– Нет, меня привела мисс Тина, но она пошла за какими-то бумагами, и велела её ждать.
– Это хорошо, что с Тиной, – Грейвз задумчиво побарабанил пальцами по папке. – Если волнуешься, то напрасно. Это слушание – простая формальность, если меня на него не позвали. Ответишь на пару вопросов, и будешь свободен.
– Да, сэр. Спасибо, сэр, – Криденс весь как-то съёжился и поник. Видимо, доводы его ничуть не успокоили.
Персиваль мысленно обругал себя, ведь видел вчера записку-мышь внутренней корреспонденции с эмблемой Отдела дознаний, наверняка приглашение на заседание было там. Почему не прочитал? Решил, что у него слишком много работы, чтобы тешить самолюбие Велби и создавать массовку на его заседаниях. А теперь его ждёт оперативная группа, и расписание никак не поменять.
– Хочешь, подождём Тину вместе?
Криденс ничего не ответил, только сильнее сжал кулаки.
Грейвз угрюмо покачал головой, кажется, он пугал того, кого должен был курировать и наставлять. Что не удивительно, учитывая, что он себе позволил после перемещения. Что на него вообще нашло? Поцеловать парнишку после всего, что он пережил с Гриндевальдом. Может, колдомедики зря его отпустили, и последствия плена всё ещё сказываются? Надо бы как-то…
– Что это у тебя? – Персиваль отвлёкся от мыслей и кивнул на затянувшиеся, но вполне различимые шрамы на руках мальчика, которые стали видны, когда рукава рубашки чуть задрались.
– Ничего, сэр. Это пустяки.
Криденс судорожно поправил манжеты, и по самые пальцы натянул рукава пиджака.
Но Персиваль уже видел воспоминания, он знал, что это. Шрамы от ран, оставленных неординарным воспитательным методом Мэри Лу. Именно их исцелял Гриндевальд, беззастенчиво используя его облик.
– Я взгляну.
– Не стоит, сэр.
– Это не был вопрос, – Грейвз протянул ладонь и выжидательно посмотрел на него.
Криденс замялся на несколько мгновений, но руки вытянул.
– Закатай рукава.
Кажется, Гриндевальд не особо заботился о качестве своей помощи. Раны затягивались, но шрамы оставались, и, вероятно, доставляли неудобство. Грейвз видел в воспоминаниях, как окровавленные ладони мальчика под касаниями мага становились идеально чистыми, но, видимо, не всегда Гриндевальду хватало желания и терпения доводить дело до конца. Кровь не льётся, мальчик впечатлён чудесами, а больше ничего и не нужно было.
Грейвз простёр руку над ладонями и запястьями мальчика, сосредотачиваясь и концентрируясь. Старые отметины и шрамы исчезали на глазах.
– Так будет лучше, – Персиваль убрал руку и встал со скамьи, заслышав в отдалении цокот каблучков по лестнице.
– Спасибо, сэр, – прошептал Криденс и поспешно одёрнул рукава.
– Не за что.
Грейвз было протянул руку ободряюще похлопать парня по плечу, но увидев его затравленный взгляд и инстинктивную попытку вжаться в спинку скамьи, лишь кивнул и сделал шаг назад.
«О, Мерлин! Персиваль, ты ужасен. Лишний раз напомнил несчастному сцены из его недавнего прошлого. Поздравляю, ты всё испортил!» – поспешил вставить комментарий внутренний голос.
Возразить было особо нечего.
– Мистер Грейвз!
– Добрый день, Порпентина.
– Вы пришли, – девушка радостно улыбнулась.
– Нет, я остановился по пути, чтобы узнать, как идут дела у нашего общего друга, но мне уже пора, меня ждут в отделе. После заседания предоставите мне отчёт.
– Конечно, сэр, – понуро отозвалась Тина.
– Всего доброго, – Грейвз оставил их у зала и быстрым шагом скрылся за поворотом коридора.
Отчёт он обнаружил уже вечером, когда измученный длительным совещанием и оперативным выездом вернулся в кабинет. Рапорт был сухой и сжатый, информация излагалась по существу: Криденса допросили в связи с его причастностью к ещё нескольким загадочным случаям – хотят облегчить себе работу, ясно – но доказательств не нашли, и отпустили. Хорошие новости.
Интересно, а на допрос Гриндевальда его самого тоже вызовут в качестве эксперта? А что, он бы смог.
«Вы не он, мистер Грейвз»
Он не Гриндевальд, они разные. Грейвз невесело усмехнулся своим мыслям. Знать бы ещё процентное соотношение этой разницы.
***
Промучившись сомнениями несколько дней, он решил принять слова парнишки за аксиому, чёрт возьми. Аксиому не нужно доказывать, а вот подтвердить лишний раз не помешает. Именно поэтому в пятницу после обеда он снова оказался перед знакомой обшарпанной дверью.
– Мистер Грейвз.
Прозвучало как констатация факта. Криденс не выглядел ни испуганным, ни шокированным, что не могло не радовать. Он просто не смотрел на посетителя, а сразу отодвинулся в сторону, приглашая войти. Приглашением Грейвз не воспользовался.
– Здравствуй. У тебя на сегодня есть какие-нибудь планы?
– Нет, сэр, – парень поднял удивлённый взгляд.
– Это хорошо. Собирайся, я подожду на улице.
– Меня вызывают в Конгресс, сэр?
– Нет, я приглашаю тебя на прогулку. Обещаю, что в этот раз никаких перемещений, – Персиваль торжественно приложил руку к сердцу.
– На прогулку?
– Если честно, хочу познакомить тебя со своим другом – у него сегодня небольшое мероприятие – уверен, что вы с ним найдёте общий язык. Что скажешь?
– Хорошо, сэр, одну минуту.
Грейвз удовлетворённо кивнул и вышел на улицу. Чтобы больше не задавать себе вопросов, глядя на чужие воспоминания, он решил создать свои собственные.
Криденс действительно спустился через минуту, даже не спросив, куда и к кому они направляются. Персиваль не соврал, магию в этой прогулке он не использовал. Они просто прошлись по грязноватым улочкам окраины Нью-Йорка, воспользовались надземной линией метро, ещё немного прогулялись по центральным улицам, пока наконец не остановились перед тёмной витриной какой-то заброшенной лавки.
– Мы пришли, – торжественно объявил Персиваль, берясь за ручку двери.
– Но здесь же никого нет, – Криденс непонимающе замер.
– Здесь сегодня аншлаг, друг мой, – Грейвз снисходительно усмехнулся, подталкивая мальчишку в открытую дверь.
То, что Криденс увидел внутри заброшенной лавки, не укладывалось у него в голове: на огромной, освещённой сотнями лампочек, площади – которую просто физически не могла занимать лавка в этом районе города – повсюду, насколько хватало взгляда, тянулись книжные стеллажи, между которыми сновали десятки людей – некоторые из них выглядели непримечательно, другие же, на взгляд Криденса, вырядились чудаками – вокруг постоянно что-то парило, сновало, пролетало, а посреди просторного зала выстроилась довольно длинная очередь, тянущаяся к большому резному столу, за которым сидел человек в чёрной бархатной мантии. Он что-то быстро писал, улыбался людям из очереди, некоторым жал руки, и тут же принимался писать снова.
– Это Арагон Уолтер, мой давний знакомый, – пояснил Персиваль, наклонившись к плечу мальчика. – Мы с ним познакомились в Англии. Он интересуется магическими существами, и пишет о них. Сегодня он презентует в Нью-Йорке свою новую книгу «Саламандры Богнора», говорят, что она станет хитом продаж.
– Это книжный магазин для магов, сэр? – спросил Криденс, зачарованно оглядываясь по сторонам.
– Да, один из них. Ну, пойдём, – Грейвз взял парня за предплечье, увлекая за собой в разномастное волшебное сборище.
– Персиваль! – ярко одетая леди, в шляпке с причудливыми перьями, с энтузиазмом помахала рукой от бокового стеллажа.
– Кассандра, – Грейвз галантно поцеловал незнакомке руку. – Какая приятная неожиданность.
– Почему же неожиданность? – недовольно нахмурилась женщина. – Я не могла пропустить такое событие. Смотри!
Она хвастливо раскрыла книгу, которую держала в руках, демонстрируя витиеватый автограф рядом с колдографией автора, с которой он приветственно махал рукой и кланялся своим читателям.
– Счастливица, – заметил Грейвз. – Надо бы и нам постараться получить такой же.
– Получите, куда Арагон от тебя денется? Вы же с ним друзья, – Кассандра капризно надула губки. – Вы пришли к самому концу, уверена, скоро его оставят в покое. Ты такой бескультурный, Персиваль, – она резко поменяла тему. – Ты нас не представил!
– Моя вина, прости. Познакомься, Кассандра, это мистер Бэрбоун, мой друг. Криденс, прошу любить и жаловать леди Кассандру Розье, подругу моего детства.
– Наши родители были очень дружны, дорогуша, – Кассандра жеманно протянула Криденсу ручку для поцелуя и тут же снова отвлеклась. – Ты собираешься к нам в Англию? Мы с Эдвардом будем очень рады видеть тебя.
– Зачем, мне ехать в Англию, если вы сами приехали в Америку? – улыбнулся Грейвз.
– Я бы не поехала, если бы не проблемы с родительским особняком. Ты представляешь себе, какой ужас эти корабли? – женщина с отвращением скривилась. – В ближайшие десятилетия ни за что не соглашусь это повторить.
– В ближайшие десятилетия используй портключ, дорогая, – посоветовал маг.
– Не учи учёную. Всё, мне пора бежать, меня ждут, – Кассандра помахала какой-то девушке и, встав на цыпочки, поцеловала Грейвза в щёку. – Рада была увидеть тебя, Перси. Помни, мы с Эдвардом тебя ждём. Всего доброго, юноша, – последнее адресовалось уже Криденсу.
Персиваль насмешливо покачал головой, и повёл Криденса к ближайшему стеллажу.
– Она всегда была такой, не умеет концентрироваться на чём-то дольше минуты. Наши семьи дружили, мы вместе учились в школе, только она - на два курса младше, потом она вышла замуж за лорда Розье, и уехала в Англию. Не ожидал вновь увидеть её в Нью-Йорке.
– Я очень рад знакомству с такой знатной особой, сэр, – Криденс растеряно опустил голову.
– С такими знакомствами нужно быть осторожней, – Грейвз серьёзно свёл брови. – Не позволяй перьям окками на её шляпке сбить себя с толку. Она очень сильный боевой маг, а про семью её мужа вообще ходят разные слухи. Я бы предпочёл не оказываться у неё на пути в случае чего. Ну, пойдём, посмотрим новинки.
Кридес был поражён не меньше, чем в свой первый визит в Конгресс: книги с живыми иллюстрациями, книги с проекцией описания над страницами, парящие в воздухе книги. Ему казалось, что тот магический мир, который ему показывал Гриндевальд в облике мистера Грейвза, совершенно отличается от того, который показывал ему настоящий мистер Грейвз. И он мог точно сказать, какой из этих миров выглядит более волшебным.
Персиваль с интересом пересмотрел несколько полок, складывая заинтересовавшие его тома прямо на воздух рядом с собой. Парящая стопка послушно перемещалась за своим новым хозяином.
– Можешь посмотреть что-нибудь, – Грейвз оторвался от аннотации очередного увесистого тома, и обернулся к застывшему рядом Криденсу. – Я найду тебе несколько полезных книг для учёбы, но ты можешь выбрать что-нибудь интересное и развлекательное. Вон там, – он указал на стеллаж в соседнем ряду, – есть сборники легенд, мифов и сказок, напротив художественная литература, или можешь посмотреть какие-нибудь справочники, они дальше.
– Мне выбрать книги? Для себя? – Криденс потрясённо смотрел на волшебника.
– Да, а что тебя удивляет? В книжный магазин приходят, чтобы выбирать книги. Иди.
Криденс медленно пошёл вдоль стеллажей, не меняя выражения лица.
Персиваль нашёл его некоторое время спустя, заворожено наблюдающим за рыцарским поединком, который развернулся на страницах открытой книги.
– «Мерлин. Очерки королевского наставника», – прочёл он, чуть приподняв пальцами обложку. – Интересная, бери. В детстве мама часто читала её мне перед сном. Она была большой поклонницей Мерлина и рыцарских романов.
Криденс о чём-то задумался, и едва заметно приподнял уголки губ, будто что-то осознавая.
– Да, именно, – подтвердил его догадку Персиваль. – Это увлечение повлияло на выбор имени для её единственного сына. Посмотришь ещё что-нибудь? – он кивнул в сторону стеллажей.
Но Криденс лишь отрицательно покачал головой.
– Пойдём.
Закрыв книгу на самом интересном моменте сражения, Грейвз отправил её в скромную стопку самостоятельно выбранных Криденсом книг, и направился в сторону зала.
– Уолтер! – он подошёл к столу, предварительно захватив со стенда две книги автора.
– Персиваль, мой дорогой друг! – Арагон, которого только что отпустили журналисты, поднялся навстречу, и радостно затряс ладонь Грейвза в рукопожатии. – Как я рад тебя видеть! Твой визит – честь для меня.
– Ну что ты, – Грейвз растрогано улыбнулся. – Это для меня честь. Ты популярный автор, звезда литературного мира, а я обычный работник Конгресса.
– Твоя работа делает наш мир безопасным, и маги вроде меня могут проводить спокойные дни за бумагомарательством. И потом, не скромничай излишне, я слышал, что ты далеко не обычный работник Конгресса.
Уолтер заговорщически подмигнул и воззрился на Криденса.
– Криденс Бэрбоун – мой друг, – проследив направление его взгляда, отрекомендовал Грейвз. – Тоже интересуется магическими существами.
– Очень приятно, молодой человек, очень приятно познакомиться, – Уолтер с не меньшим энтузиазмом пожал руку Криденсу. – Не многие молодые волшебники в наши дни могут по достоинству оценить уникальную магическую фауну. Хотя, знаете, друзья мои, есть один юноша, который не только изучил и оценил, но и приумножил славные деяния магозоологов.
– Ох, ни слова мне про этого юношу, как ты соизволил выразится, – раздражённо закатил глаза Грейвз. – Я отлично понимаю, о ком ты. Знаешь, по каким сводкам он проходит в моём департаменте?
– Не тонко вы, мракоборцы, чувствующие люди, – обиделся за коллегу Уолтер.
– Зато порядок бережём, как ты верно заметил ранее, – подвёл черту не тонко чувствующий мракоборец, и поинтересовался: – Надолго к нам?
– Нет, к сожалению, утром отправляюсь в Бразилию.
– Слава, что поделать?
– Честно? Хотелось бы уже что-то с ней поделать, – вздохнул писатель. – Меня приглашают в Хогвартс преподавателем, думаю согласиться.
– Что тут думать? – Грейвз недоумённо посмотрел на приятеля. – Соглашайся обязательно. У тебя есть все шансы стать там директором.
– Всё бы тебе насмехаться, – Арагон с притворной злостью хлопнул друга по плечу. – Как подписать книгу?
– «От лучшего преподавателя школы чародейства и волшебства Хогвартс», – рассмеялся Персиваль.
– Не смейся, я так и напишу.
– И мистеру Бэрбоуну, пожалуйста, – Грейвз протянул вторую книгу.
– Непременно. Что написать, молодой человек?
Криденс окончательно потерял дар речи.
– Ты же у нас писатель, напиши что-нибудь от себя, – спас положение Грейвз. – Для Криденса Бэрбоуна.
– Готово, – Уолтер протянул обратно обе книги, и с тоской посмотрел на едва сдерживаемую владельцем магазина новую группку репортёров. – Персиваль, прости, пожалуйста, но, кажется, мне нужно уделить им внимание.
– Конечно, популярность автору делает его публика. Очень рад был видеть тебя. Спасибо за книги.
– С превеликим удовольствием. Напиши, когда соберёшься в Англию.
– Когда соберусь, ты узнаешь первым. Хорошего путешествия в Бразилию.
– Спасибо. До встречи. Рад знакомству, мистер Бэрбоун.
Криденс почтительно поклонился и отошёл в сторону, повинуясь руке Грейвза на своём плече.
– Пропусти их, – он кивнул на оголтелых журналистов, торопящихся к столу. – В погоне за сенсацией они не видят ничего на своём пути. Ну что? Выберешь ещё что-нибудь?
– Нет, сэр, большое спасибо, больше ничего не надо, – Криденс отчаянно покраснел и принялся изучать свои манжеты.
– Хорошо, – Грейвз согласно кивнул, и передал на кассе несколько банкнот, вместе с визитной карточкой. – Стопки упакуйте отдельно, и доставьте по адресу, пожалуйста.
– Конечно, сэр, всё сделаем в лучшем виде, – с готовностью отозвался работник магазина.
– Заберёшь потом книги у меня, хорошо? – спросил Персиваль, открывая дверь, и пропуская Криденса вперёд. – Знаешь, о чём я думаю?
– О чём, сэр?
– Что нам не мешало бы перекусить, – Грейвз на секунду положил руку на плечи мальчишки, но сразу же убрал. – Идём, я знаю неподалёку хорошее место.
***
За ужином в неплохом, по мнению Грейвза, и просто шикарном, по мнению Криденса, ресторане, Персиваль пересказал, кажется, все более- менее занятные истории из своей юности. Вспомнил и о выпускных экзаменах, и о первых неудачных опытах по воспламенению, которые они проводили вместе с Кассандрой, и о первой метле, история о которой вызвала живой интерес Криденса, и о том, как познакомился с Арагоном Уолтером.
– Спасибо вам, сэр. Сегодня было очень интересно, – неловко поблагодарил Криденс, сбился, и принялся комкать в пальцах салфетку.
– Всегда пожалуйста. И, послушай, прекращай звать меня «сэр», – скривился Грейвз, отставляя бокал с вином. – Это немного раздражает, знаешь ли.
– Простите, сэ…мистер Грейвз, – парень снова смутился.
– Так лучше, – удовлетворённо кивнул волшебник.
Он продолжал рассказывать истории из своей жизни вплоть до того момента, пока они не остановились у ступеней его дома.
– Зайдёшь за книгами? – предложил Грейвз.
– Если вас это не обременит.
– О чём ты? Проходи.
Грейвз открыл дверь и коротко взмахнул рукой в прихожей.
– Повторно они перестраиваются легче, – пояснил он.
В гостиной раздался бой часов.
– Надо же, – Грейвз удивлённо сверился с карманными часами, – так поздно. Метро уже не ходит.
– Я доберусь сам, с…мистер Грейвз, не беспокойтесь.
– Не может быть и речи. Знаешь, – Персиваль на секунду задумался. – Есть два варианта: мы можем трансгрессировать, – но увидев неподдельный ужас на лице мальчишки, он усмехнулся и проявил милосердие: – Или можешь остаться у меня. Гостевые комнаты свободны, выбирай любую.
– Я…сэр…мистер Грейвз…мне, – Криденс так и не смог выразить связную мысль.
– В одном я уверен, что на трансгрессию ты добровольно не пойдёшь. Значит, останешься. Видишь, всё просто. Фричер!
Внезапность появления домовика в гостиной заставила Криденса на секунду вцепиться в рукав мантии Персиваля от неожиданности.
– Слушаю, сэр.
– Фричер, подготовь Криденсу одну из гостевых комнат, а пока подай чай в библиотеку.
– Да, сэр.
Фричер исчез так же внезапно, как появился.
– Что ж, пойдём рассмотрим покупки, – предложил Грейвз, поднимаясь по лестнице.
Две аккуратно упакованные стопки книг уже ждали хозяина на столе, как и поднос с ароматным чаем. Персиваль быстро просмотрел свою стопку, переложив несколько книг из неё в стопку Криденса, взял свой экземпляр книги Арагона, любовно погладил обложку, и поставил его на ближайшую полку. Пока он занимался чаем, Криденс тоже успел отыскать свой экземпляр, и теперь с восторгом изучал дарственную надпись.
– Вот, держи, – Персиваль подвинул к нему чашку с чаем и сел в кресло.
– Мистер Грейвз, – Криденс наконец оторвался от созерцания книги, и намертво впился пальцами в её обложку. – Спасибо вам.
– Пустяки, не стоит благодарностей, – отмахнулся Грейвз. – Надо же тебе по чему-то учиться. Без книг тут не обойтись.
– У меня никогда не было своих книг.
Персиваль едва не вздрогнул.
– Ты ничего не читал?
– Только Библию. Вслух. Когда велела матушка.
– Тоже хорошее дело, – резюмировал волшебник, отводя взгляд в сторону.
– Сегодня был…– Криденс замешкался, подбирая слово, – волшебный день. Люди такого высокого положения ещё никогда не общались со мной так…Он не говорил, что магический мир настолько невероятный. Он только обещал показать.
Теперь Грейвз действительно вздрогнул. Он понял, о ком говорит парень.
– Послушай, мы можем не вспоминать о нём, если ты не хочешь.
– Я... – Криденс сжал «Саламандр Богнора» до побелевших костяшек пальцев. – Я не против. Я хочу поговорить.
– Хорошо. Продолжай, пожалуйста, я слушаю.
«Началось», – подумал Грейвз, отставляя чашку. – «И что мне делать? Как успокаивать? Подростковая психология – не мой конёк».
– Он нашёл меня случайно, вернее, я думал, что случайно. Он первый отнёсся ко мне, как к человеку, общался без отвращения и снисхождения, сказал, что я могу быть полезным. Ко мне так никто никогда не относился. Он много требовал, но взамен он забирал мою боль, лечил мои раны, точно так же, как вы позавчера, – руки мальчика дрогнули. – Для меня это были просто божественные чудеса. Я не сомневался ни в едином его слове. Я готов был на всё ради него. Вы презираете меня, сэр?
– Напротив. Я считаю тебя невероятно сильным и смелым. Ты единственный смог поставить Гриндевальда на колени, в прямом смысле этого слова. Такое не удалось даже всему аврорату в полном составе.
Криденс низко опустил голову, и задрожал, стараясь одновременно не давать слезам воли, и скрыть уже выступившие, вытирая их ладонью, при этом не выпустить книгу из рук.
– Я не мог… я готов был всё, что угодно…для него…но не смог…
Грейвз протяжно выдохнул, и пересел на диван.
– Тише, его больше не будет. Ну-ка, дай её сюда, – он отобрал книгу, бросил её на стол, и привлёк Криденса к себе, обняв за плечи. – Я знаю, что ты чувствуешь, нам обоим досталось от его действий. Я понимаю, ты хотел быть полезным ему, но не смог сказать, что обскур, которого он ищет – это ты, потому что боялся его.
Криденс судорожно кивнул, пряча лицо на груди волшебника.
– Я всё время боялся, но встреча с ним все равно была лучшим из того, что происходило в моей жизни.
– Я знаю, знаю, – Грейвз сглотнул комок в горле, и погладил мальчика по волосам. – Я видел твои воспоминания.
– Видели? Значит вы…
– Угу, – признался Грейвз, крепче прижимая дрожащего парня к себе.
– Матушка всегда говорила, что таких, как вы нужно бояться.
– И ты боишься меня?
– Нет, – Криденс поднял голову и посмотрел Персивалю в глаза. – Вас я не боюсь. Вы – не он.
– Говори это почаще, а то я стал сомневаться в последнее время, – невесело усмехнулся Грейвз, замирая, и вглядываясь в его глаза.
Совершенно чёрные, воспалённо блестящие от недавних слёз, смотревшие так растерянно.
– Криденс, тогда у тебя, несколько дней назад…– он ещё никогда не попадал в такую ситуацию, неизвестно, кто волновался сейчас больше. – Если ты считаешь, что я повёл себя непозволительно…
– Я так не считаю, мистер Грейвз, – парень смотрел на него, как ягнёнок на хищника, но больше не дрожал, только дышал тяжело
– И я мог бы сейчас…?
Криденс ничего не ответил, только закрыл глаза, и смял в кулаке рукав рубашки Персиваля.
И после этого он ещё говорит, что они с Гриндевальдом разные? В отличие от него, Геллерт хотя бы не…Мерлин! Он бы точно убил его лично с особой жестокостью, если бы тот только посмел это сделать.
Грейвз медленно склонился к губам Криденса, и осторожно поцеловал. Несколько секунд, он просто касался его губ, но потом Криденс попытался неумело и робко ответить, и настала очередь Грейвза зажмуриваться и забывать о том, что нужно дышать. Ни разу в жизни подобные недопоцелуи не действовали на него подобным образом. Он провёл ладонью по шее Криденса, и тот чуть разомкнул губы в судорожном выдохе.
– Сейчас мы с ним тоже похожи? – спросил Грейвз, прижавшись лбом ко лбу мальчика, стараясь восстановить дыхание.
– Нет, сэр, он так никогда не делал.
Персиваль обнял его, утыкаясь носом в волосы, и облегчённо вздохнул, а затем поцеловал чуть настойчивей, придвигаясь ближе, касаясь его груди. Криденс почти отвечал, а Грейвз, запустив пальцы ему в волосы, целовал его виски, скулы, шею. Он сделал отчаянную попытку взять себя в руки, только когда осознал, что затылок парня касается подлокотника дивана, а он целует его ключицы, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки.
– Криденс, – прошептал Персиваль, касаясь губами его виска. – Ты можешь остановить меня в любой момент. Я ничего не требую. Мне не нужно от тебя ничего, чего ты не хочешь сам. Криденс, ты слышишь меня?
– Я не хочу, – Криденс тяжело сглотнул и открыл совершенно замутнённые глаза. – Я не хочу останавливать вас…мистер Грейвз.
Персиваль, издав что-то среднее между рыком и стоном, резко усадил мальчишку в вертикальное положение.
– Мы пойдём в спальню, но ты можешь всё прекратить в любое мгновение. Договорились?
Криденс покраснел и кивнул, вновь закрывая глаза.
– Возможно, так будет проще? – Грейвз щелчком пальцев погасил свет в библиотеке, и взял за руку. – Можешь не открывать глаза, если не хочешь, везде всё равно будет темно.
Путь до спальни занял сорок секунд, или двадцать ступеней, или сто пятьдесят ударов сердца.
Персиваль не ждал ни страсти, ни огня вожделения, но доверчивая открытость этого мальчика буквально переворачивала в нём каждую клеточку. У него ещё никогда не было кого-то настолько доверчивого, беззащитного и зависящего от него. Он невольно перенял линию поведения, просто не мог быть настойчивым и грубым. Персиваль мягко положил ладонь ему на грудь, заставляя лечь, и снова поцеловал, неуверенно проводя ладонями по плечам, рукам и животу. Он с трудом вспоминал, когда в последний раз нервничал так, что едва мог совладать с дрожью в руках. Убеждая себя не терять рассудок и до боли закусив губу, он принялся медленно расстёгивать пуговицы на рубашке Криденса. Но тот вдруг как-то жалостливо всхлипнул, и постарался закрыться руками.
– Криденс, всё хорошо, послушай. Я сделал что-то не так? – Грейвз отдёрнул руки, будто обжёгшись. – Посмотри на меня. Я больше не сделаю ничего, чего ты не захочешь.
– Нет, не вы…– Криденс немного расслабился и даже открыл глаза.
– Что случилось? – спросил Персиваль, целуя его запястья.
– Я не знаю, что положено делать, – признался Криденс и покраснел так, как не краснел на его памяти ещё ни разу.
Грейвз тяжело сглотнул и с трудом перевёл дыхание. Кажется, сегодня ночью ему понадобиться всё его благоразумие и вся сила воли. Но как же легко потерять голову, слыша его слова, глядя в его глаза.
– Нет никаких правил, – сказал он, расстегнув рубашку парня до конца, и невесомо касаясь подушечками пальцев его обнажённой груди. – Делай что хочешь. Здесь важно не что, а с кем.
Криденс сжал кулаки и еле слышно вздохнул. Его несмелая нежность, его наивность и неискушённость с лихвой компенсировали отсутствие опыта и каких-либо знаний. Персиваль радовался, что мальчик не открывает глаз, так можно не переживать, что он увидит на его лице слишком многое. Он продолжил целовать Криденса, попутно избавляясь от собственных жилета и рубашки, провёл дрожащими пальцами по его животу, и окончательно попрощался со здравым рассудком, услышав тихий всхлип и еле слышное:
– Мистер Грейвз…
В этой ночи не было жаркой страсти, сводящих с ума ласк и изысканного наслаждения, но он бы ни за что не согласился обменять на них первое робкое и несмелое прикосновение Криденса к его плечу – пусть оно и продлилось несколько секунд– его безотчётный ощущаемый страх издать хоть звук, его дрожь, когда Персиваль переплетает их пальцы, и упирается взмокшим лбом в его грудь, его рваное дыхание, когда Грейвз осторожно прихватывает зубами кожу на шее, его судорожную хватку на собственных предплечьях, его невольные слёзы на щеках, которые Персиваль неустанно осушал губами, его молчание после, его ледяные дрожащие пальцы в собственных ладонях, которые он так отчаянно пытался согреть дыханием и поцелуями, и на рассвете его ровное дыхание во сне.
Персивалю снова не удалось заснуть, даже под утро, но уже не из-за кошмаров, а из-за опасений, что проснувшись, он увидит пустую спальню, или, если всё совсем плохо, больничную палату, и узнает, что его измученное Гриндевальдом сознание всего лишь сыграло с ним очередную злую, очень злую шутку.
Поэтому рассвет он встретил лежа на боку, подперев голову согнутой в локте рукой, и чутко прислушиваясь к дыханию рядом с собой.
Впервые в жизни захотелось обладать непроизвольной легилеменцией Куинни Голдштейн, чтобы узнать, представлял ли Криденс когда-нибудь, что одна из их встреч с Гриндевальдом может окончиться вот так, ожидал ли, хотел ли этого? И Персиваль поблагодарил Мерлина за то, что этого так никогда и не случилось. Он охотно простил бы все издевательства над собой, но был готов убить за единственное прикосновение к этому мальчику.
Он поправил сползшее с Криденса одеяло, но тот проснулся скорее от его потяжелевшего взгляда, чем от прикосновения.
– Вы не спите, мистер Грейвз? – голос был слишком ровный, будто он тоже не спал.
– Не спалось, – Персиваль наклонился и легко коснулся губ Криденса, но тут же отпрянул обратно. – Это всё от страха.
– Вы боитесь? – он тоже не на шутку испугался. – Чего?
– Боюсь, что ты скажешь мне, что всё произошедшее было твоей ошибкой, минутной слабостью, а я, как последний мерзавец, воспользовался ситуацией.
– Я…- парень густо покраснел. – Я этого не скажу.
– Значит, у нас не будет разговора на тему «Всё это было неправильно, и мы должны навсегда забыть об этом»?
– Не будет, мистер Грейвз, – Криденс и так был закутан в одеяло, а теперь и вовсе натянул его по самый нос.
– Вот и славно, – Персиваль успокоено вздохнул, закрыл глаза и прижался носом к виску Криденса, обнимая его через одеяло. – И перестань называть меня «мистер Грейвз», это вовсе не звучит почтительно, когда мы лежим в одной постели, а я что-то не припомню у себя таких эротических фантазий. Просто «Персиваль», хорошо?
«Я знаю, что ты будешь избегать этого обращения, сколько сможешь. Ты и Голдштейн-то до сих пор зовёшь «мисс Тиной». Но через пару месяцев привыкнешь», – подумал Грейвз.
Мальчик вздрогнул, смутился ещё больше, но подвинулся ближе, повинуясь собственническому жесту волшебника, и сдаваясь на волю его рукам и губам.
Эта рассветная нежность длилась до первых лучей солнца, возвестивших о приходе нового дня.
– Утро, – констатировал Грейвз, прижимаясь губами к макушке Криденса.
– Мне следует уйти…наверное?
Персиваль усилием воли подавил раздражённый стон. Сколько им придётся искоренять эти пережитки?
– Только если ты сам этого хочешь. Если тебе интересно моё мнение, то я не хочу, чтобы ты уходил, но решать, конечно, тебе.
Грейвз отвёл в сторону руки, демонстрируя приверженность свободе действий, но Криденс неуютно завозился в своём одеяльном коконе, и придвинулся ближе, возвращаясь в объятья.
– Что ты скажешь, если я предложу прогуляться? Сегодня выходной, мы никому не нужны. Могли бы заглянуть в пару магазинов, пойти в Центральный парк. Тебе нравится кормить уток в Центральном парке?
– Если честно, я их немного опасаюсь, – Криденс прижался ближе, но взгляд смущенно спрятал.
– Опасаешься? Уток? Мы должны это исправить!
Грейвз плотнее укутал мальчишку в один из своих халатов и отправился распорядиться насчёт завтрака.
В столовой его напряжённым молчанием встретил Фричер. Персиваль развёл руки в стороны и вопросительно приподнял бровь.
– Я ничего не говорил, сэр, – домовик продолжил деловито накрывать стол на двоих.
– Зато громко думал, Фричер.
– При всём уважении, легилименция никогда не была вашей сильной стороной, – Фричер подумал и добавил: - Сэр.
– А это уже хамство, знаешь ли, – праведно возмутился Грейвз. – Тебе не кажется, что ты много на себя берёшь?
Домовик ничего не ответил, лишь поставил кофейник на стол и исчез.
Завтрак по большей части прошёл в молчании, зато последовавшая за ним прогулка превзошла все ожидания. День, как для зимнего Нью-Йорка, выдался на удивление погожим, и они воспользовались этим в полной мере: неожиданно для себя им удалось попасть на два открытых вернисажа на Бродвее, посетить несколько магазинов, на Таймс-сквер Грейвз рассказал, благодаря каким чарам на самом деле каждую новогоднюю ночь спускается Шар времени со шпиля здания под номером один, в Центральном парке они покормили уток. И глядя на отчаянно сражающихся за корм крякв, Персиваль, кажется, впервые начал понимать настороженность Криденса по отношению к ним.
Сегодня Грейвз позволял себе прикасаться к нему: брать за руку на оживлённых перекрёстках, обнимать за плечи, рассматривая уток, и увлекать в безлюдные переулки и тёмные подворотни, целуя его губы, которые за сегодняшний день расплывались в улыбке чаще, чем за всё время их знакомства. И покарай его Мерлин, если Персиваль сам не был необъяснимо счастлив от этого.
Прекрасное выходное безделье закончилось, стоило переступить порог дома.
– Вам пакет из Конгресса, сэр, – возвестил Фричер, появляясь в прихожей.
– Я посмотрю его в кабинете, – распорядился Грейвз, снимая пальто.
– Я пойду, спасибо за прогулку и рассказы, мист…– Криденс мгновенно растерял робкие зачатки хорошего настроения и открытости, снова сутулясь и опуская взгляд.
– Даже не думай, – Грейвз указал в сторону лестницы. – Пойдём взглянем, что там. Уверен, что всего лишь какие-нибудь отчёты, с которыми я смогу разобраться завтра на работе.
Криденс несмело кивнул, и всё же переступил порог гостиной.
На проверку пакет оказался довольно пухлой чёрной папкой с золотистой тиснёной эмблемой Конгресса на обложке.
Грейвз тяжело вздохнул, быстро просмотрев бумаги, накинул поверх рубашки и жилета домашний пиджак, и опустился на диван.
–Нужно разобрать несколько отчётов, это недолго. Можешь, присесть, кстати, – обратился он к робко замершему у стола Криденсу.
– Наверное, мне нельзя смотреть на эти бумаги, мистер Грейвз.
– Секретную документацию на дом не высылают, это обычная бумажная рутина, – Персиваль поморщился, и взмахом руки переместил к себе журнальный столик, раскладывая отчёты на нём. – И ты снова зовёшь меня «мистер Грейвз».
– Простите, сэр.
– Ещё лучше. Иди сюда, – Персиваль похлопал рукой по дивану рядом с собой.
Криденс замешкался на несколько мгновений, но всё же медленно подошёл и сел, хотя и не рядом, а в некотором отдалении, но это было тут же исправлено волшебником, обнявшим мальчишку за плечи и властным движением притянувшим его к себе.
– Вот так, – он довольно хмыкнул, потрепал смущённого Криденса по макушке, и поманил пальцем с письменного стола перо с чернильницей. – Это быстро, вот увидишь.
Через полчаса он закончил вносить пометки в проект нормативного акта, ещё через сорок минут проверил и подписал несколько разрешений, а ещё через час показал Криденсу, безмолвно прижимавшемуся щекой к его плечу, тонкую папку с надписью «Ньют Скамандер» на обложке.
– Дело твоего друга.
– Мы едва знакомы, и вряд ли друзья, – мальчик с любопытством смотрел, как Глава департамента магического правопорядка оставляет внизу листа свою витиеватую подпись. – Вы открыли дело против него?
– Наоборот, закрыли. Президент очень обязана ему. Конгресс не станет преследовать его за прошлое правонарушение, но вновь наводнять Нью-Йорк незарегистрированными нюхлерами и прочей живностью ему всё равно не стоит.
Последний отчёт Грейвз закрыл в аккурат под бой напольных часов, возвещавших о наступлении полночи.
– Прости, я правда думал, что работы будет меньше, зато завтра мы…Криденс?
Только сейчас он понял, что мальчишка, до этого без единого звука сидевший рядом, какое-то время назад успел выбраться из-под его руки и отсесть на противоположный край дивана, максимально далеко.
– Криденс, с тобой всё в порядке?
– Да, сэр, – парень неуверенно кивнул.
– Судя по обращению, мне так не кажется. Что случилось? Тебе нехорошо?
Грейвз подвинулся ближе, стараясь заглянуть в глаза, но Криденс упрямо опускал лицо, и испуганно вжался в подлокотник дивана, когда он попытался коснуться рукой его плеча.
– Ты как-то странно себя ведёшь. Если тебя что-то беспокоит, скажи мне.
В ответ Криденс только прикусил нижнюю губу и отчаянно замотал головой.
Персиваль бережно взял его лицо в свои ладони и принудительно заставил поднять голову. Догадка посетила его, когда он разглядывал пятна лихорадочного румянца на щеках, испарину на лбу, и ещё сильнее почерневшие и без того тёмные глаза.
– Что ж, если всё хорошо, тогда…– он медленно, наблюдая за ещё шире распахивающимися глазами и учащающимся дыханием парня, склонился к нему, целуя его шею, спускаясь ладонью от груди к животу.
Ответом ему стал едва слышный стон, который у Криденса так и не получилось сдержать, как он ни пытался. Он вжался в диван и покраснел ещё больше, когда ладонь Грейвза легла ему на бедро.
– Простите, сэр. Этого не должно было…я не знаю почему…
Грейвз про себя усмехнулся и тихо прошептал, едва касаясь его губ:
– Приму это за комплимент. Пойдём, кажется, мы слишком заработались сегодня.
Криденс лишь кивнул, пристыжено опуская голову, и, казалось, готовился расплакаться от стыда, но Персиваль решил, что поменьше думать пойдёт ему на пользу, поэтому всячески саботировал его мыслительный процесс жаркими поцелуями у стены, пока они поднимались по лестнице, и опаляющими прикосновениями, пока открывал дверь в спальню.
Но в спальне Криденс, который всё ещё не мог перевести дыхание, сел на кровать и, вцепившись пальцами в свои колени, медленно,но верно начал впадать в предистеричное состояние.
– Криденс, я сделал что-то не так? – спросил Грейвз, глядя сверху вниз на низко опущенный затылок парня.
Но Криденс лишь отрицательно покачал головой.
– Тогда что случилось? Если хочешь, чтобы я ушёл, я это сделаю. Я обещал тебе, что не буду настаивать, и я не отрекаюсь от своих слов.
Снова отрицательное мотание головой, на этот раз более отчаянное.
– Ладно. Тогда в чём причина? Ты, – Персиваль мягко и медленно, чтобы ещё больше не испугать, опустился на колени. – Ты всё же боишься меня?
Он осторожно прикоснулся пальцами к ноге Криденса, и поцеловал его колено через плотную ткань брюк.
– Это грех, мистер Грейвз. Матушка всегда говорила, что это страшный грех.
Грейвз пропустил официальное обращение мимо ушей и сел на кровать, обнимая Криденса, и нежно провёл по его щеке тыльной стороной ладони:
– Я тебя поцелую, если ты сейчас навскидку назовёшь мне хотя бы один аспект жизни, на который твоя приёмная мать не успела поставить клеймо греха, не считая чтения Библии и пения псалмов, – он улыбнулся, но увидев растерянный взгляд мальчика, вздохнул: – Хотя кого я обманываю? Я тебя в любом случае поцелую.
И поцеловал. В его руках Криденс немного успокоился, но решил продолжить исповедь:
– Я совершил этот грех, и я хочу его повторения. Матушка была права, я грешник.
Он всхлипнул и прижался лбом к плечу Грейвза.
– Значит, я тоже.
Персиваль осторожно провёл ладонью по спине, успокаивая, и медленно уложил его на кровать, не прекращая целовать.
– Я тоже грешен, мальчик мой, – Грейвз утешительно улыбнулся и коснулся губами лба парня. – Вместе как-нибудь справимся.
Криденс рвано выдохнул и испуганно посмотрел на волшебника.
– Но наказанье, и муки в Аду…
– Что тебе до них? Если Ад существует, ты будешь там со мной.
Криденс, не в силах совладать с эмоциями, вцепился в рукав домашнего пиджака Грейвза, а тот лишь лукаво усмехнулся и повёл плечом, выпутываясь. Судорожную хватку оказалось не так-то просто разжать, поэтому по факту Криденс неосознанно наполовину избавил мага от верхнего элемента гардероба.
– Видишь, – Грейвз ободряюще провёл пальцами по его щеке. – Ничего страшного в этом нет. Смелее.
Он подставил второе плечо, Криденс зажмурил глаза, набрал в лёгкие воздуха и медленно потянул шерстяную ткань вниз.
Персиваль замер на секунду, затем наклонился и коснулся губ. Он опьяняющими поцелуями, откровенными ласками и горячим успокаивающим шёпотом, прерывистым из-за сбившегося дыхания, старался убедить, что муки Ада не страшны, если он будет рядом, если больше не отпустит и никому не отдаст.
Криденс загнанно дышал, всхлипывал, сдерживал стоны, плавясь под его ласками. Он стал чуть смелее, и Персиваль искренне охнул от удовольствия, когда его обнажённой спины коснулась подрагивающая прохладная ладонь.
Он на секунду замер, а затем чуть сильнее сжал плечо мальчика и коснулся губами шеи, вызывая своими действиями невольную дрожь. Он поцеловал его чуть более жёстко и властно, и Криденс ответил на поцелуй, несмело переместив руку на плечо Грейвза.
Персиваль легко прикусил его губу, снова заставляя дрожать, и медленно повёл ладонью вниз, оглаживая плечи, грудь, живот. Криденс глухо ахнул, и инстинктивно подался вперёд, подставляясь под прикосновения, прожигающие кожу насквозь.
Сегодня ночью Грейвз отмерил себе чуть меньше контроля, позволяя поцелуям быть более несдержанными, а прикосновениям – более уверенными. И он был рад заметить, что его настойчивость больше не пугает и не повергает в шок. Криденс зажмуривался, часто дышал, а затем вновь вздрогнул, сглотнул и отвернул голову, почти до крови закусив нижнюю губу, когда Персиваль подался вперёд, наклоняясь над ним.
Он целовал его в лоб, в кончик носа, в шею, легко, почти невесомо проводя губами по коже, не отводил взгляда и утыкался носом в мокрые волосы.
– Криденс…мальчик мой…– прошептал он в его висок.
Криденс то ли застонал, то ли всхлипнул, повернул голову, глядя невозможными, одурманенными глазами, а потом поцеловал его. Сам, по своей воле, легко коснулся губами губ, и всего на секунду дотронулся до шеи кончиками пальцев, своими бесхитростными действиями лишая остатков самоконтроля и способности трезво мыслить.
Персиваль не смог бы вспомнить в подробностях, что было дальше, но в том, что это было потрясающе волшебно, как не было ещё никогда в жизни, он был абсолютно уверен.
– Ты как? – заботливо спросил Грейвз. – Рановато, конечно, тебе такое демонстрировать, но так было быстрее.
Криденс судорожно старался вздохнуть, но пока это получалось не особо хорошо – рёбра, сдавленные неведомой силой, всё ещё отказывались поддаваться вновь наполняющимся лёгким. С трудом вытерев дрожащей рукой отчаянно слезившиеся глаза, он заметил, что за эти несколько секунд, показавшихся ему вечными муками, – о которых так любила напоминать его матушка – из прихожей мистера Грейвза они неведомым образом переместились в его крохотную комнатку. Хотел было что-то сказать, но к горлу подступила мучительная тошнота, и он снова мёртвой хваткой вцепился в концы шарфа своего мучителя.
– Тише, тише, – Грейвз, до сих пор прижимавший его к себе, утешающее погладил по спине. – Так всегда бывает в первый раз, к трансгрессии нужно привыкнуть. Сейчас всё пройдёт, станет легче.
Его шёпот у самого уха и горячее дыхание в дюйме от шеи только добавляли озноба, теперь нервного.
– Не дрожи, я сейчас, – Персиваль удобней перехватил мальчика за плечи одной рукой, доставая волшебную палочку и разжигая огонь в камине, в этот раз контролируя силу своего Инсендио. – Так лучше? Мерлин, прости меня, я не должен был без подготовки втягивать тебя в трансгрессию.
Мальчишку всё ещё лихорадочно трясло, а Грейвз уже успел выписать себе с десяток дисциплинарных выговоров.
– Посмотри на меня, – он взял лицо Криденса в ладони и с усилием заставил того поднять голову. – Ничего страшного не произошло, все живы и целы, и мы у тебя в комнате. Клянусь, больше так делать без предупреждения не буду.
Криденс поднял голову, всхлипнул, успокаиваясь, открыл глаза и вновь забыл дышать под этим внимательным заботливым взглядом.
Персиваль едва заметно улыбнулся, провёл подушечками больших пальцев по скулам, стирая следы невольных слёз, и тоже замер, разглядывая лицо мальчика в тёплом свете камина. У него самого не должно быть последствий после трансгрессии, ведь так? Он научился с ними справляться ещё на пятом курсе. Тогда почему так участилось сердцебиение и так тяжело сделать вдох, почему стали ледяными пальцы, до сих пор прикасающиеся к лицу парнишки? Если причина этого не перемещение, тогда что? А у него, оказывается, красивые глаза…совсем чёрные…
Грейвз наклонился вперёд буквально на дюйм. Криденс не делал попыток пошевелиться, только перестал дышать. Ещё на полдюйма ближе, и он закрыл глаза. Персиваль перестал оценивать ситуацию, и прикоснулся губами к пересохшим от волнения губам Криденса. Это даже не был поцелуй, это всего лишь касание губ, и два оцепеневших в растерянности человека в маленькой, освещённой пламенем камина, комнатке.
– Дыши, пожалуйста, – мягко попросил Персиваль, отстраняясь, и положил ладони на сведённые судорогой пальцы, призывая отпустить многострадальный шарф.
Криденс с трудом выдохнул и опустил руки.
– Я пойду. Прости. Всего хорошего.
Грейвз, стараясь не смотреть на Криденса, вышел за дверь, сбежал по лестнице, на улице рванул с себя шарф вместе с шейным платком, жадно глотнул ледяной воздух, и мысленно пообещал себе больше никогда не разводить огонь в той комнате. Пройдя несколько кварталов быстрым шагом, он только тогда вспомнил, что домой вообще-то можно трансгрессировать, что и сделал.
***
Нельзя сказать, что последующие дни Главы департамента магического правопорядка прошли спокойно. Работы внезапно стало ещё больше: днём он заживо хоронил себя под тоннами документации – при таком раскладе оперативный выезд уже считался чуть ли не отгулом–, а ночами иногда не удавалось даже поспать. Кошмары участились, набрали силу и стали ярче. В них он снова оказывался в плену у Гриндевальда, терпел пытки, сражался с ним, падал в чёрные пропасти и встречался с Криденсом. Грейвз просыпался с испариной на лбу и до рассвета размышлял о том, что Гриндевальд отобрал у него, но самое важное – что оставил взамен. Насколько они с Геллертом разные, раз он в итоге просчитался, но насколько похожи, если он выбрал именно его образ? Он даже набрался храбрости – и огневиски– запросил в архиве копию воспоминаний Криденса, и просмотрел их до конца. Нет, они с Гриндевальдом абсолютно разные. Он вспомнил их последнюю с Криденсом встречу, мысленно поменял антураж подворотни из его воспоминаний на антураж комнаты, и нервно вздрогнул, глядя в их с Гриндевальдом одни на двоих глаза.
«Вы действительно не он, мистер Грейвз»
Спасибо на добром слове.
Ему бы и забыть, но он внезапно встретил мальчишку, когда шёл на совещание с оперативной группой. Тот с абсолютно потерянным видом сидел под дверью зала заседаний. Тяжело перестать накручивать себя, когда сталкиваешься с ним каждые несколько дней.
– Криденс? – волшебник остановился напротив скамейки, не прекращая внутренней борьбы: его ждут дела, но он должен знать, что здесь делает его подопечный, ещё и в гордом одиночестве.
– Мистер Грейвз, – Криденс тут же вскочил на ноги, теребя поля шляпы, которую держал в руках.
– Присаживайся, – Грейвз властным усилием воли пресёк голос совести, и сел рядом. – Что ты здесь делаешь?
– Меня вызвали для дачи показаний, – мальчик явно чувствовал себя неуютно в обществе мракоборца, ещё и ожидая судебного, по своей сути, заседания.
– Ты пришёл один?
– Нет, меня привела мисс Тина, но она пошла за какими-то бумагами, и велела её ждать.
– Это хорошо, что с Тиной, – Грейвз задумчиво побарабанил пальцами по папке. – Если волнуешься, то напрасно. Это слушание – простая формальность, если меня на него не позвали. Ответишь на пару вопросов, и будешь свободен.
– Да, сэр. Спасибо, сэр, – Криденс весь как-то съёжился и поник. Видимо, доводы его ничуть не успокоили.
Персиваль мысленно обругал себя, ведь видел вчера записку-мышь внутренней корреспонденции с эмблемой Отдела дознаний, наверняка приглашение на заседание было там. Почему не прочитал? Решил, что у него слишком много работы, чтобы тешить самолюбие Велби и создавать массовку на его заседаниях. А теперь его ждёт оперативная группа, и расписание никак не поменять.
– Хочешь, подождём Тину вместе?
Криденс ничего не ответил, только сильнее сжал кулаки.
Грейвз угрюмо покачал головой, кажется, он пугал того, кого должен был курировать и наставлять. Что не удивительно, учитывая, что он себе позволил после перемещения. Что на него вообще нашло? Поцеловать парнишку после всего, что он пережил с Гриндевальдом. Может, колдомедики зря его отпустили, и последствия плена всё ещё сказываются? Надо бы как-то…
– Что это у тебя? – Персиваль отвлёкся от мыслей и кивнул на затянувшиеся, но вполне различимые шрамы на руках мальчика, которые стали видны, когда рукава рубашки чуть задрались.
– Ничего, сэр. Это пустяки.
Криденс судорожно поправил манжеты, и по самые пальцы натянул рукава пиджака.
Но Персиваль уже видел воспоминания, он знал, что это. Шрамы от ран, оставленных неординарным воспитательным методом Мэри Лу. Именно их исцелял Гриндевальд, беззастенчиво используя его облик.
– Я взгляну.
– Не стоит, сэр.
– Это не был вопрос, – Грейвз протянул ладонь и выжидательно посмотрел на него.
Криденс замялся на несколько мгновений, но руки вытянул.
– Закатай рукава.
Кажется, Гриндевальд не особо заботился о качестве своей помощи. Раны затягивались, но шрамы оставались, и, вероятно, доставляли неудобство. Грейвз видел в воспоминаниях, как окровавленные ладони мальчика под касаниями мага становились идеально чистыми, но, видимо, не всегда Гриндевальду хватало желания и терпения доводить дело до конца. Кровь не льётся, мальчик впечатлён чудесами, а больше ничего и не нужно было.
Грейвз простёр руку над ладонями и запястьями мальчика, сосредотачиваясь и концентрируясь. Старые отметины и шрамы исчезали на глазах.
– Так будет лучше, – Персиваль убрал руку и встал со скамьи, заслышав в отдалении цокот каблучков по лестнице.
– Спасибо, сэр, – прошептал Криденс и поспешно одёрнул рукава.
– Не за что.
Грейвз было протянул руку ободряюще похлопать парня по плечу, но увидев его затравленный взгляд и инстинктивную попытку вжаться в спинку скамьи, лишь кивнул и сделал шаг назад.
«О, Мерлин! Персиваль, ты ужасен. Лишний раз напомнил несчастному сцены из его недавнего прошлого. Поздравляю, ты всё испортил!» – поспешил вставить комментарий внутренний голос.
Возразить было особо нечего.
– Мистер Грейвз!
– Добрый день, Порпентина.
– Вы пришли, – девушка радостно улыбнулась.
– Нет, я остановился по пути, чтобы узнать, как идут дела у нашего общего друга, но мне уже пора, меня ждут в отделе. После заседания предоставите мне отчёт.
– Конечно, сэр, – понуро отозвалась Тина.
– Всего доброго, – Грейвз оставил их у зала и быстрым шагом скрылся за поворотом коридора.
Отчёт он обнаружил уже вечером, когда измученный длительным совещанием и оперативным выездом вернулся в кабинет. Рапорт был сухой и сжатый, информация излагалась по существу: Криденса допросили в связи с его причастностью к ещё нескольким загадочным случаям – хотят облегчить себе работу, ясно – но доказательств не нашли, и отпустили. Хорошие новости.
Интересно, а на допрос Гриндевальда его самого тоже вызовут в качестве эксперта? А что, он бы смог.
«Вы не он, мистер Грейвз»
Он не Гриндевальд, они разные. Грейвз невесело усмехнулся своим мыслям. Знать бы ещё процентное соотношение этой разницы.
***
Промучившись сомнениями несколько дней, он решил принять слова парнишки за аксиому, чёрт возьми. Аксиому не нужно доказывать, а вот подтвердить лишний раз не помешает. Именно поэтому в пятницу после обеда он снова оказался перед знакомой обшарпанной дверью.
– Мистер Грейвз.
Прозвучало как констатация факта. Криденс не выглядел ни испуганным, ни шокированным, что не могло не радовать. Он просто не смотрел на посетителя, а сразу отодвинулся в сторону, приглашая войти. Приглашением Грейвз не воспользовался.
– Здравствуй. У тебя на сегодня есть какие-нибудь планы?
– Нет, сэр, – парень поднял удивлённый взгляд.
– Это хорошо. Собирайся, я подожду на улице.
– Меня вызывают в Конгресс, сэр?
– Нет, я приглашаю тебя на прогулку. Обещаю, что в этот раз никаких перемещений, – Персиваль торжественно приложил руку к сердцу.
– На прогулку?
– Если честно, хочу познакомить тебя со своим другом – у него сегодня небольшое мероприятие – уверен, что вы с ним найдёте общий язык. Что скажешь?
– Хорошо, сэр, одну минуту.
Грейвз удовлетворённо кивнул и вышел на улицу. Чтобы больше не задавать себе вопросов, глядя на чужие воспоминания, он решил создать свои собственные.
Криденс действительно спустился через минуту, даже не спросив, куда и к кому они направляются. Персиваль не соврал, магию в этой прогулке он не использовал. Они просто прошлись по грязноватым улочкам окраины Нью-Йорка, воспользовались надземной линией метро, ещё немного прогулялись по центральным улицам, пока наконец не остановились перед тёмной витриной какой-то заброшенной лавки.
– Мы пришли, – торжественно объявил Персиваль, берясь за ручку двери.
– Но здесь же никого нет, – Криденс непонимающе замер.
– Здесь сегодня аншлаг, друг мой, – Грейвз снисходительно усмехнулся, подталкивая мальчишку в открытую дверь.
То, что Криденс увидел внутри заброшенной лавки, не укладывалось у него в голове: на огромной, освещённой сотнями лампочек, площади – которую просто физически не могла занимать лавка в этом районе города – повсюду, насколько хватало взгляда, тянулись книжные стеллажи, между которыми сновали десятки людей – некоторые из них выглядели непримечательно, другие же, на взгляд Криденса, вырядились чудаками – вокруг постоянно что-то парило, сновало, пролетало, а посреди просторного зала выстроилась довольно длинная очередь, тянущаяся к большому резному столу, за которым сидел человек в чёрной бархатной мантии. Он что-то быстро писал, улыбался людям из очереди, некоторым жал руки, и тут же принимался писать снова.
– Это Арагон Уолтер, мой давний знакомый, – пояснил Персиваль, наклонившись к плечу мальчика. – Мы с ним познакомились в Англии. Он интересуется магическими существами, и пишет о них. Сегодня он презентует в Нью-Йорке свою новую книгу «Саламандры Богнора», говорят, что она станет хитом продаж.
– Это книжный магазин для магов, сэр? – спросил Криденс, зачарованно оглядываясь по сторонам.
– Да, один из них. Ну, пойдём, – Грейвз взял парня за предплечье, увлекая за собой в разномастное волшебное сборище.
– Персиваль! – ярко одетая леди, в шляпке с причудливыми перьями, с энтузиазмом помахала рукой от бокового стеллажа.
– Кассандра, – Грейвз галантно поцеловал незнакомке руку. – Какая приятная неожиданность.
– Почему же неожиданность? – недовольно нахмурилась женщина. – Я не могла пропустить такое событие. Смотри!
Она хвастливо раскрыла книгу, которую держала в руках, демонстрируя витиеватый автограф рядом с колдографией автора, с которой он приветственно махал рукой и кланялся своим читателям.
– Счастливица, – заметил Грейвз. – Надо бы и нам постараться получить такой же.
– Получите, куда Арагон от тебя денется? Вы же с ним друзья, – Кассандра капризно надула губки. – Вы пришли к самому концу, уверена, скоро его оставят в покое. Ты такой бескультурный, Персиваль, – она резко поменяла тему. – Ты нас не представил!
– Моя вина, прости. Познакомься, Кассандра, это мистер Бэрбоун, мой друг. Криденс, прошу любить и жаловать леди Кассандру Розье, подругу моего детства.
– Наши родители были очень дружны, дорогуша, – Кассандра жеманно протянула Криденсу ручку для поцелуя и тут же снова отвлеклась. – Ты собираешься к нам в Англию? Мы с Эдвардом будем очень рады видеть тебя.
– Зачем, мне ехать в Англию, если вы сами приехали в Америку? – улыбнулся Грейвз.
– Я бы не поехала, если бы не проблемы с родительским особняком. Ты представляешь себе, какой ужас эти корабли? – женщина с отвращением скривилась. – В ближайшие десятилетия ни за что не соглашусь это повторить.
– В ближайшие десятилетия используй портключ, дорогая, – посоветовал маг.
– Не учи учёную. Всё, мне пора бежать, меня ждут, – Кассандра помахала какой-то девушке и, встав на цыпочки, поцеловала Грейвза в щёку. – Рада была увидеть тебя, Перси. Помни, мы с Эдвардом тебя ждём. Всего доброго, юноша, – последнее адресовалось уже Криденсу.
Персиваль насмешливо покачал головой, и повёл Криденса к ближайшему стеллажу.
– Она всегда была такой, не умеет концентрироваться на чём-то дольше минуты. Наши семьи дружили, мы вместе учились в школе, только она - на два курса младше, потом она вышла замуж за лорда Розье, и уехала в Англию. Не ожидал вновь увидеть её в Нью-Йорке.
– Я очень рад знакомству с такой знатной особой, сэр, – Криденс растеряно опустил голову.
– С такими знакомствами нужно быть осторожней, – Грейвз серьёзно свёл брови. – Не позволяй перьям окками на её шляпке сбить себя с толку. Она очень сильный боевой маг, а про семью её мужа вообще ходят разные слухи. Я бы предпочёл не оказываться у неё на пути в случае чего. Ну, пойдём, посмотрим новинки.
Кридес был поражён не меньше, чем в свой первый визит в Конгресс: книги с живыми иллюстрациями, книги с проекцией описания над страницами, парящие в воздухе книги. Ему казалось, что тот магический мир, который ему показывал Гриндевальд в облике мистера Грейвза, совершенно отличается от того, который показывал ему настоящий мистер Грейвз. И он мог точно сказать, какой из этих миров выглядит более волшебным.
Персиваль с интересом пересмотрел несколько полок, складывая заинтересовавшие его тома прямо на воздух рядом с собой. Парящая стопка послушно перемещалась за своим новым хозяином.
– Можешь посмотреть что-нибудь, – Грейвз оторвался от аннотации очередного увесистого тома, и обернулся к застывшему рядом Криденсу. – Я найду тебе несколько полезных книг для учёбы, но ты можешь выбрать что-нибудь интересное и развлекательное. Вон там, – он указал на стеллаж в соседнем ряду, – есть сборники легенд, мифов и сказок, напротив художественная литература, или можешь посмотреть какие-нибудь справочники, они дальше.
– Мне выбрать книги? Для себя? – Криденс потрясённо смотрел на волшебника.
– Да, а что тебя удивляет? В книжный магазин приходят, чтобы выбирать книги. Иди.
Криденс медленно пошёл вдоль стеллажей, не меняя выражения лица.
Персиваль нашёл его некоторое время спустя, заворожено наблюдающим за рыцарским поединком, который развернулся на страницах открытой книги.
– «Мерлин. Очерки королевского наставника», – прочёл он, чуть приподняв пальцами обложку. – Интересная, бери. В детстве мама часто читала её мне перед сном. Она была большой поклонницей Мерлина и рыцарских романов.
Криденс о чём-то задумался, и едва заметно приподнял уголки губ, будто что-то осознавая.
– Да, именно, – подтвердил его догадку Персиваль. – Это увлечение повлияло на выбор имени для её единственного сына. Посмотришь ещё что-нибудь? – он кивнул в сторону стеллажей.
Но Криденс лишь отрицательно покачал головой.
– Пойдём.
Закрыв книгу на самом интересном моменте сражения, Грейвз отправил её в скромную стопку самостоятельно выбранных Криденсом книг, и направился в сторону зала.
– Уолтер! – он подошёл к столу, предварительно захватив со стенда две книги автора.
– Персиваль, мой дорогой друг! – Арагон, которого только что отпустили журналисты, поднялся навстречу, и радостно затряс ладонь Грейвза в рукопожатии. – Как я рад тебя видеть! Твой визит – честь для меня.
– Ну что ты, – Грейвз растрогано улыбнулся. – Это для меня честь. Ты популярный автор, звезда литературного мира, а я обычный работник Конгресса.
– Твоя работа делает наш мир безопасным, и маги вроде меня могут проводить спокойные дни за бумагомарательством. И потом, не скромничай излишне, я слышал, что ты далеко не обычный работник Конгресса.
Уолтер заговорщически подмигнул и воззрился на Криденса.
– Криденс Бэрбоун – мой друг, – проследив направление его взгляда, отрекомендовал Грейвз. – Тоже интересуется магическими существами.
– Очень приятно, молодой человек, очень приятно познакомиться, – Уолтер с не меньшим энтузиазмом пожал руку Криденсу. – Не многие молодые волшебники в наши дни могут по достоинству оценить уникальную магическую фауну. Хотя, знаете, друзья мои, есть один юноша, который не только изучил и оценил, но и приумножил славные деяния магозоологов.
– Ох, ни слова мне про этого юношу, как ты соизволил выразится, – раздражённо закатил глаза Грейвз. – Я отлично понимаю, о ком ты. Знаешь, по каким сводкам он проходит в моём департаменте?
– Не тонко вы, мракоборцы, чувствующие люди, – обиделся за коллегу Уолтер.
– Зато порядок бережём, как ты верно заметил ранее, – подвёл черту не тонко чувствующий мракоборец, и поинтересовался: – Надолго к нам?
– Нет, к сожалению, утром отправляюсь в Бразилию.
– Слава, что поделать?
– Честно? Хотелось бы уже что-то с ней поделать, – вздохнул писатель. – Меня приглашают в Хогвартс преподавателем, думаю согласиться.
– Что тут думать? – Грейвз недоумённо посмотрел на приятеля. – Соглашайся обязательно. У тебя есть все шансы стать там директором.
– Всё бы тебе насмехаться, – Арагон с притворной злостью хлопнул друга по плечу. – Как подписать книгу?
– «От лучшего преподавателя школы чародейства и волшебства Хогвартс», – рассмеялся Персиваль.
– Не смейся, я так и напишу.
– И мистеру Бэрбоуну, пожалуйста, – Грейвз протянул вторую книгу.
– Непременно. Что написать, молодой человек?
Криденс окончательно потерял дар речи.
– Ты же у нас писатель, напиши что-нибудь от себя, – спас положение Грейвз. – Для Криденса Бэрбоуна.
– Готово, – Уолтер протянул обратно обе книги, и с тоской посмотрел на едва сдерживаемую владельцем магазина новую группку репортёров. – Персиваль, прости, пожалуйста, но, кажется, мне нужно уделить им внимание.
– Конечно, популярность автору делает его публика. Очень рад был видеть тебя. Спасибо за книги.
– С превеликим удовольствием. Напиши, когда соберёшься в Англию.
– Когда соберусь, ты узнаешь первым. Хорошего путешествия в Бразилию.
– Спасибо. До встречи. Рад знакомству, мистер Бэрбоун.
Криденс почтительно поклонился и отошёл в сторону, повинуясь руке Грейвза на своём плече.
– Пропусти их, – он кивнул на оголтелых журналистов, торопящихся к столу. – В погоне за сенсацией они не видят ничего на своём пути. Ну что? Выберешь ещё что-нибудь?
– Нет, сэр, большое спасибо, больше ничего не надо, – Криденс отчаянно покраснел и принялся изучать свои манжеты.
– Хорошо, – Грейвз согласно кивнул, и передал на кассе несколько банкнот, вместе с визитной карточкой. – Стопки упакуйте отдельно, и доставьте по адресу, пожалуйста.
– Конечно, сэр, всё сделаем в лучшем виде, – с готовностью отозвался работник магазина.
– Заберёшь потом книги у меня, хорошо? – спросил Персиваль, открывая дверь, и пропуская Криденса вперёд. – Знаешь, о чём я думаю?
– О чём, сэр?
– Что нам не мешало бы перекусить, – Грейвз на секунду положил руку на плечи мальчишки, но сразу же убрал. – Идём, я знаю неподалёку хорошее место.
***
За ужином в неплохом, по мнению Грейвза, и просто шикарном, по мнению Криденса, ресторане, Персиваль пересказал, кажется, все более- менее занятные истории из своей юности. Вспомнил и о выпускных экзаменах, и о первых неудачных опытах по воспламенению, которые они проводили вместе с Кассандрой, и о первой метле, история о которой вызвала живой интерес Криденса, и о том, как познакомился с Арагоном Уолтером.
– Спасибо вам, сэр. Сегодня было очень интересно, – неловко поблагодарил Криденс, сбился, и принялся комкать в пальцах салфетку.
– Всегда пожалуйста. И, послушай, прекращай звать меня «сэр», – скривился Грейвз, отставляя бокал с вином. – Это немного раздражает, знаешь ли.
– Простите, сэ…мистер Грейвз, – парень снова смутился.
– Так лучше, – удовлетворённо кивнул волшебник.
Он продолжал рассказывать истории из своей жизни вплоть до того момента, пока они не остановились у ступеней его дома.
– Зайдёшь за книгами? – предложил Грейвз.
– Если вас это не обременит.
– О чём ты? Проходи.
Грейвз открыл дверь и коротко взмахнул рукой в прихожей.
– Повторно они перестраиваются легче, – пояснил он.
В гостиной раздался бой часов.
– Надо же, – Грейвз удивлённо сверился с карманными часами, – так поздно. Метро уже не ходит.
– Я доберусь сам, с…мистер Грейвз, не беспокойтесь.
– Не может быть и речи. Знаешь, – Персиваль на секунду задумался. – Есть два варианта: мы можем трансгрессировать, – но увидев неподдельный ужас на лице мальчишки, он усмехнулся и проявил милосердие: – Или можешь остаться у меня. Гостевые комнаты свободны, выбирай любую.
– Я…сэр…мистер Грейвз…мне, – Криденс так и не смог выразить связную мысль.
– В одном я уверен, что на трансгрессию ты добровольно не пойдёшь. Значит, останешься. Видишь, всё просто. Фричер!
Внезапность появления домовика в гостиной заставила Криденса на секунду вцепиться в рукав мантии Персиваля от неожиданности.
– Слушаю, сэр.
– Фричер, подготовь Криденсу одну из гостевых комнат, а пока подай чай в библиотеку.
– Да, сэр.
Фричер исчез так же внезапно, как появился.
– Что ж, пойдём рассмотрим покупки, – предложил Грейвз, поднимаясь по лестнице.
Две аккуратно упакованные стопки книг уже ждали хозяина на столе, как и поднос с ароматным чаем. Персиваль быстро просмотрел свою стопку, переложив несколько книг из неё в стопку Криденса, взял свой экземпляр книги Арагона, любовно погладил обложку, и поставил его на ближайшую полку. Пока он занимался чаем, Криденс тоже успел отыскать свой экземпляр, и теперь с восторгом изучал дарственную надпись.
– Вот, держи, – Персиваль подвинул к нему чашку с чаем и сел в кресло.
– Мистер Грейвз, – Криденс наконец оторвался от созерцания книги, и намертво впился пальцами в её обложку. – Спасибо вам.
– Пустяки, не стоит благодарностей, – отмахнулся Грейвз. – Надо же тебе по чему-то учиться. Без книг тут не обойтись.
– У меня никогда не было своих книг.
Персиваль едва не вздрогнул.
– Ты ничего не читал?
– Только Библию. Вслух. Когда велела матушка.
– Тоже хорошее дело, – резюмировал волшебник, отводя взгляд в сторону.
– Сегодня был…– Криденс замешкался, подбирая слово, – волшебный день. Люди такого высокого положения ещё никогда не общались со мной так…Он не говорил, что магический мир настолько невероятный. Он только обещал показать.
Теперь Грейвз действительно вздрогнул. Он понял, о ком говорит парень.
– Послушай, мы можем не вспоминать о нём, если ты не хочешь.
– Я... – Криденс сжал «Саламандр Богнора» до побелевших костяшек пальцев. – Я не против. Я хочу поговорить.
– Хорошо. Продолжай, пожалуйста, я слушаю.
«Началось», – подумал Грейвз, отставляя чашку. – «И что мне делать? Как успокаивать? Подростковая психология – не мой конёк».
– Он нашёл меня случайно, вернее, я думал, что случайно. Он первый отнёсся ко мне, как к человеку, общался без отвращения и снисхождения, сказал, что я могу быть полезным. Ко мне так никто никогда не относился. Он много требовал, но взамен он забирал мою боль, лечил мои раны, точно так же, как вы позавчера, – руки мальчика дрогнули. – Для меня это были просто божественные чудеса. Я не сомневался ни в едином его слове. Я готов был на всё ради него. Вы презираете меня, сэр?
– Напротив. Я считаю тебя невероятно сильным и смелым. Ты единственный смог поставить Гриндевальда на колени, в прямом смысле этого слова. Такое не удалось даже всему аврорату в полном составе.
Криденс низко опустил голову, и задрожал, стараясь одновременно не давать слезам воли, и скрыть уже выступившие, вытирая их ладонью, при этом не выпустить книгу из рук.
– Я не мог… я готов был всё, что угодно…для него…но не смог…
Грейвз протяжно выдохнул, и пересел на диван.
– Тише, его больше не будет. Ну-ка, дай её сюда, – он отобрал книгу, бросил её на стол, и привлёк Криденса к себе, обняв за плечи. – Я знаю, что ты чувствуешь, нам обоим досталось от его действий. Я понимаю, ты хотел быть полезным ему, но не смог сказать, что обскур, которого он ищет – это ты, потому что боялся его.
Криденс судорожно кивнул, пряча лицо на груди волшебника.
– Я всё время боялся, но встреча с ним все равно была лучшим из того, что происходило в моей жизни.
– Я знаю, знаю, – Грейвз сглотнул комок в горле, и погладил мальчика по волосам. – Я видел твои воспоминания.
– Видели? Значит вы…
– Угу, – признался Грейвз, крепче прижимая дрожащего парня к себе.
– Матушка всегда говорила, что таких, как вы нужно бояться.
– И ты боишься меня?
– Нет, – Криденс поднял голову и посмотрел Персивалю в глаза. – Вас я не боюсь. Вы – не он.
– Говори это почаще, а то я стал сомневаться в последнее время, – невесело усмехнулся Грейвз, замирая, и вглядываясь в его глаза.
Совершенно чёрные, воспалённо блестящие от недавних слёз, смотревшие так растерянно.
– Криденс, тогда у тебя, несколько дней назад…– он ещё никогда не попадал в такую ситуацию, неизвестно, кто волновался сейчас больше. – Если ты считаешь, что я повёл себя непозволительно…
– Я так не считаю, мистер Грейвз, – парень смотрел на него, как ягнёнок на хищника, но больше не дрожал, только дышал тяжело
– И я мог бы сейчас…?
Криденс ничего не ответил, только закрыл глаза, и смял в кулаке рукав рубашки Персиваля.
И после этого он ещё говорит, что они с Гриндевальдом разные? В отличие от него, Геллерт хотя бы не…Мерлин! Он бы точно убил его лично с особой жестокостью, если бы тот только посмел это сделать.
Грейвз медленно склонился к губам Криденса, и осторожно поцеловал. Несколько секунд, он просто касался его губ, но потом Криденс попытался неумело и робко ответить, и настала очередь Грейвза зажмуриваться и забывать о том, что нужно дышать. Ни разу в жизни подобные недопоцелуи не действовали на него подобным образом. Он провёл ладонью по шее Криденса, и тот чуть разомкнул губы в судорожном выдохе.
– Сейчас мы с ним тоже похожи? – спросил Грейвз, прижавшись лбом ко лбу мальчика, стараясь восстановить дыхание.
– Нет, сэр, он так никогда не делал.
Персиваль обнял его, утыкаясь носом в волосы, и облегчённо вздохнул, а затем поцеловал чуть настойчивей, придвигаясь ближе, касаясь его груди. Криденс почти отвечал, а Грейвз, запустив пальцы ему в волосы, целовал его виски, скулы, шею. Он сделал отчаянную попытку взять себя в руки, только когда осознал, что затылок парня касается подлокотника дивана, а он целует его ключицы, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки.
– Криденс, – прошептал Персиваль, касаясь губами его виска. – Ты можешь остановить меня в любой момент. Я ничего не требую. Мне не нужно от тебя ничего, чего ты не хочешь сам. Криденс, ты слышишь меня?
– Я не хочу, – Криденс тяжело сглотнул и открыл совершенно замутнённые глаза. – Я не хочу останавливать вас…мистер Грейвз.
Персиваль, издав что-то среднее между рыком и стоном, резко усадил мальчишку в вертикальное положение.
– Мы пойдём в спальню, но ты можешь всё прекратить в любое мгновение. Договорились?
Криденс покраснел и кивнул, вновь закрывая глаза.
– Возможно, так будет проще? – Грейвз щелчком пальцев погасил свет в библиотеке, и взял за руку. – Можешь не открывать глаза, если не хочешь, везде всё равно будет темно.
Путь до спальни занял сорок секунд, или двадцать ступеней, или сто пятьдесят ударов сердца.
Персиваль не ждал ни страсти, ни огня вожделения, но доверчивая открытость этого мальчика буквально переворачивала в нём каждую клеточку. У него ещё никогда не было кого-то настолько доверчивого, беззащитного и зависящего от него. Он невольно перенял линию поведения, просто не мог быть настойчивым и грубым. Персиваль мягко положил ладонь ему на грудь, заставляя лечь, и снова поцеловал, неуверенно проводя ладонями по плечам, рукам и животу. Он с трудом вспоминал, когда в последний раз нервничал так, что едва мог совладать с дрожью в руках. Убеждая себя не терять рассудок и до боли закусив губу, он принялся медленно расстёгивать пуговицы на рубашке Криденса. Но тот вдруг как-то жалостливо всхлипнул, и постарался закрыться руками.
– Криденс, всё хорошо, послушай. Я сделал что-то не так? – Грейвз отдёрнул руки, будто обжёгшись. – Посмотри на меня. Я больше не сделаю ничего, чего ты не захочешь.
– Нет, не вы…– Криденс немного расслабился и даже открыл глаза.
– Что случилось? – спросил Персиваль, целуя его запястья.
– Я не знаю, что положено делать, – признался Криденс и покраснел так, как не краснел на его памяти ещё ни разу.
Грейвз тяжело сглотнул и с трудом перевёл дыхание. Кажется, сегодня ночью ему понадобиться всё его благоразумие и вся сила воли. Но как же легко потерять голову, слыша его слова, глядя в его глаза.
– Нет никаких правил, – сказал он, расстегнув рубашку парня до конца, и невесомо касаясь подушечками пальцев его обнажённой груди. – Делай что хочешь. Здесь важно не что, а с кем.
Криденс сжал кулаки и еле слышно вздохнул. Его несмелая нежность, его наивность и неискушённость с лихвой компенсировали отсутствие опыта и каких-либо знаний. Персиваль радовался, что мальчик не открывает глаз, так можно не переживать, что он увидит на его лице слишком многое. Он продолжил целовать Криденса, попутно избавляясь от собственных жилета и рубашки, провёл дрожащими пальцами по его животу, и окончательно попрощался со здравым рассудком, услышав тихий всхлип и еле слышное:
– Мистер Грейвз…
В этой ночи не было жаркой страсти, сводящих с ума ласк и изысканного наслаждения, но он бы ни за что не согласился обменять на них первое робкое и несмелое прикосновение Криденса к его плечу – пусть оно и продлилось несколько секунд– его безотчётный ощущаемый страх издать хоть звук, его дрожь, когда Персиваль переплетает их пальцы, и упирается взмокшим лбом в его грудь, его рваное дыхание, когда Грейвз осторожно прихватывает зубами кожу на шее, его судорожную хватку на собственных предплечьях, его невольные слёзы на щеках, которые Персиваль неустанно осушал губами, его молчание после, его ледяные дрожащие пальцы в собственных ладонях, которые он так отчаянно пытался согреть дыханием и поцелуями, и на рассвете его ровное дыхание во сне.
Персивалю снова не удалось заснуть, даже под утро, но уже не из-за кошмаров, а из-за опасений, что проснувшись, он увидит пустую спальню, или, если всё совсем плохо, больничную палату, и узнает, что его измученное Гриндевальдом сознание всего лишь сыграло с ним очередную злую, очень злую шутку.
Поэтому рассвет он встретил лежа на боку, подперев голову согнутой в локте рукой, и чутко прислушиваясь к дыханию рядом с собой.
Впервые в жизни захотелось обладать непроизвольной легилеменцией Куинни Голдштейн, чтобы узнать, представлял ли Криденс когда-нибудь, что одна из их встреч с Гриндевальдом может окончиться вот так, ожидал ли, хотел ли этого? И Персиваль поблагодарил Мерлина за то, что этого так никогда и не случилось. Он охотно простил бы все издевательства над собой, но был готов убить за единственное прикосновение к этому мальчику.
Он поправил сползшее с Криденса одеяло, но тот проснулся скорее от его потяжелевшего взгляда, чем от прикосновения.
– Вы не спите, мистер Грейвз? – голос был слишком ровный, будто он тоже не спал.
– Не спалось, – Персиваль наклонился и легко коснулся губ Криденса, но тут же отпрянул обратно. – Это всё от страха.
– Вы боитесь? – он тоже не на шутку испугался. – Чего?
– Боюсь, что ты скажешь мне, что всё произошедшее было твоей ошибкой, минутной слабостью, а я, как последний мерзавец, воспользовался ситуацией.
– Я…- парень густо покраснел. – Я этого не скажу.
– Значит, у нас не будет разговора на тему «Всё это было неправильно, и мы должны навсегда забыть об этом»?
– Не будет, мистер Грейвз, – Криденс и так был закутан в одеяло, а теперь и вовсе натянул его по самый нос.
– Вот и славно, – Персиваль успокоено вздохнул, закрыл глаза и прижался носом к виску Криденса, обнимая его через одеяло. – И перестань называть меня «мистер Грейвз», это вовсе не звучит почтительно, когда мы лежим в одной постели, а я что-то не припомню у себя таких эротических фантазий. Просто «Персиваль», хорошо?
«Я знаю, что ты будешь избегать этого обращения, сколько сможешь. Ты и Голдштейн-то до сих пор зовёшь «мисс Тиной». Но через пару месяцев привыкнешь», – подумал Грейвз.
Мальчик вздрогнул, смутился ещё больше, но подвинулся ближе, повинуясь собственническому жесту волшебника, и сдаваясь на волю его рукам и губам.
Эта рассветная нежность длилась до первых лучей солнца, возвестивших о приходе нового дня.
– Утро, – констатировал Грейвз, прижимаясь губами к макушке Криденса.
– Мне следует уйти…наверное?
Персиваль усилием воли подавил раздражённый стон. Сколько им придётся искоренять эти пережитки?
– Только если ты сам этого хочешь. Если тебе интересно моё мнение, то я не хочу, чтобы ты уходил, но решать, конечно, тебе.
Грейвз отвёл в сторону руки, демонстрируя приверженность свободе действий, но Криденс неуютно завозился в своём одеяльном коконе, и придвинулся ближе, возвращаясь в объятья.
– Что ты скажешь, если я предложу прогуляться? Сегодня выходной, мы никому не нужны. Могли бы заглянуть в пару магазинов, пойти в Центральный парк. Тебе нравится кормить уток в Центральном парке?
– Если честно, я их немного опасаюсь, – Криденс прижался ближе, но взгляд смущенно спрятал.
– Опасаешься? Уток? Мы должны это исправить!
Грейвз плотнее укутал мальчишку в один из своих халатов и отправился распорядиться насчёт завтрака.
В столовой его напряжённым молчанием встретил Фричер. Персиваль развёл руки в стороны и вопросительно приподнял бровь.
– Я ничего не говорил, сэр, – домовик продолжил деловито накрывать стол на двоих.
– Зато громко думал, Фричер.
– При всём уважении, легилименция никогда не была вашей сильной стороной, – Фричер подумал и добавил: - Сэр.
– А это уже хамство, знаешь ли, – праведно возмутился Грейвз. – Тебе не кажется, что ты много на себя берёшь?
Домовик ничего не ответил, лишь поставил кофейник на стол и исчез.
Завтрак по большей части прошёл в молчании, зато последовавшая за ним прогулка превзошла все ожидания. День, как для зимнего Нью-Йорка, выдался на удивление погожим, и они воспользовались этим в полной мере: неожиданно для себя им удалось попасть на два открытых вернисажа на Бродвее, посетить несколько магазинов, на Таймс-сквер Грейвз рассказал, благодаря каким чарам на самом деле каждую новогоднюю ночь спускается Шар времени со шпиля здания под номером один, в Центральном парке они покормили уток. И глядя на отчаянно сражающихся за корм крякв, Персиваль, кажется, впервые начал понимать настороженность Криденса по отношению к ним.
Сегодня Грейвз позволял себе прикасаться к нему: брать за руку на оживлённых перекрёстках, обнимать за плечи, рассматривая уток, и увлекать в безлюдные переулки и тёмные подворотни, целуя его губы, которые за сегодняшний день расплывались в улыбке чаще, чем за всё время их знакомства. И покарай его Мерлин, если Персиваль сам не был необъяснимо счастлив от этого.
Прекрасное выходное безделье закончилось, стоило переступить порог дома.
– Вам пакет из Конгресса, сэр, – возвестил Фричер, появляясь в прихожей.
– Я посмотрю его в кабинете, – распорядился Грейвз, снимая пальто.
– Я пойду, спасибо за прогулку и рассказы, мист…– Криденс мгновенно растерял робкие зачатки хорошего настроения и открытости, снова сутулясь и опуская взгляд.
– Даже не думай, – Грейвз указал в сторону лестницы. – Пойдём взглянем, что там. Уверен, что всего лишь какие-нибудь отчёты, с которыми я смогу разобраться завтра на работе.
Криденс несмело кивнул, и всё же переступил порог гостиной.
На проверку пакет оказался довольно пухлой чёрной папкой с золотистой тиснёной эмблемой Конгресса на обложке.
Грейвз тяжело вздохнул, быстро просмотрев бумаги, накинул поверх рубашки и жилета домашний пиджак, и опустился на диван.
–Нужно разобрать несколько отчётов, это недолго. Можешь, присесть, кстати, – обратился он к робко замершему у стола Криденсу.
– Наверное, мне нельзя смотреть на эти бумаги, мистер Грейвз.
– Секретную документацию на дом не высылают, это обычная бумажная рутина, – Персиваль поморщился, и взмахом руки переместил к себе журнальный столик, раскладывая отчёты на нём. – И ты снова зовёшь меня «мистер Грейвз».
– Простите, сэр.
– Ещё лучше. Иди сюда, – Персиваль похлопал рукой по дивану рядом с собой.
Криденс замешкался на несколько мгновений, но всё же медленно подошёл и сел, хотя и не рядом, а в некотором отдалении, но это было тут же исправлено волшебником, обнявшим мальчишку за плечи и властным движением притянувшим его к себе.
– Вот так, – он довольно хмыкнул, потрепал смущённого Криденса по макушке, и поманил пальцем с письменного стола перо с чернильницей. – Это быстро, вот увидишь.
Через полчаса он закончил вносить пометки в проект нормативного акта, ещё через сорок минут проверил и подписал несколько разрешений, а ещё через час показал Криденсу, безмолвно прижимавшемуся щекой к его плечу, тонкую папку с надписью «Ньют Скамандер» на обложке.
– Дело твоего друга.
– Мы едва знакомы, и вряд ли друзья, – мальчик с любопытством смотрел, как Глава департамента магического правопорядка оставляет внизу листа свою витиеватую подпись. – Вы открыли дело против него?
– Наоборот, закрыли. Президент очень обязана ему. Конгресс не станет преследовать его за прошлое правонарушение, но вновь наводнять Нью-Йорк незарегистрированными нюхлерами и прочей живностью ему всё равно не стоит.
Последний отчёт Грейвз закрыл в аккурат под бой напольных часов, возвещавших о наступлении полночи.
– Прости, я правда думал, что работы будет меньше, зато завтра мы…Криденс?
Только сейчас он понял, что мальчишка, до этого без единого звука сидевший рядом, какое-то время назад успел выбраться из-под его руки и отсесть на противоположный край дивана, максимально далеко.
– Криденс, с тобой всё в порядке?
– Да, сэр, – парень неуверенно кивнул.
– Судя по обращению, мне так не кажется. Что случилось? Тебе нехорошо?
Грейвз подвинулся ближе, стараясь заглянуть в глаза, но Криденс упрямо опускал лицо, и испуганно вжался в подлокотник дивана, когда он попытался коснуться рукой его плеча.
– Ты как-то странно себя ведёшь. Если тебя что-то беспокоит, скажи мне.
В ответ Криденс только прикусил нижнюю губу и отчаянно замотал головой.
Персиваль бережно взял его лицо в свои ладони и принудительно заставил поднять голову. Догадка посетила его, когда он разглядывал пятна лихорадочного румянца на щеках, испарину на лбу, и ещё сильнее почерневшие и без того тёмные глаза.
– Что ж, если всё хорошо, тогда…– он медленно, наблюдая за ещё шире распахивающимися глазами и учащающимся дыханием парня, склонился к нему, целуя его шею, спускаясь ладонью от груди к животу.
Ответом ему стал едва слышный стон, который у Криденса так и не получилось сдержать, как он ни пытался. Он вжался в диван и покраснел ещё больше, когда ладонь Грейвза легла ему на бедро.
– Простите, сэр. Этого не должно было…я не знаю почему…
Грейвз про себя усмехнулся и тихо прошептал, едва касаясь его губ:
– Приму это за комплимент. Пойдём, кажется, мы слишком заработались сегодня.
Криденс лишь кивнул, пристыжено опуская голову, и, казалось, готовился расплакаться от стыда, но Персиваль решил, что поменьше думать пойдёт ему на пользу, поэтому всячески саботировал его мыслительный процесс жаркими поцелуями у стены, пока они поднимались по лестнице, и опаляющими прикосновениями, пока открывал дверь в спальню.
Но в спальне Криденс, который всё ещё не мог перевести дыхание, сел на кровать и, вцепившись пальцами в свои колени, медленно,но верно начал впадать в предистеричное состояние.
– Криденс, я сделал что-то не так? – спросил Грейвз, глядя сверху вниз на низко опущенный затылок парня.
Но Криденс лишь отрицательно покачал головой.
– Тогда что случилось? Если хочешь, чтобы я ушёл, я это сделаю. Я обещал тебе, что не буду настаивать, и я не отрекаюсь от своих слов.
Снова отрицательное мотание головой, на этот раз более отчаянное.
– Ладно. Тогда в чём причина? Ты, – Персиваль мягко и медленно, чтобы ещё больше не испугать, опустился на колени. – Ты всё же боишься меня?
Он осторожно прикоснулся пальцами к ноге Криденса, и поцеловал его колено через плотную ткань брюк.
– Это грех, мистер Грейвз. Матушка всегда говорила, что это страшный грех.
Грейвз пропустил официальное обращение мимо ушей и сел на кровать, обнимая Криденса, и нежно провёл по его щеке тыльной стороной ладони:
– Я тебя поцелую, если ты сейчас навскидку назовёшь мне хотя бы один аспект жизни, на который твоя приёмная мать не успела поставить клеймо греха, не считая чтения Библии и пения псалмов, – он улыбнулся, но увидев растерянный взгляд мальчика, вздохнул: – Хотя кого я обманываю? Я тебя в любом случае поцелую.
И поцеловал. В его руках Криденс немного успокоился, но решил продолжить исповедь:
– Я совершил этот грех, и я хочу его повторения. Матушка была права, я грешник.
Он всхлипнул и прижался лбом к плечу Грейвза.
– Значит, я тоже.
Персиваль осторожно провёл ладонью по спине, успокаивая, и медленно уложил его на кровать, не прекращая целовать.
– Я тоже грешен, мальчик мой, – Грейвз утешительно улыбнулся и коснулся губами лба парня. – Вместе как-нибудь справимся.
Криденс рвано выдохнул и испуганно посмотрел на волшебника.
– Но наказанье, и муки в Аду…
– Что тебе до них? Если Ад существует, ты будешь там со мной.
Криденс, не в силах совладать с эмоциями, вцепился в рукав домашнего пиджака Грейвза, а тот лишь лукаво усмехнулся и повёл плечом, выпутываясь. Судорожную хватку оказалось не так-то просто разжать, поэтому по факту Криденс неосознанно наполовину избавил мага от верхнего элемента гардероба.
– Видишь, – Грейвз ободряюще провёл пальцами по его щеке. – Ничего страшного в этом нет. Смелее.
Он подставил второе плечо, Криденс зажмурил глаза, набрал в лёгкие воздуха и медленно потянул шерстяную ткань вниз.
Персиваль замер на секунду, затем наклонился и коснулся губ. Он опьяняющими поцелуями, откровенными ласками и горячим успокаивающим шёпотом, прерывистым из-за сбившегося дыхания, старался убедить, что муки Ада не страшны, если он будет рядом, если больше не отпустит и никому не отдаст.
Криденс загнанно дышал, всхлипывал, сдерживал стоны, плавясь под его ласками. Он стал чуть смелее, и Персиваль искренне охнул от удовольствия, когда его обнажённой спины коснулась подрагивающая прохладная ладонь.
Он на секунду замер, а затем чуть сильнее сжал плечо мальчика и коснулся губами шеи, вызывая своими действиями невольную дрожь. Он поцеловал его чуть более жёстко и властно, и Криденс ответил на поцелуй, несмело переместив руку на плечо Грейвза.
Персиваль легко прикусил его губу, снова заставляя дрожать, и медленно повёл ладонью вниз, оглаживая плечи, грудь, живот. Криденс глухо ахнул, и инстинктивно подался вперёд, подставляясь под прикосновения, прожигающие кожу насквозь.
Сегодня ночью Грейвз отмерил себе чуть меньше контроля, позволяя поцелуям быть более несдержанными, а прикосновениям – более уверенными. И он был рад заметить, что его настойчивость больше не пугает и не повергает в шок. Криденс зажмуривался, часто дышал, а затем вновь вздрогнул, сглотнул и отвернул голову, почти до крови закусив нижнюю губу, когда Персиваль подался вперёд, наклоняясь над ним.
Он целовал его в лоб, в кончик носа, в шею, легко, почти невесомо проводя губами по коже, не отводил взгляда и утыкался носом в мокрые волосы.
– Криденс…мальчик мой…– прошептал он в его висок.
Криденс то ли застонал, то ли всхлипнул, повернул голову, глядя невозможными, одурманенными глазами, а потом поцеловал его. Сам, по своей воле, легко коснулся губами губ, и всего на секунду дотронулся до шеи кончиками пальцев, своими бесхитростными действиями лишая остатков самоконтроля и способности трезво мыслить.
Персиваль не смог бы вспомнить в подробностях, что было дальше, но в том, что это было потрясающе волшебно, как не было ещё никогда в жизни, он был абсолютно уверен.
@темы: @фикрайтерское
Люби Есенина в себе!
le texte Еxtremity (Часть 2) Дом по адресу, полученному в канцелярии отдела, оказался краснокирпичной многоэтажкой в плохеньком районе, которая тесно прижималась облезлым боком к грязному мосту, по которому на подводах поставлялись материалы для соседней фабрики. Грейвз поднялся на четвёртый этаж и постучал в картонную, судя по звуку, дверь. Открыли моментально, словно его прихода нетерпеливо ждали.
– Мисс Ти…- выражение лица Криденса сменилось с почти радостного на откровенно испуганное. – Мистер Грейвз?
– Здравствуй, Криденс. Решил лично проинспектировать, как ты устроился.
Криденс склонил голову максимально низко и едва заметно кивнул.
– Позволишь войти?
– Конечно, сэр. Простите.
Мальчишка поспешно прижался к стене, пропуская визитёра в комнату.
– И вот тут они тебя поселили? – Персиваль пренебрежительно скривился, осматривая жилище.
Осматривать, честно говоря, было особо нечего: одна маленькая комната, тёмная, из-за наличия всего одного небольшого окошка, которое последний раз мыли, кажется, ещё при постройке здания, топили, наверное, примерно тогда же. Из мебели – низкая койка, иначе это произведение мебельного искусства было не назвать, косо стоявший стол и один единственный стул под стать ему. Ещё был малюсенький камин, но, как уже выяснилось, огня в нём не наблюдалось уже очень давно.
– Халтурит хозяйственный отдел, откровенно халтурит. У нас в тюремных камерах условия комфортней.
Грейвз выдвинул стул, но скептически осмотрев его, оставил в покое, присев на краешек кровати.
– Что вы, сэр, – Криденс всё так же прижимался к стене, не поднимая головы, отчаянно сутулясь и комкая в пальцах полы своего куцего пиджачка. – Это очень хорошая квартира, сэр. Большое спасибо. Мне здесь очень комфортно. Не беспокойтесь, сэр.
– Ну если ты настаиваешь, – Персиваль покачал головой и достал палочку из поясного чехла, чем заставил мальчишку испуганно дёрнуться, и буквально вжаться в угол.
Грейвз материализовал основательный дубовый стул с бархатной обивкой и указал на него палочкой:
– Ты присядь, не подпирай эту стену. Она, конечно, ненадёжна, но ты ей уже не поможешь.
Но Криденс продолжал стоять как вкопанный, во все глаза глядя на мага.
– И ещё одно, с твоего позволения, – очередным взмахом палочки Персиваль разжёг огонь в камине. – Не хотелось бы снова попасть в руки колдомедикам, на этот раз с пневмонией. Попроси Порпентину организовать тебе нормальное отопление, хорошо?
Парень чисто инстинктивно кивнул, но судя по его затравленному взгляду, вряд ли он вник в суть фразы.
– Голдштейн заходила? – Грейвз кивнул на остатки узнаваемого фирменного штруделя на столе.
– Да, сэр. Мисс Тина и мисс Куинни заходят почти каждый день. Однажды даже пригласили меня к себе, сэр, – еле слышно закончил Криденс.
– Ну хорошо. Ты присядь, всё же, – маг носком ботинка сдвинул стул на пару сантиметров ближе к мальчишке. – Нам с тобой нужно обсудить дальнейший план наших действий.
Криденс, всё ещё с опаской, отлип от стены и послушно сел на край стула, чинно сложив руки на коленях.
Грейвз кратко и по существу пересказал ему основные пункты разговора с Президентом, наблюдая, как на моментах, связанных с Тиной, лицо мальчика проясняется, а уголки губ чуть приподнимаются. Президент была права, назначая её в команду наставников.
– Вот так дальше и поступим. Возражения будут? Просьбы?
– Нет, сэр, – Криденс отрицательно помотал головой и на секунду поднял на него глаза.
– Уверен, что Порпентину ты ещё сегодня увидишь, – Грейвз чуть улыбнулся, представляя восторг девушки, когда она узнает о назначении. – Начнёте с ней работать, но, Криденс, – он замолчал и держал паузу до тех пор, пока мальчишка не поднял на него удивлённый взгляд, – не забывай, что за тебя я отвечаю лично, поэтому, если возникнут любые жалобы или вопросы, ты в любой момент можешь, и даже должен, обратиться ко мне. Ты понял?
– Да, сэр, – Криденс отчего-то смутился, покраснел и снова опустил голову.
Персиваль раздражённо нахмурился, это начинало нервировать. Даже его домовой эльф кланялся реже, да что там, его эльф ему вообще никогда не кланялся, ворчливое самовольное создание.
– Да, вот ещё, – спохватился он, протягивая Криденсу книги. – Возьми, почитаешь на досуге. Тебе будет интересно, и полезно заодно.
– Это…– мальчик окончательно стушевался, не решаясь протянуть руку, – это мне?
– Тебе, кому же ещё? – Грейвз попросту положил книги Криденсу на колени. – Порпентина говорила, что ты интересуешься всякими зверушками, а тут немного информации про некоторых из них.
– С-спасибо, мистер Грейвз, – Криденс судорожно прижал тома, норовившие съехать с его колен, к животу.
– Не за что, они не мои - из библиотеки Конгресса.
Глаза парня расширились.
– Я верну их завтра же, сэр, не беспокойтесь.
– Перестань, – Персиваль отмахнулся и встал с колченогой кровати. – Библиотека не обеднеет. Вернёшь, когда все подробно изучишь. Ну что ж…– ему подумалось, что он мог бы задержаться, но не приходило в голову, под каким предлогом. – Мне пора. В Конгрессе ждёт Голдштейн.
– Да, сэр, конечно, – Криденс тоже вскочил со стула, замешкался с книгами, но так и не решился выпустить их из рук.
Грейвз стоял, глядя на него, и думал о том, кого сейчас мальчишка видит перед собой: его реального, с которым только начинается их знакомство, и с которым их ничего не связывает, или внезапно очеловечившегося Гриндевальда, которого он привык видеть именно в таком образе, и которого он…Мерлин, пусть Голдштейн ошибётся в своих догадках!
– Всего доброго, Криденс, до встречи.
– До свидания, мистер Грейвз, – Криденс поднял голову и посмотрел на уходящего гостя прямо. – Спасибо вам.
Персиваль лишь кивнул и вышел из комнатушки, в которой неожиданно стало слишком душно – наверное, переборщил с силой Инсендио, теперь эта пародия на камин до утра не погаснет. На улице он сделал несколько глубоких вдохов и пошёл вперёд, трансгрессировать в этом захолустье можно было откуда угодно, но почему-то захотелось ещё подышать воздухом. Почему именно сейчас он как никогда понимал Тину, которая рвалась облагодетельствовать мальчишку? Что ж, теперь у неё будет такая возможность, а он будет курировать этот процесс. Всё просто и понятно, ничего сложного. Грейвз остановился у какой-то подворотни, кивнул самому себе, удовлетворившись результатами размышлений, и трансгрессировал в Конгресс, радовать Голдштейн хорошими новостями.
***
Последующие несколько дней прошли вполне спокойно: Грейвз продолжал освобождать отдел от последствий руководства Гриндевальда, разбирал отчёты, отдавал распоряжения, и старательно пресекал участившиеся попытки обдумать судьбу мальчика, внезапно оказавшегося на его попечении. И когда он почти в этом преуспел, его озадачил новостью эльф-домовик Фричер:
– К вам посетитель, сэр, некий юноша.
– Юноша? – Грейвз поднял голову от бумаг, с которыми работал в кабинете и удивлённо изогнул бровь.
– Юноша, сэр, – недовольно повторил эльф. – Стоит на пороге, трясётся, словно лист клёна, и говорит, что должен вам что-то отдать.
– Хорошо, – Грейвз устало потёр переносицу и встал, набрасывая жилет. – Проводи его в гостиную.
– Он не желает входить, сэр.
– Почему же?
– Он не назвал причину, он вообще, знаете ли, не особо разговорчив, – проворчал Фричер, открывая дверь перед хозяином. – Сказал, что нужно что-то отдать, и всё.
Сбегая по лестнице, Персиваль подумал, что уже перестал понимать Тину, а такое поведение Криденса вызывало лёгкое раздражение. В самом деле, пора уже перестать бояться своей тени.
– Криденс, – констатировал он, выйдя в прихожую.
– Здравствуйте, мистер Грейвз.
Грейвз замер в дверях, глядя на оробевшего гостя на пороге, и вздохнул, чувствуя, как раздражение медленно отступает.
– Входи.
– Н-нет, сэр, простите, я всего лишь хотел вернуть ваши книги, – Криденс протянул ему стопку, стараясь не поднимать взгляд выше своей руки. – Я не хотел вас беспокоить, правда, но мисс Тина…
– Всё равно входи, нечего размахивать магическими книгами посреди улицы.
Кридес осознал, какую оплошность совершает, и поспешно прижал книги к груди, пытаясь скрыть от посторонних глаз. Грейвз подавил улыбку и простёр руку вглубь дома в приглашающем жесте.
– Благодарю, сэр.
Парень замялся на секунду, но всё же вошёл, снимая шляпу на пороге.
– Подожди секунду.
Персиваль коснулся ребром ладони груди Криденса, предостерегая его от следующего шага, и, встряхнув кистью второй руки, сделал в воздухе несколько замысловатых пассов.
– Охранные чары. Ты у меня впервые, они бы сработали, – пояснил он в ответ на поражённый взгляд своего гостя. – Теперь проходи.
В гостиной Криденс потрясённо замер, и, забыв о смущённости, разглядывал портреты и картины, живущие своей жизнью, метёлку для пыли, которая самостоятельно хозяйничала на каминной полке и стопку конвертов, которые вереницей поднялись в воздух с серебряного подноса при появлении хозяина.
– Знаешь, давай-ка пройдём в библиотеку, там спокойней, – предложил Грейвз, протягивая конвертам ладонь, куда они послушно спланировали, и убирая их в карман брюк. – Проходи, по лестнице вверх и направо. Фричер, – оклик мага остался без ответа, – подай нам чай в библиотеку.
Библиотека произвела на Криденса не меньшее впечатление. Картин, за исключением, пары мирно дремавших в своих рамах портретов, здесь не было, самовольно парящих щёток – тоже, зато были два яруса трёхметровых стеллажей, забитых сотнями книг.
– Присаживайся, – Грейвз указал на чёрный кожаный диван, стоящий посредине, и сам сел в кресло напротив. – Итак, книги?
– Да, сэр, – Криденс спохватился, вновь протягивая их, – Они очень интересные, спасибо.
– Ты прочёл их за два дня, – не без нотки зависти отметил Персиваль, взвешивая в руке увесистый «Энциклопедический справочник по магической зоологии». – Я даже перед экзаменами не делал таких успехов в скорочтении.
– Они увлекательные, мистер Грейвз, – Криденс вновь оробел под взглядом волшебника, и вернулся к разглядыванию библиотеки.
– Я рад, что понравились, – Персиваль положил книги перед собой на низкий столик из чёрного дуба. – Так что ты там говорил про Голдштейн?
– Мисс Тина, она…я хотел отдать книги поскорей, чтобы вы вернули их в библиотеку, но я не хотел вас беспокоить, сэр, – Криденс нервно одёрнул рукава пиджака. – Я попросил мисс Тину передать, а она сказала, что не увидит вас сегодня, а книги лучше вернуть, не откладывая, но ей срочно нужно отправляться на вызов, и она…
– И она? – уверенно кивнул Грейвз, уже зная, что услышит дальше.
– Она дала мне ваш адрес, сэр, – закончил Криденс полушёпотом.
– Почему я не удивлён? – пробормотал Персиваль, и поспешил успокоить своего гостя, заметив, как тот дёрнулся от неожиданности, когда ближайший портрет решил проявить признаки жизни: – Не обращай на них внимания, пожалуйста. Они тихие обычно, поэтому я их тут оставил. Я люблю проводить время в библиотеке, но с такими обитателями, как в гостиной о спокойном времяпровождении можно было бы забыть.
– Между прочим, эти полотна кропотливо собирала ваша матушка, – уведомил домовик, опуская поднос с чаем на стол, повергнув Криденса своим внезапным появлением в предшоковое состояние.
– Никто не посмеет усомниться в эстетическом вкусе моей матери, Фричер, однако для спокойного тихого места, каким я хочу видеть библиотеку, её приобретения слишком общительные.
Персиваль проигнорировал ворчание эльфа в ответ и повернулся к гостю:
– Всё в порядке? Это же Фричер, вы виделись, когда ты пришёл. Никогда раньше не видел домашних эльфов в действии?
Криденс отрицательно помотал головой.
– Нет, сэр, никогда.
– Тогда привыкай и заодно знакомься, это Фричер, он мой эльф-домовик.
Мальчишка почтительно привстал, Фричер удостоил его лёгким кивком, не отрываясь от сервировки.
– Это всё, сэр?
– Да, Фричер, можешь идти.
Домовик молча испарился.
Грейвз подвинул к парню чашку с чаем, и предложил, заметив неугасаемый интерес:
– Если тебя тут что-то интересует, ты вполне можешь встать и пойти это посмотреть.
В ответном взгляде было столько надежды и одновременно недоверия, что Персивалю стало не по себе.
– Иди, можешь выбрать себе какие-нибудь книги, если хочешь. Они не все интересные, и не все на английском, но что-то подходящее ты здесь должен найти.
– Спасибо, сэр.
Грейвз ободряюще кивнул и взял чашку с чаем, мановением второй руки заставив распечататься первый конверт из тех, которые он забрал в гостиной.
Он отвлёкся только после того, как закончил со всей корреспонденцией, и понял, что в библиотеке удивительно тихо. Криденса он обнаружил, обернувшись через плечо. Тот стоял у камина, прижав руки к груди – видимо, чтобы ничего лишний раз не трогать – и рассматривал колдографии на каминной полке.
– Это годы моей учёбы.
Криденс вздрогнул и обернулся, будто его застали за каким-то постыдным занятием.
– Первые три изображения – это Ильверморни, – Грейвз поднялся из кресла, чуть размял затёкшие плечи, подошёл ближе и протянул руку над плечом Криденса. – А это – Хогвартс.
Криденс с удивлением уставился на группу парней в сине-серебристых шарфах, улыбающихся и машущих ему руками с колдографии, и несмело поинтересовался:
– Это же в Англии? Мне рассказывала мисс Тина.
– В Великобритании. В Шотландии, если быть точнее.
– Вы там учились?
– Проходил стажировку. Учился я, как все юные маги Соединённых Штатов, в Ильверморни, а после её окончания, меня направили в Хогвартс на полгода, по обмену опытом, так сказать, – Персиваль задумчиво усмехнулся, поправляя и без того идеальное положение рамки колдографии, и продолжил: – На полгода закрепили за факультетом – я попал в Когтевран. Только представь, у них там всё решает шляпа – потом назначили обязательные для изучения курсы, а после Рождества я вернулся домой. Рождество в Хогвартсе – это что-то сказочное, на это стоило посмотреть воочию, конечно. Вот там-то я и успел нахвататься европейских привычек, за которые меня до сих пор корит Президент. Знала бы она, какие привычки я оставил взамен своим однокурсникам-англичанам.
Криденс изо всех сил старался скрыть подобие улыбки.
– Давай вернёмся к чаю, иначе он совсем остынет.
Персиваль продолжил рассказ о школьных приключениях, не забывая подвигать к Криденсу пирожные и кексы попеременно. Поразительно, но эти школьные байки расслабили мальчишку, и его извечные напряжённость и боязливая сутулость стали почти незаметны. Он с любопытством слушал, в глаза всё ещё дольше секунды не смотрел, но и взгляд так старательно не прятал, больше не истязал обшлага и манжеты, не отказался от второй чашки чая и даже однажды почти улыбнулся. Грейвзу это показалось хорошим знаком, и он готов был начать собой гордиться, как вдруг Криденс неаккуратно протянул руку за кексом, разрекламированным Персивалем, и задел стоявший сбоку заварник. Несколько секунд они оба просто заворожено наблюдали, как ароматный напиток образовывает не менее ароматные лужи на столе, с последующим их перетеканием на пол, покрытый длинноворсным светлым ковром. Грейвз удивлённо хмыкнул, и уже было занёс руку для невербального заклинания, как Криденс резко вскочил на ноги:
– Простите, сэр, это вышло случайно, простите…я…я сейчас, – он трясущимися пальцами вернул заварник в стоячее положение, схватил белоснежную льняную салфетку, но тут же отбросил её, извлёк из кармана не первой свежести носовой платок, попытался окунуть в чайные реки его. – Простите меня, я всё исправлю, сэр.
– Прекрати, – Грейвз, с трудом сдерживая раздражённый стон, встал, обогнул стол, перехватил запястья мальчишки и прижал его к себе, просто чтобы пресечь невротические попытки размазывания заварки по столешнице. – Ты не сделал ничего непоправимого. Смотри.
Ученики первого курса овладевают Эскуро чуть ли раньше всех остальных заклинаний, ведь твои баллы за хорошее поведение зависят, в том числе и от того, насколько быстро ты сумеешь убрать весь созданный тобой беспорядок. Заварник, блюдца, салфетки, чашки, повинуясь едва заметному движению пальцев, чинно занимали свои первоначальные места на абсолютно чистом сухом столе.
– Ваш ковёр, сэр, – Криденс подозрительно всхлипнул, пытаясь то ли прижаться ближе, то ли отодвинуться.
– И он тоже, – Персиваль успокаивающе провёл ладонью по его волосам, и указал на тёмное чайное пятно, которое стремительно уменьшалось в размерах, пока не исчезло вовсе. – Видишь, всё просто. Садись.
Грейвз усадил парня обратно на диван, но к чаю тот больше не притронулся, да и беседа не клеилась.
– Мистер Грейвз, я, наверное, – он снова опустил глаза и запнулся. – Мне уже пора.
– Хорошо, я провожу тебя. Выбрал какие-нибудь книги?
– Нет, сэр, я не знаю, какие выбрать, их тут так много. Я спрошу у мисс Тины.
– Криденс, – Персиваль наклонил голову, стараясь поймать взгляд мальчика. – Если тебе понадобятся какие-то книги, или совет, или ты просто захочешь что-то обсудить, ты всегда можешь прийти. Мы уже договорились, что ты можешь обратиться ко мне с любым вопросом, да?
– Да, сэр.
– Не забывай об этом, – Грейвз распахнул перед мальчишкой дверь библиотеки, и вслед за ним спустился в прихожую.
От былого раздражения, которое он испытывал, спускаясь по этой лестнице несколькими часами ранее, не осталось и следа. Вместо него появилось желание сделать ещё что-нибудь хорошее для этого мальчика.
– До свидания, сэр, спасибо за приглашение и за чай.
– До свидания, – Персиваль остановился на пороге, всматриваясь в кромешную тьму, которая начиналась там, где заканчивался освещённый тротуар, и куда сейчас направлялся его гость. – Криденс, вернись, пожалуйста.
Он удивлённо посмотрел на него, но безропотно вернулся обратно в прихожую.
– Да, мистер Грейвз?
– Я провожу тебя, я же сказал, – Грейвз надел пальто, набросил шарф, но зачем-то закрыл на замок дверь, – Ты ведь не против?
– Нет, сэр.
– Тогда пойдём.
Персиваль протянул руку и выжидательно замер.
– Мы ведь не…? – нерешительно посмотрел на него Криденс.
– Да, именно.
– Хорошо.
Он сомневался ещё мгновение, а затем вложил свою ледяную руку в ладонь Персиваля, почувствовав, как горячие пальцы волшебника сжимают его собственные.
– Не бойся, это неприятно, но быстро, – Грейвз успокаивающе улыбнулся, и привлёк парня к себе, кладя руку на его шею, больше для контроля. – Так перемещение даётся проще, – пояснил он шёпотом, и трансгрессировал.
– Мисс Ти…- выражение лица Криденса сменилось с почти радостного на откровенно испуганное. – Мистер Грейвз?
– Здравствуй, Криденс. Решил лично проинспектировать, как ты устроился.
Криденс склонил голову максимально низко и едва заметно кивнул.
– Позволишь войти?
– Конечно, сэр. Простите.
Мальчишка поспешно прижался к стене, пропуская визитёра в комнату.
– И вот тут они тебя поселили? – Персиваль пренебрежительно скривился, осматривая жилище.
Осматривать, честно говоря, было особо нечего: одна маленькая комната, тёмная, из-за наличия всего одного небольшого окошка, которое последний раз мыли, кажется, ещё при постройке здания, топили, наверное, примерно тогда же. Из мебели – низкая койка, иначе это произведение мебельного искусства было не назвать, косо стоявший стол и один единственный стул под стать ему. Ещё был малюсенький камин, но, как уже выяснилось, огня в нём не наблюдалось уже очень давно.
– Халтурит хозяйственный отдел, откровенно халтурит. У нас в тюремных камерах условия комфортней.
Грейвз выдвинул стул, но скептически осмотрев его, оставил в покое, присев на краешек кровати.
– Что вы, сэр, – Криденс всё так же прижимался к стене, не поднимая головы, отчаянно сутулясь и комкая в пальцах полы своего куцего пиджачка. – Это очень хорошая квартира, сэр. Большое спасибо. Мне здесь очень комфортно. Не беспокойтесь, сэр.
– Ну если ты настаиваешь, – Персиваль покачал головой и достал палочку из поясного чехла, чем заставил мальчишку испуганно дёрнуться, и буквально вжаться в угол.
Грейвз материализовал основательный дубовый стул с бархатной обивкой и указал на него палочкой:
– Ты присядь, не подпирай эту стену. Она, конечно, ненадёжна, но ты ей уже не поможешь.
Но Криденс продолжал стоять как вкопанный, во все глаза глядя на мага.
– И ещё одно, с твоего позволения, – очередным взмахом палочки Персиваль разжёг огонь в камине. – Не хотелось бы снова попасть в руки колдомедикам, на этот раз с пневмонией. Попроси Порпентину организовать тебе нормальное отопление, хорошо?
Парень чисто инстинктивно кивнул, но судя по его затравленному взгляду, вряд ли он вник в суть фразы.
– Голдштейн заходила? – Грейвз кивнул на остатки узнаваемого фирменного штруделя на столе.
– Да, сэр. Мисс Тина и мисс Куинни заходят почти каждый день. Однажды даже пригласили меня к себе, сэр, – еле слышно закончил Криденс.
– Ну хорошо. Ты присядь, всё же, – маг носком ботинка сдвинул стул на пару сантиметров ближе к мальчишке. – Нам с тобой нужно обсудить дальнейший план наших действий.
Криденс, всё ещё с опаской, отлип от стены и послушно сел на край стула, чинно сложив руки на коленях.
Грейвз кратко и по существу пересказал ему основные пункты разговора с Президентом, наблюдая, как на моментах, связанных с Тиной, лицо мальчика проясняется, а уголки губ чуть приподнимаются. Президент была права, назначая её в команду наставников.
– Вот так дальше и поступим. Возражения будут? Просьбы?
– Нет, сэр, – Криденс отрицательно помотал головой и на секунду поднял на него глаза.
– Уверен, что Порпентину ты ещё сегодня увидишь, – Грейвз чуть улыбнулся, представляя восторг девушки, когда она узнает о назначении. – Начнёте с ней работать, но, Криденс, – он замолчал и держал паузу до тех пор, пока мальчишка не поднял на него удивлённый взгляд, – не забывай, что за тебя я отвечаю лично, поэтому, если возникнут любые жалобы или вопросы, ты в любой момент можешь, и даже должен, обратиться ко мне. Ты понял?
– Да, сэр, – Криденс отчего-то смутился, покраснел и снова опустил голову.
Персиваль раздражённо нахмурился, это начинало нервировать. Даже его домовой эльф кланялся реже, да что там, его эльф ему вообще никогда не кланялся, ворчливое самовольное создание.
– Да, вот ещё, – спохватился он, протягивая Криденсу книги. – Возьми, почитаешь на досуге. Тебе будет интересно, и полезно заодно.
– Это…– мальчик окончательно стушевался, не решаясь протянуть руку, – это мне?
– Тебе, кому же ещё? – Грейвз попросту положил книги Криденсу на колени. – Порпентина говорила, что ты интересуешься всякими зверушками, а тут немного информации про некоторых из них.
– С-спасибо, мистер Грейвз, – Криденс судорожно прижал тома, норовившие съехать с его колен, к животу.
– Не за что, они не мои - из библиотеки Конгресса.
Глаза парня расширились.
– Я верну их завтра же, сэр, не беспокойтесь.
– Перестань, – Персиваль отмахнулся и встал с колченогой кровати. – Библиотека не обеднеет. Вернёшь, когда все подробно изучишь. Ну что ж…– ему подумалось, что он мог бы задержаться, но не приходило в голову, под каким предлогом. – Мне пора. В Конгрессе ждёт Голдштейн.
– Да, сэр, конечно, – Криденс тоже вскочил со стула, замешкался с книгами, но так и не решился выпустить их из рук.
Грейвз стоял, глядя на него, и думал о том, кого сейчас мальчишка видит перед собой: его реального, с которым только начинается их знакомство, и с которым их ничего не связывает, или внезапно очеловечившегося Гриндевальда, которого он привык видеть именно в таком образе, и которого он…Мерлин, пусть Голдштейн ошибётся в своих догадках!
– Всего доброго, Криденс, до встречи.
– До свидания, мистер Грейвз, – Криденс поднял голову и посмотрел на уходящего гостя прямо. – Спасибо вам.
Персиваль лишь кивнул и вышел из комнатушки, в которой неожиданно стало слишком душно – наверное, переборщил с силой Инсендио, теперь эта пародия на камин до утра не погаснет. На улице он сделал несколько глубоких вдохов и пошёл вперёд, трансгрессировать в этом захолустье можно было откуда угодно, но почему-то захотелось ещё подышать воздухом. Почему именно сейчас он как никогда понимал Тину, которая рвалась облагодетельствовать мальчишку? Что ж, теперь у неё будет такая возможность, а он будет курировать этот процесс. Всё просто и понятно, ничего сложного. Грейвз остановился у какой-то подворотни, кивнул самому себе, удовлетворившись результатами размышлений, и трансгрессировал в Конгресс, радовать Голдштейн хорошими новостями.
***
Последующие несколько дней прошли вполне спокойно: Грейвз продолжал освобождать отдел от последствий руководства Гриндевальда, разбирал отчёты, отдавал распоряжения, и старательно пресекал участившиеся попытки обдумать судьбу мальчика, внезапно оказавшегося на его попечении. И когда он почти в этом преуспел, его озадачил новостью эльф-домовик Фричер:
– К вам посетитель, сэр, некий юноша.
– Юноша? – Грейвз поднял голову от бумаг, с которыми работал в кабинете и удивлённо изогнул бровь.
– Юноша, сэр, – недовольно повторил эльф. – Стоит на пороге, трясётся, словно лист клёна, и говорит, что должен вам что-то отдать.
– Хорошо, – Грейвз устало потёр переносицу и встал, набрасывая жилет. – Проводи его в гостиную.
– Он не желает входить, сэр.
– Почему же?
– Он не назвал причину, он вообще, знаете ли, не особо разговорчив, – проворчал Фричер, открывая дверь перед хозяином. – Сказал, что нужно что-то отдать, и всё.
Сбегая по лестнице, Персиваль подумал, что уже перестал понимать Тину, а такое поведение Криденса вызывало лёгкое раздражение. В самом деле, пора уже перестать бояться своей тени.
– Криденс, – констатировал он, выйдя в прихожую.
– Здравствуйте, мистер Грейвз.
Грейвз замер в дверях, глядя на оробевшего гостя на пороге, и вздохнул, чувствуя, как раздражение медленно отступает.
– Входи.
– Н-нет, сэр, простите, я всего лишь хотел вернуть ваши книги, – Криденс протянул ему стопку, стараясь не поднимать взгляд выше своей руки. – Я не хотел вас беспокоить, правда, но мисс Тина…
– Всё равно входи, нечего размахивать магическими книгами посреди улицы.
Кридес осознал, какую оплошность совершает, и поспешно прижал книги к груди, пытаясь скрыть от посторонних глаз. Грейвз подавил улыбку и простёр руку вглубь дома в приглашающем жесте.
– Благодарю, сэр.
Парень замялся на секунду, но всё же вошёл, снимая шляпу на пороге.
– Подожди секунду.
Персиваль коснулся ребром ладони груди Криденса, предостерегая его от следующего шага, и, встряхнув кистью второй руки, сделал в воздухе несколько замысловатых пассов.
– Охранные чары. Ты у меня впервые, они бы сработали, – пояснил он в ответ на поражённый взгляд своего гостя. – Теперь проходи.
В гостиной Криденс потрясённо замер, и, забыв о смущённости, разглядывал портреты и картины, живущие своей жизнью, метёлку для пыли, которая самостоятельно хозяйничала на каминной полке и стопку конвертов, которые вереницей поднялись в воздух с серебряного подноса при появлении хозяина.
– Знаешь, давай-ка пройдём в библиотеку, там спокойней, – предложил Грейвз, протягивая конвертам ладонь, куда они послушно спланировали, и убирая их в карман брюк. – Проходи, по лестнице вверх и направо. Фричер, – оклик мага остался без ответа, – подай нам чай в библиотеку.
Библиотека произвела на Криденса не меньшее впечатление. Картин, за исключением, пары мирно дремавших в своих рамах портретов, здесь не было, самовольно парящих щёток – тоже, зато были два яруса трёхметровых стеллажей, забитых сотнями книг.
– Присаживайся, – Грейвз указал на чёрный кожаный диван, стоящий посредине, и сам сел в кресло напротив. – Итак, книги?
– Да, сэр, – Криденс спохватился, вновь протягивая их, – Они очень интересные, спасибо.
– Ты прочёл их за два дня, – не без нотки зависти отметил Персиваль, взвешивая в руке увесистый «Энциклопедический справочник по магической зоологии». – Я даже перед экзаменами не делал таких успехов в скорочтении.
– Они увлекательные, мистер Грейвз, – Криденс вновь оробел под взглядом волшебника, и вернулся к разглядыванию библиотеки.
– Я рад, что понравились, – Персиваль положил книги перед собой на низкий столик из чёрного дуба. – Так что ты там говорил про Голдштейн?
– Мисс Тина, она…я хотел отдать книги поскорей, чтобы вы вернули их в библиотеку, но я не хотел вас беспокоить, сэр, – Криденс нервно одёрнул рукава пиджака. – Я попросил мисс Тину передать, а она сказала, что не увидит вас сегодня, а книги лучше вернуть, не откладывая, но ей срочно нужно отправляться на вызов, и она…
– И она? – уверенно кивнул Грейвз, уже зная, что услышит дальше.
– Она дала мне ваш адрес, сэр, – закончил Криденс полушёпотом.
– Почему я не удивлён? – пробормотал Персиваль, и поспешил успокоить своего гостя, заметив, как тот дёрнулся от неожиданности, когда ближайший портрет решил проявить признаки жизни: – Не обращай на них внимания, пожалуйста. Они тихие обычно, поэтому я их тут оставил. Я люблю проводить время в библиотеке, но с такими обитателями, как в гостиной о спокойном времяпровождении можно было бы забыть.
– Между прочим, эти полотна кропотливо собирала ваша матушка, – уведомил домовик, опуская поднос с чаем на стол, повергнув Криденса своим внезапным появлением в предшоковое состояние.
– Никто не посмеет усомниться в эстетическом вкусе моей матери, Фричер, однако для спокойного тихого места, каким я хочу видеть библиотеку, её приобретения слишком общительные.
Персиваль проигнорировал ворчание эльфа в ответ и повернулся к гостю:
– Всё в порядке? Это же Фричер, вы виделись, когда ты пришёл. Никогда раньше не видел домашних эльфов в действии?
Криденс отрицательно помотал головой.
– Нет, сэр, никогда.
– Тогда привыкай и заодно знакомься, это Фричер, он мой эльф-домовик.
Мальчишка почтительно привстал, Фричер удостоил его лёгким кивком, не отрываясь от сервировки.
– Это всё, сэр?
– Да, Фричер, можешь идти.
Домовик молча испарился.
Грейвз подвинул к парню чашку с чаем, и предложил, заметив неугасаемый интерес:
– Если тебя тут что-то интересует, ты вполне можешь встать и пойти это посмотреть.
В ответном взгляде было столько надежды и одновременно недоверия, что Персивалю стало не по себе.
– Иди, можешь выбрать себе какие-нибудь книги, если хочешь. Они не все интересные, и не все на английском, но что-то подходящее ты здесь должен найти.
– Спасибо, сэр.
Грейвз ободряюще кивнул и взял чашку с чаем, мановением второй руки заставив распечататься первый конверт из тех, которые он забрал в гостиной.
Он отвлёкся только после того, как закончил со всей корреспонденцией, и понял, что в библиотеке удивительно тихо. Криденса он обнаружил, обернувшись через плечо. Тот стоял у камина, прижав руки к груди – видимо, чтобы ничего лишний раз не трогать – и рассматривал колдографии на каминной полке.
– Это годы моей учёбы.
Криденс вздрогнул и обернулся, будто его застали за каким-то постыдным занятием.
– Первые три изображения – это Ильверморни, – Грейвз поднялся из кресла, чуть размял затёкшие плечи, подошёл ближе и протянул руку над плечом Криденса. – А это – Хогвартс.
Криденс с удивлением уставился на группу парней в сине-серебристых шарфах, улыбающихся и машущих ему руками с колдографии, и несмело поинтересовался:
– Это же в Англии? Мне рассказывала мисс Тина.
– В Великобритании. В Шотландии, если быть точнее.
– Вы там учились?
– Проходил стажировку. Учился я, как все юные маги Соединённых Штатов, в Ильверморни, а после её окончания, меня направили в Хогвартс на полгода, по обмену опытом, так сказать, – Персиваль задумчиво усмехнулся, поправляя и без того идеальное положение рамки колдографии, и продолжил: – На полгода закрепили за факультетом – я попал в Когтевран. Только представь, у них там всё решает шляпа – потом назначили обязательные для изучения курсы, а после Рождества я вернулся домой. Рождество в Хогвартсе – это что-то сказочное, на это стоило посмотреть воочию, конечно. Вот там-то я и успел нахвататься европейских привычек, за которые меня до сих пор корит Президент. Знала бы она, какие привычки я оставил взамен своим однокурсникам-англичанам.
Криденс изо всех сил старался скрыть подобие улыбки.
– Давай вернёмся к чаю, иначе он совсем остынет.
Персиваль продолжил рассказ о школьных приключениях, не забывая подвигать к Криденсу пирожные и кексы попеременно. Поразительно, но эти школьные байки расслабили мальчишку, и его извечные напряжённость и боязливая сутулость стали почти незаметны. Он с любопытством слушал, в глаза всё ещё дольше секунды не смотрел, но и взгляд так старательно не прятал, больше не истязал обшлага и манжеты, не отказался от второй чашки чая и даже однажды почти улыбнулся. Грейвзу это показалось хорошим знаком, и он готов был начать собой гордиться, как вдруг Криденс неаккуратно протянул руку за кексом, разрекламированным Персивалем, и задел стоявший сбоку заварник. Несколько секунд они оба просто заворожено наблюдали, как ароматный напиток образовывает не менее ароматные лужи на столе, с последующим их перетеканием на пол, покрытый длинноворсным светлым ковром. Грейвз удивлённо хмыкнул, и уже было занёс руку для невербального заклинания, как Криденс резко вскочил на ноги:
– Простите, сэр, это вышло случайно, простите…я…я сейчас, – он трясущимися пальцами вернул заварник в стоячее положение, схватил белоснежную льняную салфетку, но тут же отбросил её, извлёк из кармана не первой свежести носовой платок, попытался окунуть в чайные реки его. – Простите меня, я всё исправлю, сэр.
– Прекрати, – Грейвз, с трудом сдерживая раздражённый стон, встал, обогнул стол, перехватил запястья мальчишки и прижал его к себе, просто чтобы пресечь невротические попытки размазывания заварки по столешнице. – Ты не сделал ничего непоправимого. Смотри.
Ученики первого курса овладевают Эскуро чуть ли раньше всех остальных заклинаний, ведь твои баллы за хорошее поведение зависят, в том числе и от того, насколько быстро ты сумеешь убрать весь созданный тобой беспорядок. Заварник, блюдца, салфетки, чашки, повинуясь едва заметному движению пальцев, чинно занимали свои первоначальные места на абсолютно чистом сухом столе.
– Ваш ковёр, сэр, – Криденс подозрительно всхлипнул, пытаясь то ли прижаться ближе, то ли отодвинуться.
– И он тоже, – Персиваль успокаивающе провёл ладонью по его волосам, и указал на тёмное чайное пятно, которое стремительно уменьшалось в размерах, пока не исчезло вовсе. – Видишь, всё просто. Садись.
Грейвз усадил парня обратно на диван, но к чаю тот больше не притронулся, да и беседа не клеилась.
– Мистер Грейвз, я, наверное, – он снова опустил глаза и запнулся. – Мне уже пора.
– Хорошо, я провожу тебя. Выбрал какие-нибудь книги?
– Нет, сэр, я не знаю, какие выбрать, их тут так много. Я спрошу у мисс Тины.
– Криденс, – Персиваль наклонил голову, стараясь поймать взгляд мальчика. – Если тебе понадобятся какие-то книги, или совет, или ты просто захочешь что-то обсудить, ты всегда можешь прийти. Мы уже договорились, что ты можешь обратиться ко мне с любым вопросом, да?
– Да, сэр.
– Не забывай об этом, – Грейвз распахнул перед мальчишкой дверь библиотеки, и вслед за ним спустился в прихожую.
От былого раздражения, которое он испытывал, спускаясь по этой лестнице несколькими часами ранее, не осталось и следа. Вместо него появилось желание сделать ещё что-нибудь хорошее для этого мальчика.
– До свидания, сэр, спасибо за приглашение и за чай.
– До свидания, – Персиваль остановился на пороге, всматриваясь в кромешную тьму, которая начиналась там, где заканчивался освещённый тротуар, и куда сейчас направлялся его гость. – Криденс, вернись, пожалуйста.
Он удивлённо посмотрел на него, но безропотно вернулся обратно в прихожую.
– Да, мистер Грейвз?
– Я провожу тебя, я же сказал, – Грейвз надел пальто, набросил шарф, но зачем-то закрыл на замок дверь, – Ты ведь не против?
– Нет, сэр.
– Тогда пойдём.
Персиваль протянул руку и выжидательно замер.
– Мы ведь не…? – нерешительно посмотрел на него Криденс.
– Да, именно.
– Хорошо.
Он сомневался ещё мгновение, а затем вложил свою ледяную руку в ладонь Персиваля, почувствовав, как горячие пальцы волшебника сжимают его собственные.
– Не бойся, это неприятно, но быстро, – Грейвз успокаивающе улыбнулся, и привлёк парня к себе, кладя руку на его шею, больше для контроля. – Так перемещение даётся проще, – пояснил он шёпотом, и трансгрессировал.
@темы: @фикрайтерское
Люби Есенина в себе!
Фандом: Фантастические твари и где они обитают (Фантастические звери и места их обитания)
Пэйринг: real!Персиваль Грейвз/Криденс Бэрбоун; Порпентина Голдштейн, Серафина Пиквери, Ньют Скамандер и многие другие присутствуют, нюхлер пробегает мимо >__>
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Фэнтези, Психология, Hurt/comfort, Мифические существа, Первый раз
Размер: Миди, 42 страницы, 6 частей
Описание:
Постканон. Придя в себя в больнице, Персиваль Грейвз, Глава департамента магического правопорядка Магического конгресса Соединённых Штатов Америки, понимает, что многое пропустил в своей жизни. Выход один - навёрстывать упущенное и справляться с насущным.
Посвящение:
Маме Ро, за вновь обретённую сказку детства, в которую я уже и не чаяла вернуться!
Всем причастным к великолепному воплощению этой сказки на большом экране.
Всем первопроходцам фандома, которые заставили поверить в свои силы.
Группе IAMX, без которой не писалось ни строчки.
Героям, которых я полюбила всей душой, и которые ответили мне взаимностью, судя по всему, ибо не только не саботировали процесс написания, но даже активно помогали. Так легко мне ещё ни разу не писалось.
Публикация на других ресурсах:
На здоровье, Мерлина ради, только сову со ссылью пришлите
)))
Примечания автора:
Прав на героев и вселенную не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
le texte Exposition Персиваль Грейвз приходил в себя тяжело. Очень тяжело. Первое, что он увидел за долгое время тьмы и беспамятства — яркий электрический свет. Настолько яркий, что он, казалось, причинял физическую боль, обжигая. Но это радовало, Грейвз действительно уже простился с мыслью ещё когда-нибудь увидеть хоть что-то вокруг.
— Он приходит в себя. Целителя Сметвика сюда, немедленно!
Пришел ли целитель Сметвик, Персиваль не узнал — его измученный пытками и заключением организм попросту не смог дальше удерживать сознание.
В следующий раз он очнулся, судя по солнечному свету за окном, только на следующий день.
— Я…
Голос слушался ещё хуже сознания. Грейвз закрыл глаза и попытался найти хоть какую-то стабильность в этом вращающемся, звенящем и гудящем мире, который окружал его сейчас.
— Тише, тише. Вы живы, относительно целы — в том смысле, что я видал случаи и похуже вашего— и находитесь в больнице, — раздался сбоку громоподобный глас.
Грейвз стиснул зубы и попытался дотянуться рукой до головы. Вышло не с первой попытки.
— Потише…пожалуйста.
— Это всё последствия травм, пыток и отравляющих зелий, мистер Грейвз, — голос сбоку стал чуть тише. — Это скоро пройдет, не переживайте. Вы пришли в сознание, а это самое важное. Я главный колдомедик этого отделения и, по совместительству, ваш врачующий целитель. Моё имя Гвион Сметвик. По всем вопросам и жалобам требуйте меня. А сейчас я позову сестру Стамп, которая проведет все необходимые процедуры. Поправляйтесь скорее, мистер Грейвз, очень вас прошу, потому что у меня не хватает ни времени, ни персонала спроваживать каждого вашего настойчивого посетителя.
Грейвз согласно кивнул целителю, сразу же пожалев об этом, и рвано выдохнул.
Больше сознание его не покидало, и Персиваль смог вести счет дням и самостоятельно оценить своё состояние. Всё было плохо, но главный колдомедик видал и похуже, и это немного обнадеживало. В анамнезе имелось: несколько переломов, залеченных до того как пациент пришел в себя — и слава Парацельсу, ибо ощущения от действия костероста вполне могли завершить чёрное дело, начатое непростительными заклятиями —, множественные воспаленные шрамы, оставшиеся после заживленных колдомедиками ран, общие последствия многократного применения Круциатуса, истощение, до сих пор проявляющиеся действия отравляющих зелий. Всё остальное можно было назвать пустяками. Всему этому Персиваль мог противопоставить только скудные остатки скрытых резервов организма и свою железную волю к жизни, выработанную годами службы в аврорате. Ожидаемо, что помогло именно это. Меньше чем через неделю к нему допустили первого посетителя. Всего одного, и только на десять минут — из которых Грейвз смог поддержать беседу меньше половины отведённого времени —, но даже это можно было назвать прогрессом. Этим первым посетителем была Серафина Пиквери Президент Магического конгресса Соединённых Штатов Америки. Взволнованная, но быстро взявшая себя в руки и успокоившаяся, увидев осмысленный взгляд и узнавание в глазах своего сотрудника.
— Грейвз! Слава Сейр! — Президент опустилась в кресло, нервно сцепив руки в замок. — Как ты себя чувствуешь? Знал бы ты, сколько мы тут натерпелись.
— Расскажете? — хрипло поинтересовался Грейвз, пытаясь принять относительно сидячее положение, но не преуспел в этом непростом сейчас деле.
— Все подробности тебе Голдштейн расскажет позже, я пока не стану тебя утомлять. Я восстановила её в должности, кстати, — Пиквери посмотрела на своего недужного заместителя с таким триумфом, будто эта новость должна была произвести волшебный терапевтический эффект.
— А вы отстраняли? — буднично уточнил Грейвз.
— Ох, ради Мёрси Дэй, — Серафина застонала и на секунду спрятала лицо в ладонях, но быстро справилась с собой, продолжив: — Итак, главное: Гриндевальд у нас. На первом дознании мы смогли из него вытянуть, где он держал тебя, и отправили отряд. Ребята там всё перевернули, по кирпичикам разобрали, но тебя нашли.
— Храни их Мерлин, — хмыкнул Грейвз.
— Кстати об этом, раз уж ты напомнил: твои европейские привычки тоже сыграли злую шутку, помешав нам вовремя заметить различия между вами. Учти это, — Пиквери недовольно наморщила носик. — Но в любом случае, теперь Гриндевальд под надёжной охраной, с ним продолжают работать, а ты здесь, идёшь на поправку. Можно сказать, что мы справились.
— И что же он? — Персиваль даже почти исхитрился повернуться на бок.
— Вылечишься, вернешься к работе, тогда и узнаешь. А пока выздоравливай. Сейчас это главное.
— Спасибо, госпожа Президент, — Грейвз даже попытался улыбнуться.
— Мы все очень переживаем за тебя, Персиваль, — Пиквери встала с кресла и склонилась над ним. — Прости нас… — она на секунду запнулась, — меня. Прости меня, я должна была сразу понять. Но это же ты, а ты всегда такой…
— Вы не виноваты, — он откинулся на подушку и тяжело вздохнул. — Гриндевальд могущественный волшебник, никто бы не понял.
Президент нервно закусила нижнюю губу и страдальчески нахмурилась.
— Поправляйся поскорей.
— Спасибо, — Грейвз закрыл глаза и услышал, как Пиквери выходит из палаты, предварительно невесомо коснувшись его плеча.
Через два дня к нему пришла Тина, а он начал вставать с кровати. Голдштейн пробыла в палате больше часа, так и не получив от начальника разрешения уйти до окончания своего развёрнутого рассказа о последних событиях. К порядку их попыталась призвать сестра Тики, принесшая целительное зелье, но увидев бывшего почти безнадежного пациента сидящим в кресле и пьющим чай, решила не нарушать положительную динамику.
— И тогда вы разорвали обскуриала на ошмётки? — уточнил Грейвз, пристально глядя на Тину.
— Не я, я даже палочку достать не успела, — девушка виновато опустила голову, разглядывая собственные колени. — А они… у них не было другого выхода.
— Конечно, — Грейвз скептически усмехнулся и отставил чашку. — Мне ли не знать, Порпентина, что из всех возможных вариантов развития событий Департамент защиты всегда выберет самый простой и эффективный. Но главное, что проблема решена. Страшно представить, чем это могло закончиться. Жаль, конечно, паренька, он был уникально сильным магом, сам даже не подозревая этого. Как его там звали, вы говорите?
— Криденс. Его зовут Криденс, сэр.
— Зовут? — Персиваль заинтересовано вскинул брови.
— Он…он жив. Почти уничтоженный мракоборцами обскур сумел выбраться со станции, но это всё, на что он был способен. Мы нашли его едва живого в нескольких десятках метров от входа, в ближайшей подворотне.
— Едва живого обскура? — Грейвз изумлённо замер.
— Мальчика. Криденса. Благодаря своей уникальной силе он смог выжить, несмотря на то, что обскур был окончательно рассеян мракоборцами.
— Хорошая работа, молодцы, — Глава департамента магического правопорядка заочно похвалил подчинённых, задумчиво вертя пустую чашку. — И где сейчас этот Криденс?
— Здесь. В смысле, в больнице. Мы едва успели доставить его сюда, но целители сотворили настоящие чудеса. Он почти оправился от влияния обскура через несколько дней, — Тина просветлела лицом. — Он не всё помнит о тех событиях, и почти не спит из-за кошмаров, но говорят, что это скоро пройдёт, а в целом он почти в порядке. Но ему совсем некуда пойти, — она снова нахмурилась и взволнованно смяла в пальцах края шляпки. — Его приёмная мать мертва, их приют разрушен, выживших детей распределили по другим детским домам, предварительно стерев память о том дне, а его судьба всё ещё решается на заседаниях Конгресса.
— Любопытно, — Грейвз откинулся на спинку кресла и подпёр щёку ладонью. — И всё то время, пока будет рассматриваться его вопрос, он пробудет в больнице?
— Не думаю, — Тина отрицательно помотала головой. — Большинство из Конгресса выступают за то, чтобы волшебник такой силы обязательно прошёл классическое обучение в Ильверморни. В его возрасте поздновато начинать учёбу, конечно, но раз так вышло, то у него будет индивидуальная программа обучения, вероятно. Так сказать, ускоренный курс. Конечно, если его оправдают. Но это решение пока не принято единогласно, и даже после утверждения устроить его в школу можно будет не раньше осени. А пока мы подыщем ему какое-нибудь жильё, и он поживёт под присмотром нашего отдела до вынесения окончательного вердикта Конгресса.
— Да, так будет лучше, — Персиваль одобрительно кивнул. — Я, возможно, приду на одно из слушаний, если меня выпишут к тому времени, интересно на него взглянуть.
— А хотите сейчас?
— Хочу чего? — удивился Грейвз.
— Взглянуть на него, — Тина вновь разволновалась. — Я проведываю его иногда. Понимаете, он ведь остался совсем один, а тут ещё наш магический мир. Ему сейчас даже хуже, чем в приюте его садистки-матери. Тогда он хотя бы понимал, что происходит вокруг, а сейчас совсем запутался. Я загляну к нему ненадолго, когда буду идти от вас. Хотите…пойти со мной?
Девушка замолчала, нервно сжала в пальцах несчастную шляпку и устремила на начальника умоляющий взгляд.
— Нет, Порпентина, нет, нет, нет, — Грейвз тяжело поднялся с кресла и медленно направился к окну. — Не будем отвлекать юношу от выздоровления моими появлениями. Вы с ним подружились, и это славно, но не думаю, что моё присутствие ему поможет. Скорее, это усугубит его душевное состояние. Вы же сами говорили, что сейчас вокруг него слишком много магов и магии. К чему дополнительно волновать его праздным интересом Главы департамента магического правопорядка, к тому же пребывающего не в лучшем состоянии для визитов? Мне любопытно, да, но это вполне может подождать. Вызову его на беседу в Департамент, там и пообщаемся. Пускай пока спокойно привыкает к нашим порядкам.
— Простите, сэр, — Тина повернулась к Грейвзу, отчаянно вцепившись в подлокотник кресла. — Я хотела сказать, что, возможно, если бы вы пошли со мной, ему стало лучше. Он теперь остался один, у него больше никого нет, и если вы поддержите его…
Грейвз отвернулся от окна, недовольно поморщившись, и оперся ладонью о подоконник.
— Порпентина, успокойтесь и объяснитесь нормально, я вас не понимаю.
Тина глубоко вздохнула, и начала ещё раз, уже спокойней.
— Судьба у Криденса сложилась нелегко: приёмная мать откровенно издевалась над ним, часто избивала, срывала на нём свою злость — она била всех детей, но его ненавидела особенно — с приёмными братьями и сёстрами отношения тоже не сложились, его никто никогда не любил, и друзей у него никогда не было. Точнее, был всего один друг.
— Прекрасно, — Персиваль развёл руками. — Пригласите его, пускай отвлечёт мальчишку. Кто это?
— Вы, сэр.
Грейвз участливо взглянул на подчинённую, и собирался что-то сказать, когда она снова зачастила, не давая ему сбить себя с мысли.
— Нет-нет, выслушайте, мистер Грейвз, со мной всё в порядке, и я понимаю, что вы никак не могли быть его другом всё это время, но он считал вас таковым. Гриндевальд обманывал и использовал его, пользуясь вашим образом, но даже этот обман Криденс принимал за дружбу и хорошее отношение. Ведь вы, то есть Гриндевальд, изображавший вас, всё равно относился к нему лучше, чем все, кто были вокруг него. Это всё ужасно, но так и выглядит его жизнь — сплошной ужас. Он сейчас растерян, напуган, предан всеми, даже единственным в его жизни другом, но я уверена, что вам он сможет довериться раньше, чем всем остальным. Конечно, сначала для него это будет шоком, но, когда он поймёт, что вы — это именно тот человек, которому он доверял, которого он считал своим другом, только ещё лучше, потому что вы — это настоящий вы, а не просто оболочка с Гриндевальдом внутри, он и вам станет доверять. Мистер Грейвз, пожалуйста, — тон Тины стал умоляющим. — Мне жаль его, ведь он так одинок. У него больше нет семьи, дома, матери, пусть она и была садисткой, и даже Гриндевальда больше нет.
— Вы хотите, чтобы я заменил ему садистку-мать или Гриндевальда? — Грейвз устало потёр лоб и опустился на кровать.
— Я хочу, чтобы у него было хоть что-то, хоть кто-нибудь, кого он знает. Даже если это будет совсем незнакомый человек, но которого он долгое время считал своим единственным другом. Вы, то есть он в вашем образе, — это лучшее, что случалось в жизни Криденса. Он сможет понять эту ситуацию, сможет доверять вам, я уверена, ведь он был очень привязан к вам, сэр.
— Вы добрая девушка, Порпентина. Я полагаю, что если у этого несчастного мальчика есть вы, то он уже имеет больше, чем вы хотите ему дать. Вы сумеете внушить ему намного больше оптимизма и жизнеутверждающих идей, чем мракоборец, который сегодня первый раз за долгие дни встал с постели. Я сейчас явно не лучший собеседник для напуганного юноши. Идите к нему, можете передать мои пожелания скорейшего выздоровления, но нам с ним лучше встретиться позже, и в официальной обстановке. Но спасибо, что вы мне всё объяснили, я учту ваши доводы в нашей с ним будущей беседе.
— Мистер Грейвз…
— Идите, Порпентина, идите. Я был очень рад видеть вас. Надеюсь, скоро встретимся на работе.
Тина поднялась с кресла и сжала кулачки, отчаянно пытаясь скрыть, как сильно она расстроена.
— До встречи, мистер Грейвз. Выздоравливайте.
— До встречи, мисс Голдштейн. Спасибо вам за заботу.
Порпентина кивнула и торопливо скрылась за дверью палаты, оставляя Персиваля наедине с нелёгкими мыслями и безрадостными образами.
***
В следующий раз Тина заглянула к нему через несколько дней. Она принесла тыквенный штрудель и пожелания скорейшего выздоровления от своей сестры Куинни, свежие новости из департамента о допросах Гриндевальда и пачку каких-то потрёпанных желтоватых листов под мышкой.
— Вы решили скрасить мои безрадостные одинокие дни в этой палате отчётами отдела, Порпентина? — Грейвз заинтересовано кивнул на стопку.
— Это? Нет, сэр, простите, это…не вам. — Тина смутилась и положила заинтересовавший начальника манускрипт на стол.
— «Фантастические звери и…» и что? — Персиваль силился вычленить знакомые слова, написанные неразборчивым почерком, среди множества исправлений, зачёркиваний и клякс.
— «…и места их обитания». Это рукопись, вернее, пока это ещё её черновик, поэтому он в таком состоянии. Мистер Скамандер одолжил мне эти наброски ненадолго, я потом верну, а когда он издаст эту книгу, пообещал выслать экземпляр, — Тина попыталась скрыть счастливую улыбку, но не особо преуспела в этом.
— Скамандер. Мистер Скамандер, — Грейвз задумчиво нахмурился и пощёлкал пальцами в воздухе. — Ньют, да? Ньют Скамандер. Припоминаю, он проходил по нашим сводкам несколько лет назад, но лично мы не встречались. Вы знакомы с ним? Он в Нью-Йорке? Зачем?
Рефлексы профессионального мракоборца были сильнее любых физических недомоганий.
— Нет, он уже вернулся к себе, в Англию, — Тина пристыжено опустила голову. — Мы провели с ним всю необходимую работу, и отразили результаты в отчётах.
— Ну хорошо-хорошо, я не ставлю под сомнение ваши профессиональные навыки, мисс Голдштейн, уверен, что в этот раз вы соблюдали процедуру.
— Да, мистер Грейвз, конечно, сэр, — Тина быстро закивала.
— Итак, вы взяли у мистера Скамандера черновик рукописи напрокат и принесли его в больницу, — Грейвз понимающе хмыкнул. — Несёте её этому мальчику, Криденсу?
— Да, сэр, — Порпентина подняла глаза на начальника.
— А он, что же, интересуется магическими существами?
— Он интересуется всем магическим, сэр. Ему нужно очень многое узнать, и за очень короткое время.
— Вот как, — Персиваль отрешённо огладил подбородок. — И вы сейчас идёте к нему?
— Да, сэр.
— А знаете что, мисс Голдштейн, пожалуй, я составлю вам компанию.
— Мистер Грейвз? — Тина ошарашено наблюдала за тем, как он плотнее запахнул антрацитово-чёрный парчовый халат с вышитой монограммой на нагрудном кармане, и поправил белоснежные манжеты сорочки.
Девушка чуть улыбнулась, отмечая, что даже в больничной палате её начальник продолжает придерживаться своего обычного стиля всеми доступными способами.
— Только, прошу вас, Порпентина, не списывайте моё желание нанести этот визит на проявление сентиментальности или жалости к несчастному ребёнку. Мне просто любопытно на него взглянуть, к тому же ужасно наскучило сидеть в четырёх стенах. Я уверен, что прогулка на соседний этаж пойдёт мне на пользу.
— Конечно, сэр, я так и подумала, — Тина радостно вскочила с кресла и всю дорогу до палаты Криденса не сводила с начальника счастливого взгляда, накрепко прижимая к груди рукопись Ньюта.
В лифте она несколько секунд безотчётно хмурилась, закусывала губу, а затем решилась и предложила:
— Вы можете звать меня Тиной, сэр. Если хотите, конечно, — её смелости хватило ровно на эту реплику, после которой девушка сразу же стушевалась.
— С чего бы мне хотеть этого, мисс Голдштейн? — Грейвз удивлённо поднял брови и повернулся к ней всем корпусом.
— Я уже привыкла к этому за последние месяцы. Простите, мистер Грейвз, — заканчивала она еле слышным шёпотом.
— Достойный аргумент. К чему же вы ещё привыкли, мисс Голдштейн, за время моего отсутствия? - Персиваль брезгливо скривил губы.
Страшно представить, какие ещё сюрпризы его ожидают. С кем его двойник ещё успел сблизиться, а с кем испортил отношения?
— Простите, сэр, я подумала, вдруг вам…извините.
— Порпентина, давайте оставим наши отношения на том уровне, на котором их помню я. Лично меня в них всё устраивало и устраивает. Вы согласны?
— Конечно, сэр, — Тина закивала с излишним энтузиазмом.
— Вот и славно, — но глядя на разъезжающиеся створки, Грейвз всё же смягчился: — Но за предложение спасибо.
Голдштейн ничего не ответила, лишь покраснела и первой выскочила из кабины лифта.
В палату она вошла первой, повинуясь галантному жесту Грейвза, и замерла на пороге.
— Мистер Абернети?
Непосредственный начальник Тины раздражённо отвлёкся от толстой папки, которую держал на коленях, и из которой демонстрировал испуганному Криденсу какие-то документы. Абернети явно собирался ответить что-то резкое, но потрясённо замер с открытым ртом, заметив за спиной Тины её спутника.
— Мистер Грейвз, сэр, — Абернети не удостоил Тину даже приветствием, — Вы…— он резко поднялся, роняя папку на пол, но даже не сделал попытки её поднять.
— Да, Абернети, как видите, не так безнадёжен, как многие хотели бы надеяться, — Грейвз аккуратно подвинул Тину и вошёл в палату, осматриваясь.
— Мы так рады, сэр, что вам лучше, мы за вас очень волновались.
— Благодарю вас за беспокойство, Абернети. А что у вас здесь? Выездная допросная сессия?
— Нет, мистер Грейвз, я просто прояснял некоторые моменты. Мы уже закончили. У вас будут какие-нибудь распоряжения?
— Пока нет. Можете быть свободны.
— Спасибо, сэр. С вашего позволения, — Абернети поспешно собрал документы и попятился к двери, — Всего хорошего, мистер Грейвз. Возвращайтесь скорее, без вас в отделе трудно.
— Я учту вашу просьбу. Всего доброго, — Грейвз кивнул, не глядя на подчинённого, и впервые посмотрел на Криденса, который взирал на мужчину с неприкрытым ужасом.
— До встречи, мисс Голдштейн.
— До встречи, мистер Абернети, — Тина вежливо улыбнулась и закрыла дверь за ушедшим.
— Здравствуй, Криденс.
— Здравствуйте, мисс Голдштейн.
— Тина. Я же просила тебя звать меня Тиной.
— Здравствуйте, мисс Тина, — послушно исправился Криденс.
— Криденс, это мистер Грейвз. Настоящий мистер Грейвз. Мы обсуждали с тобой эту ситуацию, ты помнишь? Он тоже лечится в этой больнице, только в другом отделении.
— Да, мисс Гол… Тина, я помню. Добрый день, мистер Грейвз.
— Вот и славно, — обрадовалась Тина. — Мистер Грейвз, это Криденс Бэрбоун. Я вам о нём рассказывала.
— Здравствуй, Криденс.
Персиваль удручённо покачал головой и сел в кресло напротив, туда, где минуту назад сидел Абернети со своей папкой. Мракоборец — это не только храбрый умелый боец, но и талантливый психолог. Одного взгляда и пары фраз хватило Грейвзу, чтобы понять: мальчишка на грани шока от страха, а причина этого состояния — он сам. Цветом лица парень не напоминал даже больничные стены, потому что они были приятного персикового оттенка, а сам Криденс был белым как мел. Он комкал трясущимися пальцами какой-то листок, видимо, оставленный Абернети, загнанно дышал, старался не смотреть на Грейвза и нервно кусал губы.
— Мистер Грейвз, я схожу за чаем. Мистер Ковальски, знакомый моей сестры, передал замечательное шоколадное печенье. Он владелец пекарни.
Тина с ободряющей улыбкой поставила на стол яркую коробочку, перехваченную шёлковой лентой, и вышла за дверь, предварительно сунув Персивалю в руки многострадальную рукопись Скамандера.
— Шоколадное печенье? А мне она принесла тыквенный штрудель, — сказал Грейвз, когда за Тиной закрылась дверь. — Кажется, ты ей нравишься больше.
Криденс судорожно кивнул и опустил взгляд, сгорбившись в кресле.
— И вот ещё, — Персиваль протянул парню рукопись, но движение, видимо, вышло слишком резким, потому что тот испуганно дёрнулся и прижался к подлокотнику кресла. — Тоже от неё. Это рукопись друга Порпентины, он зоолог, магозоолог, — Грейвз медленно и плавно положил стопку листов на край стола рядом с Криденсом, и так же медленно убрал руку. — Он сам ищет всех этих зверей, а потом описывает их. Мне с ним встретиться не довелось, но его слава его опережает, работы моему Департаменту он когда-то добавил. Только неприятности от него.
— Не только, — прошептал Криденс.
— Что, прости?
— Не всегда неприятности. Он хороший человек, сэр.
— Вот как? Вы знакомы?
Криденс не ответил, лишь коротко кивнул.
— Ну хорошо, расскажешь как-нибудь о нём, мне будет легче составить ориентировку для его поимки в следующий раз.
Грейвз попытался пошутить, но мальчик, кажется, не понял. Он затравленно смотрел на мракоборца, не шевелился и, кажется, почти не дышал.
— Ты как себя чувствуешь? Не многие переживают освобождение от обскура. Да что там, не многие выживают и с обскуром внутри.
У Криденса дрогнули губы, он страдальчески заломил брови, и начал медленно наклоняться к коленям, обхватив голову руками.
— Я что-то не то… Криденс. Криденс! — Грейвз вскочил с кресла, бросаясь к дрожащему парню, и постарался встряхнуть его за плечи. — Ты слышишь меня? С тобой всё в порядке? Целителя позвать?
— Уйдите. Уйдите, пожалуйста. Не трогайте меня…не надо…не надо снова, — мальчишка вжался ещё глубже в кресло, дёрнувшись от прикосновений Персиваля, как от маломощного Круцио. — Вы. Это же были вы. Тогда, в доме. И на станции. Вы!
Ну вот, только истерики ему и не хватало. Грейвз демонстративно поднял руки ладонями к собеседнику и, отступив на два шага, снова сел в кресло.
— Так, давай успокоимся. Всё, я больше тебя не трогаю. Я сказал что-то не то, я понял. Прошу прощения. Я знаю, что тебе досталось, но сейчас всё позади. Ты теперь один из нас, и мы: Порпентина, я, госпожа Президент, мистер Абернети, мистер Скамандер — не к вечеру будет помянут — мы все хотим тебе помочь поскорее освоиться в нашем мире. Это будет непросто, порой шокирующе и пугающе, но если ты позволишь нам помогать, то всё пройдёт намного легче. То, что произошло с тобой, было действительно ужасно, но такого больше не повторится. Тебе не нужно нас бояться, мы хотим помочь. Ты понимаешь? Криденс?
Криденс уже справился с истерикой, но всё равно мелко вздрагивал и рвано дышал.
— Я знаю. Но вы…
— Да, — Персиваль понимающе кивнул. — Именно мне тебе верить будет сложнее всего. Порпентина рассказала о твоём знакомстве с Гриндевальдом. Давай договоримся, я — не он. Привыкни к этой мысли. Мне ещё неприятней вспоминать об этом, чем тебе, поверь. Как только представлю, для чего он использовал мой образ, что творил под видом меня, никому на глаза показываться не хочется от унижения. Но я справляюсь с этим каждый день и час, и ты тоже должен оставить эти события в прошлом. Начать новую жизнь. Теперь ты в нашем мире, Криденс. Ты маг, ты очень сильный маг, просто тебе нужно освоить немного теории и правил. Ты с нами, а мы не оставляем своих в беде. Меня не бросили искать, даже по прошествии такого количества времени, они не знали, жив ли я, но всё равно искали. И тебя мы тоже не бросим. Теперь я — это настоящий я, и настоящий я может отвечать за свои слова. Я не причиню тебе страданий, Криденс, и больше никогда не обижу, обещаю. Конечно, шоколадное печенье — это не ко мне, но я гарантирую тебе личное участие в твоей судьбе. Мы поможем тебе, и ты справишься со всем этим. Понимаю, что неприятен тебе, но нам придётся общаться, потому что первое время ты будешь под опекой именно моего Департамента. Я, конечно, постараюсь сделать наши встречи как можно реже — назначу твоим куратором Порпентину, к примеру—, но изредка нам придётся видеться.
— Нет, — выдохнул Криденс, ещё больше ссутулившись.
— Нет? — изумлённо переспросил Персиваль.
— Вы не неприятны мне. Не нужно специально сокращать наши встречи. Если я вам нужен, я буду, — мальчик потупил взгляд и тяжело сглотнул. — Буду отвечать на все вопросы, мистер Грейвз, и соглашусь на все исследования.
— Исследования? Думаешь, мы ставим на волшебниках опыты? Ньют Скамандер не работает у меня, можешь не переживать.
Криденс вновь не оценил юмор.
— Вы же должны выяснить, не опасен ли я для вас.
— Мы знаем это, Криденс, иначе бы мы не сидели с тобой в этой палате, с коробкой печенья в ожидании возвращения Голдштейн с чаем.
Кажется, первый раз за всю встречу Криденс поднял взгляд, и посмотрел удивлённо, но без былого ужаса в глазах.
Персиваль ободряюще кивнул, и устало выдохнул, откидываясь назад.
— Вот и я! Извините, что долго, пока нашла… — Тина вошла в палату в сопровождении подноса с чайником и чашками, который левитировал рядом с ней, но замерла, пройдя несколько шагов. — У вас всё хорошо?
— Всё в полном порядке, Порпентина, я объяснял нашему юному другу некоторые аспекты жизни в магическом сообществе, — Грейвз одёрнул отвороты халата и взмахом руки опустил зависший поднос на стол.
— Спасибо вам, мистер Грейвз, — Тина восторженно улыбнулась. — Криденсу столько всего нужно узнать, придётся учиться каждую минуту.
Она нежно взглянула на смутившегося парня и принялась разливать по чашкам чай, впрочем себе она всё же принесла кофе. За всё время чаепития Криденс, кажется, не осилил и пары связанных фраз, зато вёл себя намного спокойней и больше не пытался впасть в истерику. Положительная динамика налицо, как любил повторять целитель Сметвик. Говорила, в основном, Тина: рассказывала о сестре, вспоминала забавные моменты из студенческой жизни в Ильверморни, смешные происшествия на работе. Грейвз расслабленно откинулся в кресле, и иногда поддерживал разговор, когда дело касалось работы, или же вставлял редкие реплики, когда Тина рассказывала про школу или семью. Криденс почти всё время смущённо молчал и старался как можно незаметней заново разглядеть и узнать знакомого мужчину напротив себя, которого, как выяснилось, он никогда не знал. От Персиваля не укрылось такое пристальное внимание к собственной персоне, но подавать виду он не стал. Мальчишка успокоился и пошёл на контакт, дело сделано. Только сейчас он понял, сколько сил потратил на этот визит, и как сильно устал.
— Мистер Грейвз! — возмущённый возглас сестры Тики прервал смешной рассказ Тины о попытках Ньюта поймать и водворить на место почуявшего вседозволенность нюхлера. — Куда же вы пропали? Всё отделение вас ищет, целитель Сметвик в ярости. Вернитесь, пожалуйста.
Тина повернулась к собеседникам, округлила глаза и прыснула в ладошку.
— Простите, кажется, я забыла предупредить их о том, что вы пойдёте со мной.
— Спасибо вам, мисс Голдштейн, удружили, — Персиваль отвесил девушке ироничный поклон. — Теперь у моей палаты наверняка выставят пост дементоров до конца моего пребывания тут.
— Я всё равно передам вам через них кексы от Куинни, — Тина заговорщицки подмигнула оробевшему Криденсу.
— Что ж, тогда я согласен потерпеть этих ребят за своей дверью. До свидания, мисс Голдштейн, спасибо, что зашли.
— До свидания, сэр.
— Мистер Бэрбоун, рад был познакомиться.
Криденс ничего не ответил, только покраснел неровными пятнами, и запоздало кивнул.
Персиваль уже открыл дверь, когда сзади послышалось срывающееся робкое:
— Мистер Грейвз…
— Да?
Грейвз обернулся и заинтересованно посмотрел на враз растерявшего всю смелость, которая понадобилась для этого оклика, юношу.
— Вы и правда…не, — Криденс перевёл дух, собрался с силами, и начал сначала: — Вы действительно не он, мистер Грейвз.
— Признателен за комплимент, мистер Бэрбоун.
Грейвз благодарно склонил голову, слегка улыбнулся вконец сконфуженному и растерянному парню, и вышел из палаты, печально качая головой. И этот испуганный ребёнок натворил столько бед, доставив столько неприятностей магическому миру Нью-Йорка? Куда же катится этот нью-йоркский магический мир?
***
Дни в отдельной комфортабельной палате магической больницы до ужаса одинаковы, как и вкус у целебных зелий. Из газет Персиваль узнавал дозированные крохи информации о деле Гриндевальда, те, которые цензура Конгресса пропустила для удовлетворения интереса широкой публики. А вот от зачастившего к нему с визитами Абернети можно было узнать те подробности, которые не попадали на страницы газет.
— Он просто монстр, мистер Грейвз. Слышали бы вы, как он рассказывает о своих деяниях в Европе, это страшно даже слушать.
— Уж мне-то вы можете не рассказывать о его деяниях, — Грейвз с отвращением поморщился и отвёл взгляд к окну.
— Да, конечно, сэр, — Абернети стушевался, замер на мгновение, но тотчас нашёлся. — Я принёс вам книги из библиотеки, которые вы просили. Непросто это было, если честно.
— Спасибо, Абернети, — Грейвз помотал головой, отгоняя неприятные воспоминания, и взял принесённые книги. — Под мою ответственность. Я попросил бы вас принести такие же из моей библиотеки, но уверен, что получить их у моего домашнего эльфа было бы ещё сложнее, чем в библиотеке Конгресса.
— Не думаю, что в ближайшее время их кто-то хватится, сэр, это же начальная школа какая-то. А зачем они вам? — на лице подчинённого отразилось неподдельное любопытство. — Освежаете в памяти учебный курс?
— Нет, Абернети, — Персиваль недовольно прищурился. — Стараюсь найти способ, который поможет в будущем избежать ошибок в работе нашего Департамента, и вашей в частности. Признайте, что в деле Ньюта Скамандера Департамент сработал преотвратительно. Вы позволили ему попасть в Нью-Йорк с полным чемоданом незарегистрированных существ, и выпустить их на приволье. Придётся заново пересмотреть наши положения по контролю над магическими существами и чётко распределить обязанности ответственных лиц.
— Да, сэр, — Абернети изменился в лице. — Вы правы. Простите, сэр, у нас тогда…
— Хорошо-хорошо, мистер Абернети, я всё понимаю, — Грейвз сменил гнев на милость. — Вам было не до этого. Но больше такого мы допускать не должны. Вы согласны?
— Конечно, сэр!
— Вот и замечательно. Значит, будем работать над этим, — мракоборец покачал в воздухе увесистым томом.
— Непременно, сэр, — Абернети с облегчением отступил к двери. — Мне пора на работу, сэр. Дайте знать, если вам ещё что-нибудь понадобиться.
— Спасибо, Абернети, вы мне уже очень помогли. За библиотеку не волнуйтесь, я сам всё улажу.
— Благодарю, сэр. Выздоравливайте. Всего доброго.
— До свидания, Абернети.
Грейвз проводил подчинённого взглядом и посмотрел на тома перед собой. «Краткий перечень магических существ Северной Америки», «Энциклопедический справочник по магической зоологии» и «Начальный курс магозоологии». Не то чтобы магическая зоология могла похвастаться широким ассортиментом справочной литературы, но это хоть что-то. Персиваль отрешённо пролистал «Начальный курс», раздумывая о чём-то, а затем отложил книгу на край стола. Наверное, не сегодня, ведь он ещё недостаточно набрался сил, чтобы разгуливать по больнице в одиночестве. На следующий день приехала Пиквери, и до вечера он не мог думать ни о чём другом, кроме привезённых ею отчётов. Ещё через день он был занят прохождением контрольных обследований у целителя Сметвика. Только на четвёртый день он решился взять привезённые Абернети книги и спуститься на этаж ниже. За несколько десятков метров до палаты Криденса он замедлил шаг, обдумывая, как объяснит свой визит, но ничего вразумительного придумать не смог. Решив действовать просто и бесхитростно, Грейвз на секунду замер перед дверью палаты, глубоко вздохнул и постучал. Никто не ответил. Грейвз постучал ещё раз, и медленно приоткрыл дверь. Палата была пуста, а судя по идеальному порядку — свободна от пациентов. В первое мгновение ему показалось, что он просто перепутал палаты, ведь провожала его Тина, сам он не особенно обращал внимание на номера на дверях.
— Вы ищете кого-то, сэр? — к нему подошла целитель-стажёр, судя по бейджу на её груди.
— Добрый день. Да, я ищу вашего пациента, он находился в этой палате, Криденс Бэрбоун. Куда его перевели?
— Его никуда не перевели, сэр.
— То есть…- Грейвз поперхнулся, чувствуя, как горло сжимает что-то неприятно-ледяное.
— Мы выписали его, в удовлетворительном общем состоянии. Его забрала сотрудница аврората. Хотите, я уточню кто именно, сэр?
— Не стоит, я знаю кто.
Персиваль понимающе покачал головой и отправился обратно, забыв попрощаться с целителем. Значит, Тина забрала мальчишку. Что ж, это и к лучшему, мало приятного невылазно торчать в этом безрадостном месте. Можно не переживать за него. Грейвз сложил книги на столе в своей палате и подошёл к окну: лошади, автомобили, уличные торговцы, газетчики, волшебники и не-маги — жизнь. Кажется, кое-кто слишком давно не был её частью. Пора возвращаться.
Он взял в руки книги по магической зоологии через два дня, когда собирал свои вещи, готовясь покинуть палату и, с официальным подтверждением от целителя Сметвика о своём выздоровлении, спуститься вниз, к ждущей его служебной машине Конгресса.
Rising Action Персиваль вернулся к своим рабочим обязанностям на посту Главы департамента защиты магического правопорядка через несколько дней, о том, чтобы продлить больничный ещё на несколько недель, как предлагала Пиквери, и речи быть не могло. Грейвз встал перед выбором: либо он взваливает на себя в три раза больше обязанностей, чем обычно, и не прокручивает раз за разом воспоминания о Гриндевальде, либо не спит всю ночь из-за кошмаров, а весь последующий день проводит в одиночном бдении у камина в библиотеке, прокручивая в памяти слишком натуральные эпизоды этих самых кошмаров. Гриндевальд оставил после себя немного доступных воспоминаний, но и их вполне хватало, чтобы почти перестать спать по ночам. Такой распорядок дня Грейвз смог выдержать всего два дня. Именно поэтому в его кабинете появился дополнительный стол для бумаг и отчётов, два кресла у стены сменились удобным кожаным диваном, а ночные сторожа перестали обращать внимание на его всенощное присутствие на рабочем месте. Человек с его лицом, повадками, манерами и его палочкой оставил после себя внушительный объём задач, с которыми следовало разобраться в ближайшие сроки. Одной из причин, по которой Персиваль в одиночку изучал дела и отчёты, была необходимость лишить разум любой свободной минуты для возвращения к прошлому, а другой – он не хотел лишний раз отдавать прямые приказы, давать поручения или проводить совещания. Теперь редкий сослуживец не сторонился его, не разговаривал с опаской, пряча глаза. Грейвз выяснил это в первый же день возвращения на службу и перестал лично общаться с подчинёнными без крайней необходимости. Нельзя сказать, что кого-то это расстроило. Единственной, кто по-прежнему фонтанировала энтузиазмом и идеями, которые спешила донести до начальства, была Порпентина Голдштейн. Она появлялась в его кабинете по несколько раз на дню: приносила отчёты, по пути забирала дела в архив, докладывала о проделанной работе, просилась на оперативные вызовы, а однажды даже принесла кофе и пончики из пекарни Якоба. Она не смотрела сочувственно, не жалела, не вела себя насторожено, взвешивая каждое слово в разговоре, и Персиваль был очень признателен ей за это.
Допрос его самого растянулся на два заседания Совета: Грейвз рассказал всё, что помнил, позволил просмотреть воспоминания и получил официальное уведомление о том, что его роль в деле Гриндевальда прояснена и его невиновность не вызывает у членов Конгресса сомнений. Радости Грейвза не было предела, когда он со всем почтением отправлял уведомление в корзину, где оно благополучно воспламенилось. Конгресс, которому он отдал всю свою жизнь, перестал его подозревать и милостиво разрешает официально вернуться к должности с сохранением полномочий. То есть до этого подозревали и сомневались, но потом всё же решили доверять. Да хранит их Мерлин!
Персиваль устало сел за стол и закрыл лицо ладонями. Может, следовало продлить больничный, как советовала Пиквери?
Едва перевалило за полночь – время вполне рабочее, по новому расписанию жизни Грейвза – поэтому он взял в руки себя и очередное письмо со стола. Внутренняя корреспонденция, следственный отдел. Что ещё от него могло понадобиться? Он невиновен, у него вон и уведомление есть. Вернее, было, пока он его не сжёг.
« Уважаемый мистер Грейвз,
Хотим напомнить Вам…
…… закона согласно Статусу…..
…….. Международной конфедерации……
Как Вам известно…..
……в связи с этим мы просим Вас в качестве эксперта принять участие в допросе Криденса Бэрбоуна, который состоится………
С уважением и наилучшими пожеланиями,
Глава отдела расследований и дознаний
Магического Конгресса Соединённых Штатов Америки
Искренне Ваш,
Гесфестус Велби »
Грейвз отложил письмо в сторону и удивлённо приподнял брови. Допрос Криденса? А ведь он за последние дни совсем забыл про него. Думал, что тот живёт где-нибудь под крылышком у Голдштейн и радуется новой волшебной жизни без предателя-друга и матери-фанатички, а оказывается, что его допрашивают и прорабатывают не хуже, чем самого Грейвза, если не лучше. Всё верно, мальчик свидетель, и свидетель ценный. Дай Мерлин, чтобы он оказался просто свидетелем. А почему, собственно, это вообще интересует его? Какая разница насколько сильно замешан мальчишка в делах Гриндевальда, и что ему грозит? Персиваль поразмышлял над этими вопросами пару минут, отпил давно остывший чай, и, не найдя ответа, решил воспользоваться любезным приглашением Гесфестуса.
Перед слушанием, которое состоялось через два дня, Грейвзу удалось даже поспать, и даже дома, поэтому все, с кем он успел пообщаться до начала заседания, отмечали его заметно улучшившееся состояние здоровья и посвежевший вид.
Место Главы департамента магического правопорядка на заседаниях Совета оставалось неизменным – справа от Президента Конгресса, и Грейвз занял его не без скрытого удовольствия. Приятно, когда хоть что-то в этой жизни постоянно.
Начали с краткого вступительного слова Пиквери, которая обобщила уже известную информацию, тем самым давая Грейвзу понимание того, насколько далеко они продвинулись в расследовании.
Непосредственно слушание началось сразу после этого, когда в зал пригласили Криденса. Грейвз не мог не отметить, что мальчишка ещё больше осунулся и похудел, на бледном лице болезненно выделялись глубокие тени под глазами и заострившиеся скулы. Кажется, мысли по поводу крылышка Голдштейн были чересчур оптимистичными. Парню явно приходилось несладко. Криденс смотрел исключительно на свои стоптанные ботинки, но когда вынужден был поднять голову на приветствие Серафины, запнулся и встал, как вкопанный, не дойдя пару метров до привычного места допроса, увидев Грейвза, сидящего по правую руку от Президента.
– Мистер Бэрбоун, – начала Пиквери, – Вы ознакомлены с правилами и процедурой?
– Да, – Криденс едва справлялся с дрожью в голосе, – да, госпожа Президент.
– Прекрасно. Пожалуй, приступим. На прошлых заседаниях мы уже установили, когда и как Гриндевальд привлёк вас к сотрудничеству, пускай и невольному. Сегодня остановимся более подробно на его поисках обскура. В качестве эксперта мы пригласили Главу департамента магического правопорядка, мистера Грейвза. Вы готовы поделиться с Советом воспоминаниями, мистер Бэрбоун?
Криденс затравлено кивнул и поднял на Персиваля обречённый взгляд, будто опасаясь лично его, а не самой процедуры допроса.
– Да, мэм, готов.
– Хорошо. Мистер Феделе, приступайте.
Пожилой волшебник почтительно поклонился Президенту, членам Совета, и шагнул к юноше, достав палочку из кармана мантии. Пока он получал нужные для демонстрации воспоминания, Серафина обратилась к Персивалю:
– Мистер Грейвз, прошу вас проявить особое внимание к действиям и повадкам Гриндевальда. После заседания буду ждать отчёт, где вы изложите своё мнение о присутствующих несоответствиях и отличительных чертах в его поведении.
Грейвз согласно кивнул и нервно сжал пальцы на рукояти волшебной палочки.
Сидящий сбоку от него Гесфестус Велби, Глава отдела расследований и дознаний, с которым они, в общем-то, довольно близко общались в последние годы, бесцеремонно похлопал его по колену:
– Тут, друг, смотри, не смотри, а от тебя не отличить. Обращение проведено на высшем уровне. Я ведь с тобой, тем, который Гриндевальд, как-то раз даже на задержание выезжал, и ничего не заподозрил, – Велби усмехнулся. – Хотя, увидь я подобное в твоём исполнении, наверное, всерьёз удивился бы.
– Что именно? – Грейвз с трудом справился с пересохшим горлом.
– Сейчас узнаешь, – Гесфестус многозначительно поднял одну бровь, продолжая усмехаться, и кивнул в центр зала, – Смотри.
Почему-то показалось, что это замечание старого друга и коллеги не сулит ничего хорошего.
На первых же секундах демонстрируемых воспоминаний Грейвза пронял озноб. Человек с его лицом, походкой, причёской, манерами, в его одежде и с его палочкой был настолько им, что даже Персиваль сейчас усомнился в его истинной сущности. Да, он тоже так поворачивает голову, и так же держит палочку, даже невербальную магию применяет так же. Вот только…может ли он сам так смотреть на этого мальчика, так убедительно говорить, так бережно держать его за руки, так проникновенно заглядывать ему в глаза, говорить такие вещи и так нежно стирать следы слёз с его лица? Он не ответил бы на этот вопрос даже под Империо. Волшебница, стоящая на несколько ступеней ниже что-то сказала своему спутнику, тот осуждающе пихнул её локтем в бок и беспокойно кивнул в сторону Грейвза, волшебница медленно обернулась, встретилась с внимательным взглядом Персиваля, смутилась и вернулась к просмотру.
Грейвз упёрся ладонями в колени и судорожно выдохнул. Вот, значит, какой эксперт им был нужен – они пригласили его на заседание в качестве эксперта по самому себе. Отчего-то противно затошнило, и начали ныть срощенные целителями ребра.
Грейвз-Гриндевальд в воспоминаниях касался губами уха мальчишки, обещая тому исполнения самых невероятных мечтаний.
– Мистер Грейвз, вам нездоровится? – оказалось, что Серафина чутко следит за его реакцией и состоянием. – Вы неважно выглядите.
– Да, госпожа Президент, – прошептал в ответ Персиваль. – Позвольте я изучу окончание воспоминаний позже. Отчёт по уже увиденному я составлю к утру.
– Идите, мистер Грейвз, отчёт может подождать.
Грейвз, едва справляясь с приступами дурноты, поспешно направился прочь из зала заседаний, стараясь ни на кого не смотреть. За дверью он рухнул на ближайшую скамью и, набрав как можно больше воздуха в лёгкие, откинул голову назад, пребольно ударившись затылком о стену.
– Мистер Грейвз! Что с вами? Вам плохо? Позвать кого-нибудь? – внезапно материализовавшаяся неведомо откуда Тина замерла рядом, обеспокоено озираясь по сторонам.
– Нет, мисс Голдштейн, – Грейвз с трудом сглотнул. – Это всего лишь остаточные явления, сейчас пройдёт. Не беспокойтесь.
Тина секунду помялась, а потом осторожно опустилась рядом на краешек скамьи, и спросила:
– Там всё так плохо?
От неожиданности Персиваль даже забыл сделать очередной выдох, воззрившись на девушку.
– Что вы имеете в виду, Порпентина?
– Я в общих чертах знаю, что в его воспоминаниях. Мне жаль, что ему приходится снова проходить через всё это, ещё и перед Советом и перед вами. Я догадываюсь, что он чувствовал к вам, то есть к Гриндевальду в вашем образе, на самом деле.
– Будьте добры, мисс Голдштейн, все догадки излагайте в письменном виде на имя Президента. Это судебное разбирательство, здесь нет места разговорам и предположениям.
Тина густо покраснела и опустила глаза.
– Если обладаете информацией то выносите её на рассмотрение, если нет – не стройте пустых домыслов.
– Мистер Грейвз, простите, я не хотела…
– Тем более, мисс Голдштейн, если не хотели, – перебил её Персиваль. – А сейчас, мне нужно заняться отчётом. Всего доброго.
Грейвз поднялся со скамьи и, не дождавшись ответа Тины, нетвёрдой походкой направился в свой кабинет.
«… если бы вы пошли со мной, ему стало бы лучше», «… был всего один друг», «…даже этот обман он принимал за хорошее отношение», «Вы- это лучшее, что случалось в его жизни».
Кажется, теперь он тоже понял, что на самом деле видел в воспоминаниях Криденса. А Тина поняла это ещё в больнице, когда отчаянно пыталась затащить его в палату к мальчишке? Теперь ясно, почему никто в Конгрессе не заметил подмены, тут вообще никто ничего не замечает, даже он сам. Грейвза душили одновременно злоба на проницательную Голдштейн и страх от осознания собственного положения. Он не сдержался, и, закрыв дверь кабинета, материализовал себе стакан огневиски. Он не пил почти год, но сейчас это было необходимо. Зачем они это вытаскивают? Зачем заставлять парня снова переживать это унижение? Зачем заставлять самого Грейвза узнавать об этом? Такая модернизированная легальная вариация Круциатуса? Тогда они в этом преуспели. Персиваль залпом осушил стакан и сгорбился за столом. Что писать в отчёте? «В связях, порочащих меня, замечен не был. К развращению неокрепших детских психик непричастен»? Наверное, то, что его заточение у Гриндевальда ни у кого не вызывает сомнений, сейчас радовало даже больше, чем когда бы то ни было до этого. Грейвз уткнулся лицом в дрожащие ладони. Да, все знают, что всё это в его образе творил Гриндевальд, но тень его поступков неизбежно, по инерции, коснётся и его самого. Вон Гесфестус уже двусмысленно подмигивал на заседании, словно говоря: «Да-а, старик, а я ведь знавал тебя ещё до того, как ты стал таскать детей по подворотням». И если до сегодняшнего дня ему хотелось педантично соблюсти необходимую процедуру расследования, даже не смотря на всё, что он пережил сам, теперь осталось одно желание – прямо сейчас, без суда и следствия, снести Гриндевальду голову собственноручно. Если этого мерзавца приговорят к смерти на его родине, в Англии, он готов пройти любые процедуры, чтобы присутствовать при этом.
Грейвз невидящим взглядом скользил по чистому листу бумаги, терзая несчастное чёрное перо, а затем одним движением руки сбросил со стола все писчие принадлежности.
Он ещё нездоров, начался рецидив, возможно, последствия оказались серьёзней, чем казалось на первый взгляд и нужно показаться колдомедику, взять дополнительный отпуск по болезни, что угодно, но больше находиться в кабинете он не мог. Грейвз накинул пальто, и быстрым шагом направился в холл Конгресса, откуда трансгрессировал домой. Вот это явно было преждевременным решением в его состоянии: он промахнулся мимо заданной точки, ударился коленом о стоящий в прихожей столик, уронил подсвечник, и едва не наступил на своего эльфа.
– Сэр…
– До завтра не беспокоить, – рявкнул Персиваль, и, безуспешно сдерживая ругательства, прямо в пальто и рабочей мантии направился в кабинет, хлопнул дверью и запер её Коллопортусом. До завтра ему нужно решить, что написать в отчёте Президенту, и как смотреть в глаза коллегам и подчинённым.
Еxtremity (Часть 1) Впрочем, несмотря на ночные бдения, утром он всё равно оказался не готов к разговору с Пиквери.
– Ты снова ночевал в кабинете? – Серафина сочувственно подвинула к нему чашку кофе.
– Нет, госпожа Президент, дома, – Грейвз благодарно кивнул и отпил напиток, вкуса которого не ощущал. Он не обманывал, он правда был дома, только вот поспать из-за кошмаров так и не довелось.
– Ещё и врёшь, – вздохнула Пиквери. – По тебе же видно. Ну да ладно, перейдём к делу, и я отпущу тебя на сегодня. Судя по вчерашнему приступу, тебе нужно больше отдыхать. Что скажешь об увиденном? Хочешь копию его воспоминаний для ознакомления?
Грейвз вновь ощутил лёгкую дурноту, и сглотнул неприятный холодный ком:
– Нет, благодарю, госпожа Президент, я видел достаточно. Гриндевальд, он… – Персиваль покрутил чашку, подбирая слово.
– Он подонок, – закончила за него Серафина. – И мерзавец. И нам ещё предстоит узнать, сколько прощальных приветов он нам оставил, пользуясь твоей внешностью и твоим положением.
Грейвза нехорошо передёрнуло.
– Я назначила ответственную комиссию по проверке, ты её возглавишь.
– Госпожа…
– Не обсуждается. Допросите всех, кто был в его непосредственном подчинении, то есть, твоих подчинённых, и проверите всю оставшуюся документацию. В ближайшее время нам придётся быть бдительными. Теперь мальчик. Мы пришли к предварительному выводу о его невиновности, если можно так сказать. Да, не смотри на меня так, ты и сам это знаешь. Он жил восемнадцать лет, ничего не зная о волшебном мире, а свои способности считал проклятием и дьявольской порчей. Потом появляешься…– Серафина запнулась и сцепила руки в замок. – Появляется Гриндевальд и выливает на него в момент поток информации. Смерть трёх не-магов на его совести, но он себя не контролировал и вообще плохо осознавал, что происходит. Он сильный маг, Персиваль, очень сильный, мы не можем разбрасываться такими.
Президент отвела взгляд, дав тем самым возможность Грейвзу понимающе усмехнуться. Вот в чём причина – сила мальчишки. Был бы он послабее, незавидной была бы его судьба.
– Он ребёнок, что мы можем сказать о его…
– Он не ребёнок, Персиваль, – резко перебила Президент, – ему восемнадцать. Мы должны были обнаружить его раньше. Твой отдел должен был обнаружить. К этому ещё вернёмся, не думай, что я забуду.
Грейвз удручённо покивал.
– Что же касается его судьбы сейчас – будем исправляться. Проведём быстрый вводный курс, осенью отправим в Ильверморни на факультативное обучение, плюс назначим дополнительных наставников уже сейчас. Будешь курировать.
Персиваль от неожиданности подавился кофе и закашлялся.
– Что с тобой, Грейвз, снова нездоровится?
– Нет-нет, госпожа Президент, – Грейвз поднял ладонь в останавливающем жесте, взяв себя в руки. – Прошу прощения. Я буду его курировать? Почему я?
– Сейчас, минуточку, – Серафина демонстративно полистала бумаги. – Будет правильно доверить его обучение и контроль отделу, который отвечает за магический правопорядок, ты согласен? Ответственным логично назначить главу этого отдела. О, смотри-ка, в штатном расписании сказано, что Глава департамента магического правопорядка – это ты. Как неожиданно удачно всё сошлось.
Президент отодвинула бумаги в сторону и раздражённо посмотрела на своего заместителя.
– Да, госпожа Президент, конечно, вы правы.
– Послушай, – она сменила гнев на милость. – Я не заставляю тебя давать ему уроки, я понимаю, что ты ещё не до конца восстановился, а уже взвалил на себя немыслимое количество обязанностей. Ты просто будешь периодически проверять, как идут дела. Большего от тебя не требуется. И принимать соответствующие меры, если возникнет необходимость.
– Хорошо, мэм.
Спорить с Пиквери не было никакого желания, да и смысла, если честно.
– Вот так. Решение по нему ещё не оглашено, но я уверена, что оно будет таким, как я сказала. К осени он должен уметь хоть что-то и, желательно, владеть теорией в полном объёме. Подбери ему кого-нибудь в репетиторы, так сказать. Я тебе сейчас помогу, первая кандидатура – Голдштейн. Она уже дважды обращалась ко мне с ходатайством. Можешь обрадовать её уже сегодня, пускай приступает в ближайшее время. Всё остальное и все остальные на твоё усмотрение.
– Я всё сделаю, мэм.
– На сегодня можешь быть свободен, тебе нужен отгул. Отправляйся домой, пожалуйста, не засыпай над отчётами в кабинете. Считай это моим распоряжением.
Грейвз встал и учтиво склонил голову.
– С вашего позволения, госпожа Президент.
– Иди, иди.
Пиквери помахала рукой в воздухе, выпроваживая его, и придвинула к себе какую-то папку с бумагами.
Персиваль вышел из кабинета Президента, будто из-под ледяного душа. Неожиданный поворот, как ни посмотри.
Вернувшись в отдел, он первым делом озадачил заместителя:
– Найдите мне Голдштейн.
– Она на вызове, сэр, – сверился с записями молодой мракоборец, – в районе Проспект-парка…
– Хорошо, – перебил его Грейвз. – Я вернусь после обеда, к этому времени она должна быть у меня в кабинете.
– Конечно, сэр.
Персиваль удовлетворённо кивнул и направился к выходу. Переложим-ка основные обязанности на Порпентину, и дело с концом, все будут довольны.
Уже дома, наконец-то нормально позавтракав и вернувшись к спокойному обдумыванию планов в кабинете, он заметил книги, сиротливо лежащие на широком подоконнике.
«Нужно вернуть в библиотеку», – подумал Грейвз, но покачав в руке «Начальный курс магозоологии», задумчиво усмехнулся. Он вспомнил их первую встречу с Криденсом в больнице, то, как мальчишка восторженно листал рукопись Скамандера, под комментарии Тины, изо всех сил старался сдержать улыбку на рассказе о нюхлере, насторожено и неверяще смотрел на самого Грейвза, будто увидел что-то, на что уже не рассчитывал.
«Вы действительно не он, мистер Грейвз».
Мерлинова борода! Персиваль сделал мысленную пометку контролировать свои европейские привычки, спустился в прихожую, и трансгрессировал обратно в Конгресс, зажав книги под мышкой.
Пэйринг: real!Персиваль Грейвз/Криденс Бэрбоун; Порпентина Голдштейн, Серафина Пиквери, Ньют Скамандер и многие другие присутствуют, нюхлер пробегает мимо >__>
Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Фэнтези, Психология, Hurt/comfort, Мифические существа, Первый раз
Размер: Миди, 42 страницы, 6 частей
Описание:
Постканон. Придя в себя в больнице, Персиваль Грейвз, Глава департамента магического правопорядка Магического конгресса Соединённых Штатов Америки, понимает, что многое пропустил в своей жизни. Выход один - навёрстывать упущенное и справляться с насущным.
Посвящение:
Маме Ро, за вновь обретённую сказку детства, в которую я уже и не чаяла вернуться!
Всем причастным к великолепному воплощению этой сказки на большом экране.
Всем первопроходцам фандома, которые заставили поверить в свои силы.
Группе IAMX, без которой не писалось ни строчки.
Героям, которых я полюбила всей душой, и которые ответили мне взаимностью, судя по всему, ибо не только не саботировали процесс написания, но даже активно помогали. Так легко мне ещё ни разу не писалось.
Публикация на других ресурсах:
На здоровье, Мерлина ради, только сову со ссылью пришлите
)))Примечания автора:
Прав на героев и вселенную не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
le texte Exposition Персиваль Грейвз приходил в себя тяжело. Очень тяжело. Первое, что он увидел за долгое время тьмы и беспамятства — яркий электрический свет. Настолько яркий, что он, казалось, причинял физическую боль, обжигая. Но это радовало, Грейвз действительно уже простился с мыслью ещё когда-нибудь увидеть хоть что-то вокруг.
— Он приходит в себя. Целителя Сметвика сюда, немедленно!
Пришел ли целитель Сметвик, Персиваль не узнал — его измученный пытками и заключением организм попросту не смог дальше удерживать сознание.
В следующий раз он очнулся, судя по солнечному свету за окном, только на следующий день.
— Я…
Голос слушался ещё хуже сознания. Грейвз закрыл глаза и попытался найти хоть какую-то стабильность в этом вращающемся, звенящем и гудящем мире, который окружал его сейчас.
— Тише, тише. Вы живы, относительно целы — в том смысле, что я видал случаи и похуже вашего— и находитесь в больнице, — раздался сбоку громоподобный глас.
Грейвз стиснул зубы и попытался дотянуться рукой до головы. Вышло не с первой попытки.
— Потише…пожалуйста.
— Это всё последствия травм, пыток и отравляющих зелий, мистер Грейвз, — голос сбоку стал чуть тише. — Это скоро пройдет, не переживайте. Вы пришли в сознание, а это самое важное. Я главный колдомедик этого отделения и, по совместительству, ваш врачующий целитель. Моё имя Гвион Сметвик. По всем вопросам и жалобам требуйте меня. А сейчас я позову сестру Стамп, которая проведет все необходимые процедуры. Поправляйтесь скорее, мистер Грейвз, очень вас прошу, потому что у меня не хватает ни времени, ни персонала спроваживать каждого вашего настойчивого посетителя.
Грейвз согласно кивнул целителю, сразу же пожалев об этом, и рвано выдохнул.
Больше сознание его не покидало, и Персиваль смог вести счет дням и самостоятельно оценить своё состояние. Всё было плохо, но главный колдомедик видал и похуже, и это немного обнадеживало. В анамнезе имелось: несколько переломов, залеченных до того как пациент пришел в себя — и слава Парацельсу, ибо ощущения от действия костероста вполне могли завершить чёрное дело, начатое непростительными заклятиями —, множественные воспаленные шрамы, оставшиеся после заживленных колдомедиками ран, общие последствия многократного применения Круциатуса, истощение, до сих пор проявляющиеся действия отравляющих зелий. Всё остальное можно было назвать пустяками. Всему этому Персиваль мог противопоставить только скудные остатки скрытых резервов организма и свою железную волю к жизни, выработанную годами службы в аврорате. Ожидаемо, что помогло именно это. Меньше чем через неделю к нему допустили первого посетителя. Всего одного, и только на десять минут — из которых Грейвз смог поддержать беседу меньше половины отведённого времени —, но даже это можно было назвать прогрессом. Этим первым посетителем была Серафина Пиквери Президент Магического конгресса Соединённых Штатов Америки. Взволнованная, но быстро взявшая себя в руки и успокоившаяся, увидев осмысленный взгляд и узнавание в глазах своего сотрудника.
— Грейвз! Слава Сейр! — Президент опустилась в кресло, нервно сцепив руки в замок. — Как ты себя чувствуешь? Знал бы ты, сколько мы тут натерпелись.
— Расскажете? — хрипло поинтересовался Грейвз, пытаясь принять относительно сидячее положение, но не преуспел в этом непростом сейчас деле.
— Все подробности тебе Голдштейн расскажет позже, я пока не стану тебя утомлять. Я восстановила её в должности, кстати, — Пиквери посмотрела на своего недужного заместителя с таким триумфом, будто эта новость должна была произвести волшебный терапевтический эффект.
— А вы отстраняли? — буднично уточнил Грейвз.
— Ох, ради Мёрси Дэй, — Серафина застонала и на секунду спрятала лицо в ладонях, но быстро справилась с собой, продолжив: — Итак, главное: Гриндевальд у нас. На первом дознании мы смогли из него вытянуть, где он держал тебя, и отправили отряд. Ребята там всё перевернули, по кирпичикам разобрали, но тебя нашли.
— Храни их Мерлин, — хмыкнул Грейвз.
— Кстати об этом, раз уж ты напомнил: твои европейские привычки тоже сыграли злую шутку, помешав нам вовремя заметить различия между вами. Учти это, — Пиквери недовольно наморщила носик. — Но в любом случае, теперь Гриндевальд под надёжной охраной, с ним продолжают работать, а ты здесь, идёшь на поправку. Можно сказать, что мы справились.
— И что же он? — Персиваль даже почти исхитрился повернуться на бок.
— Вылечишься, вернешься к работе, тогда и узнаешь. А пока выздоравливай. Сейчас это главное.
— Спасибо, госпожа Президент, — Грейвз даже попытался улыбнуться.
— Мы все очень переживаем за тебя, Персиваль, — Пиквери встала с кресла и склонилась над ним. — Прости нас… — она на секунду запнулась, — меня. Прости меня, я должна была сразу понять. Но это же ты, а ты всегда такой…
— Вы не виноваты, — он откинулся на подушку и тяжело вздохнул. — Гриндевальд могущественный волшебник, никто бы не понял.
Президент нервно закусила нижнюю губу и страдальчески нахмурилась.
— Поправляйся поскорей.
— Спасибо, — Грейвз закрыл глаза и услышал, как Пиквери выходит из палаты, предварительно невесомо коснувшись его плеча.
Через два дня к нему пришла Тина, а он начал вставать с кровати. Голдштейн пробыла в палате больше часа, так и не получив от начальника разрешения уйти до окончания своего развёрнутого рассказа о последних событиях. К порядку их попыталась призвать сестра Тики, принесшая целительное зелье, но увидев бывшего почти безнадежного пациента сидящим в кресле и пьющим чай, решила не нарушать положительную динамику.
— И тогда вы разорвали обскуриала на ошмётки? — уточнил Грейвз, пристально глядя на Тину.
— Не я, я даже палочку достать не успела, — девушка виновато опустила голову, разглядывая собственные колени. — А они… у них не было другого выхода.
— Конечно, — Грейвз скептически усмехнулся и отставил чашку. — Мне ли не знать, Порпентина, что из всех возможных вариантов развития событий Департамент защиты всегда выберет самый простой и эффективный. Но главное, что проблема решена. Страшно представить, чем это могло закончиться. Жаль, конечно, паренька, он был уникально сильным магом, сам даже не подозревая этого. Как его там звали, вы говорите?
— Криденс. Его зовут Криденс, сэр.
— Зовут? — Персиваль заинтересовано вскинул брови.
— Он…он жив. Почти уничтоженный мракоборцами обскур сумел выбраться со станции, но это всё, на что он был способен. Мы нашли его едва живого в нескольких десятках метров от входа, в ближайшей подворотне.
— Едва живого обскура? — Грейвз изумлённо замер.
— Мальчика. Криденса. Благодаря своей уникальной силе он смог выжить, несмотря на то, что обскур был окончательно рассеян мракоборцами.
— Хорошая работа, молодцы, — Глава департамента магического правопорядка заочно похвалил подчинённых, задумчиво вертя пустую чашку. — И где сейчас этот Криденс?
— Здесь. В смысле, в больнице. Мы едва успели доставить его сюда, но целители сотворили настоящие чудеса. Он почти оправился от влияния обскура через несколько дней, — Тина просветлела лицом. — Он не всё помнит о тех событиях, и почти не спит из-за кошмаров, но говорят, что это скоро пройдёт, а в целом он почти в порядке. Но ему совсем некуда пойти, — она снова нахмурилась и взволнованно смяла в пальцах края шляпки. — Его приёмная мать мертва, их приют разрушен, выживших детей распределили по другим детским домам, предварительно стерев память о том дне, а его судьба всё ещё решается на заседаниях Конгресса.
— Любопытно, — Грейвз откинулся на спинку кресла и подпёр щёку ладонью. — И всё то время, пока будет рассматриваться его вопрос, он пробудет в больнице?
— Не думаю, — Тина отрицательно помотала головой. — Большинство из Конгресса выступают за то, чтобы волшебник такой силы обязательно прошёл классическое обучение в Ильверморни. В его возрасте поздновато начинать учёбу, конечно, но раз так вышло, то у него будет индивидуальная программа обучения, вероятно. Так сказать, ускоренный курс. Конечно, если его оправдают. Но это решение пока не принято единогласно, и даже после утверждения устроить его в школу можно будет не раньше осени. А пока мы подыщем ему какое-нибудь жильё, и он поживёт под присмотром нашего отдела до вынесения окончательного вердикта Конгресса.
— Да, так будет лучше, — Персиваль одобрительно кивнул. — Я, возможно, приду на одно из слушаний, если меня выпишут к тому времени, интересно на него взглянуть.
— А хотите сейчас?
— Хочу чего? — удивился Грейвз.
— Взглянуть на него, — Тина вновь разволновалась. — Я проведываю его иногда. Понимаете, он ведь остался совсем один, а тут ещё наш магический мир. Ему сейчас даже хуже, чем в приюте его садистки-матери. Тогда он хотя бы понимал, что происходит вокруг, а сейчас совсем запутался. Я загляну к нему ненадолго, когда буду идти от вас. Хотите…пойти со мной?
Девушка замолчала, нервно сжала в пальцах несчастную шляпку и устремила на начальника умоляющий взгляд.
— Нет, Порпентина, нет, нет, нет, — Грейвз тяжело поднялся с кресла и медленно направился к окну. — Не будем отвлекать юношу от выздоровления моими появлениями. Вы с ним подружились, и это славно, но не думаю, что моё присутствие ему поможет. Скорее, это усугубит его душевное состояние. Вы же сами говорили, что сейчас вокруг него слишком много магов и магии. К чему дополнительно волновать его праздным интересом Главы департамента магического правопорядка, к тому же пребывающего не в лучшем состоянии для визитов? Мне любопытно, да, но это вполне может подождать. Вызову его на беседу в Департамент, там и пообщаемся. Пускай пока спокойно привыкает к нашим порядкам.
— Простите, сэр, — Тина повернулась к Грейвзу, отчаянно вцепившись в подлокотник кресла. — Я хотела сказать, что, возможно, если бы вы пошли со мной, ему стало лучше. Он теперь остался один, у него больше никого нет, и если вы поддержите его…
Грейвз отвернулся от окна, недовольно поморщившись, и оперся ладонью о подоконник.
— Порпентина, успокойтесь и объяснитесь нормально, я вас не понимаю.
Тина глубоко вздохнула, и начала ещё раз, уже спокойней.
— Судьба у Криденса сложилась нелегко: приёмная мать откровенно издевалась над ним, часто избивала, срывала на нём свою злость — она била всех детей, но его ненавидела особенно — с приёмными братьями и сёстрами отношения тоже не сложились, его никто никогда не любил, и друзей у него никогда не было. Точнее, был всего один друг.
— Прекрасно, — Персиваль развёл руками. — Пригласите его, пускай отвлечёт мальчишку. Кто это?
— Вы, сэр.
Грейвз участливо взглянул на подчинённую, и собирался что-то сказать, когда она снова зачастила, не давая ему сбить себя с мысли.
— Нет-нет, выслушайте, мистер Грейвз, со мной всё в порядке, и я понимаю, что вы никак не могли быть его другом всё это время, но он считал вас таковым. Гриндевальд обманывал и использовал его, пользуясь вашим образом, но даже этот обман Криденс принимал за дружбу и хорошее отношение. Ведь вы, то есть Гриндевальд, изображавший вас, всё равно относился к нему лучше, чем все, кто были вокруг него. Это всё ужасно, но так и выглядит его жизнь — сплошной ужас. Он сейчас растерян, напуган, предан всеми, даже единственным в его жизни другом, но я уверена, что вам он сможет довериться раньше, чем всем остальным. Конечно, сначала для него это будет шоком, но, когда он поймёт, что вы — это именно тот человек, которому он доверял, которого он считал своим другом, только ещё лучше, потому что вы — это настоящий вы, а не просто оболочка с Гриндевальдом внутри, он и вам станет доверять. Мистер Грейвз, пожалуйста, — тон Тины стал умоляющим. — Мне жаль его, ведь он так одинок. У него больше нет семьи, дома, матери, пусть она и была садисткой, и даже Гриндевальда больше нет.
— Вы хотите, чтобы я заменил ему садистку-мать или Гриндевальда? — Грейвз устало потёр лоб и опустился на кровать.
— Я хочу, чтобы у него было хоть что-то, хоть кто-нибудь, кого он знает. Даже если это будет совсем незнакомый человек, но которого он долгое время считал своим единственным другом. Вы, то есть он в вашем образе, — это лучшее, что случалось в жизни Криденса. Он сможет понять эту ситуацию, сможет доверять вам, я уверена, ведь он был очень привязан к вам, сэр.
— Вы добрая девушка, Порпентина. Я полагаю, что если у этого несчастного мальчика есть вы, то он уже имеет больше, чем вы хотите ему дать. Вы сумеете внушить ему намного больше оптимизма и жизнеутверждающих идей, чем мракоборец, который сегодня первый раз за долгие дни встал с постели. Я сейчас явно не лучший собеседник для напуганного юноши. Идите к нему, можете передать мои пожелания скорейшего выздоровления, но нам с ним лучше встретиться позже, и в официальной обстановке. Но спасибо, что вы мне всё объяснили, я учту ваши доводы в нашей с ним будущей беседе.
— Мистер Грейвз…
— Идите, Порпентина, идите. Я был очень рад видеть вас. Надеюсь, скоро встретимся на работе.
Тина поднялась с кресла и сжала кулачки, отчаянно пытаясь скрыть, как сильно она расстроена.
— До встречи, мистер Грейвз. Выздоравливайте.
— До встречи, мисс Голдштейн. Спасибо вам за заботу.
Порпентина кивнула и торопливо скрылась за дверью палаты, оставляя Персиваля наедине с нелёгкими мыслями и безрадостными образами.
***
В следующий раз Тина заглянула к нему через несколько дней. Она принесла тыквенный штрудель и пожелания скорейшего выздоровления от своей сестры Куинни, свежие новости из департамента о допросах Гриндевальда и пачку каких-то потрёпанных желтоватых листов под мышкой.
— Вы решили скрасить мои безрадостные одинокие дни в этой палате отчётами отдела, Порпентина? — Грейвз заинтересовано кивнул на стопку.
— Это? Нет, сэр, простите, это…не вам. — Тина смутилась и положила заинтересовавший начальника манускрипт на стол.
— «Фантастические звери и…» и что? — Персиваль силился вычленить знакомые слова, написанные неразборчивым почерком, среди множества исправлений, зачёркиваний и клякс.
— «…и места их обитания». Это рукопись, вернее, пока это ещё её черновик, поэтому он в таком состоянии. Мистер Скамандер одолжил мне эти наброски ненадолго, я потом верну, а когда он издаст эту книгу, пообещал выслать экземпляр, — Тина попыталась скрыть счастливую улыбку, но не особо преуспела в этом.
— Скамандер. Мистер Скамандер, — Грейвз задумчиво нахмурился и пощёлкал пальцами в воздухе. — Ньют, да? Ньют Скамандер. Припоминаю, он проходил по нашим сводкам несколько лет назад, но лично мы не встречались. Вы знакомы с ним? Он в Нью-Йорке? Зачем?
Рефлексы профессионального мракоборца были сильнее любых физических недомоганий.
— Нет, он уже вернулся к себе, в Англию, — Тина пристыжено опустила голову. — Мы провели с ним всю необходимую работу, и отразили результаты в отчётах.
— Ну хорошо-хорошо, я не ставлю под сомнение ваши профессиональные навыки, мисс Голдштейн, уверен, что в этот раз вы соблюдали процедуру.
— Да, мистер Грейвз, конечно, сэр, — Тина быстро закивала.
— Итак, вы взяли у мистера Скамандера черновик рукописи напрокат и принесли его в больницу, — Грейвз понимающе хмыкнул. — Несёте её этому мальчику, Криденсу?
— Да, сэр, — Порпентина подняла глаза на начальника.
— А он, что же, интересуется магическими существами?
— Он интересуется всем магическим, сэр. Ему нужно очень многое узнать, и за очень короткое время.
— Вот как, — Персиваль отрешённо огладил подбородок. — И вы сейчас идёте к нему?
— Да, сэр.
— А знаете что, мисс Голдштейн, пожалуй, я составлю вам компанию.
— Мистер Грейвз? — Тина ошарашено наблюдала за тем, как он плотнее запахнул антрацитово-чёрный парчовый халат с вышитой монограммой на нагрудном кармане, и поправил белоснежные манжеты сорочки.
Девушка чуть улыбнулась, отмечая, что даже в больничной палате её начальник продолжает придерживаться своего обычного стиля всеми доступными способами.
— Только, прошу вас, Порпентина, не списывайте моё желание нанести этот визит на проявление сентиментальности или жалости к несчастному ребёнку. Мне просто любопытно на него взглянуть, к тому же ужасно наскучило сидеть в четырёх стенах. Я уверен, что прогулка на соседний этаж пойдёт мне на пользу.
— Конечно, сэр, я так и подумала, — Тина радостно вскочила с кресла и всю дорогу до палаты Криденса не сводила с начальника счастливого взгляда, накрепко прижимая к груди рукопись Ньюта.
В лифте она несколько секунд безотчётно хмурилась, закусывала губу, а затем решилась и предложила:
— Вы можете звать меня Тиной, сэр. Если хотите, конечно, — её смелости хватило ровно на эту реплику, после которой девушка сразу же стушевалась.
— С чего бы мне хотеть этого, мисс Голдштейн? — Грейвз удивлённо поднял брови и повернулся к ней всем корпусом.
— Я уже привыкла к этому за последние месяцы. Простите, мистер Грейвз, — заканчивала она еле слышным шёпотом.
— Достойный аргумент. К чему же вы ещё привыкли, мисс Голдштейн, за время моего отсутствия? - Персиваль брезгливо скривил губы.
Страшно представить, какие ещё сюрпризы его ожидают. С кем его двойник ещё успел сблизиться, а с кем испортил отношения?
— Простите, сэр, я подумала, вдруг вам…извините.
— Порпентина, давайте оставим наши отношения на том уровне, на котором их помню я. Лично меня в них всё устраивало и устраивает. Вы согласны?
— Конечно, сэр, — Тина закивала с излишним энтузиазмом.
— Вот и славно, — но глядя на разъезжающиеся створки, Грейвз всё же смягчился: — Но за предложение спасибо.
Голдштейн ничего не ответила, лишь покраснела и первой выскочила из кабины лифта.
В палату она вошла первой, повинуясь галантному жесту Грейвза, и замерла на пороге.
— Мистер Абернети?
Непосредственный начальник Тины раздражённо отвлёкся от толстой папки, которую держал на коленях, и из которой демонстрировал испуганному Криденсу какие-то документы. Абернети явно собирался ответить что-то резкое, но потрясённо замер с открытым ртом, заметив за спиной Тины её спутника.
— Мистер Грейвз, сэр, — Абернети не удостоил Тину даже приветствием, — Вы…— он резко поднялся, роняя папку на пол, но даже не сделал попытки её поднять.
— Да, Абернети, как видите, не так безнадёжен, как многие хотели бы надеяться, — Грейвз аккуратно подвинул Тину и вошёл в палату, осматриваясь.
— Мы так рады, сэр, что вам лучше, мы за вас очень волновались.
— Благодарю вас за беспокойство, Абернети. А что у вас здесь? Выездная допросная сессия?
— Нет, мистер Грейвз, я просто прояснял некоторые моменты. Мы уже закончили. У вас будут какие-нибудь распоряжения?
— Пока нет. Можете быть свободны.
— Спасибо, сэр. С вашего позволения, — Абернети поспешно собрал документы и попятился к двери, — Всего хорошего, мистер Грейвз. Возвращайтесь скорее, без вас в отделе трудно.
— Я учту вашу просьбу. Всего доброго, — Грейвз кивнул, не глядя на подчинённого, и впервые посмотрел на Криденса, который взирал на мужчину с неприкрытым ужасом.
— До встречи, мисс Голдштейн.
— До встречи, мистер Абернети, — Тина вежливо улыбнулась и закрыла дверь за ушедшим.
— Здравствуй, Криденс.
— Здравствуйте, мисс Голдштейн.
— Тина. Я же просила тебя звать меня Тиной.
— Здравствуйте, мисс Тина, — послушно исправился Криденс.
— Криденс, это мистер Грейвз. Настоящий мистер Грейвз. Мы обсуждали с тобой эту ситуацию, ты помнишь? Он тоже лечится в этой больнице, только в другом отделении.
— Да, мисс Гол… Тина, я помню. Добрый день, мистер Грейвз.
— Вот и славно, — обрадовалась Тина. — Мистер Грейвз, это Криденс Бэрбоун. Я вам о нём рассказывала.
— Здравствуй, Криденс.
Персиваль удручённо покачал головой и сел в кресло напротив, туда, где минуту назад сидел Абернети со своей папкой. Мракоборец — это не только храбрый умелый боец, но и талантливый психолог. Одного взгляда и пары фраз хватило Грейвзу, чтобы понять: мальчишка на грани шока от страха, а причина этого состояния — он сам. Цветом лица парень не напоминал даже больничные стены, потому что они были приятного персикового оттенка, а сам Криденс был белым как мел. Он комкал трясущимися пальцами какой-то листок, видимо, оставленный Абернети, загнанно дышал, старался не смотреть на Грейвза и нервно кусал губы.
— Мистер Грейвз, я схожу за чаем. Мистер Ковальски, знакомый моей сестры, передал замечательное шоколадное печенье. Он владелец пекарни.
Тина с ободряющей улыбкой поставила на стол яркую коробочку, перехваченную шёлковой лентой, и вышла за дверь, предварительно сунув Персивалю в руки многострадальную рукопись Скамандера.
— Шоколадное печенье? А мне она принесла тыквенный штрудель, — сказал Грейвз, когда за Тиной закрылась дверь. — Кажется, ты ей нравишься больше.
Криденс судорожно кивнул и опустил взгляд, сгорбившись в кресле.
— И вот ещё, — Персиваль протянул парню рукопись, но движение, видимо, вышло слишком резким, потому что тот испуганно дёрнулся и прижался к подлокотнику кресла. — Тоже от неё. Это рукопись друга Порпентины, он зоолог, магозоолог, — Грейвз медленно и плавно положил стопку листов на край стола рядом с Криденсом, и так же медленно убрал руку. — Он сам ищет всех этих зверей, а потом описывает их. Мне с ним встретиться не довелось, но его слава его опережает, работы моему Департаменту он когда-то добавил. Только неприятности от него.
— Не только, — прошептал Криденс.
— Что, прости?
— Не всегда неприятности. Он хороший человек, сэр.
— Вот как? Вы знакомы?
Криденс не ответил, лишь коротко кивнул.
— Ну хорошо, расскажешь как-нибудь о нём, мне будет легче составить ориентировку для его поимки в следующий раз.
Грейвз попытался пошутить, но мальчик, кажется, не понял. Он затравленно смотрел на мракоборца, не шевелился и, кажется, почти не дышал.
— Ты как себя чувствуешь? Не многие переживают освобождение от обскура. Да что там, не многие выживают и с обскуром внутри.
У Криденса дрогнули губы, он страдальчески заломил брови, и начал медленно наклоняться к коленям, обхватив голову руками.
— Я что-то не то… Криденс. Криденс! — Грейвз вскочил с кресла, бросаясь к дрожащему парню, и постарался встряхнуть его за плечи. — Ты слышишь меня? С тобой всё в порядке? Целителя позвать?
— Уйдите. Уйдите, пожалуйста. Не трогайте меня…не надо…не надо снова, — мальчишка вжался ещё глубже в кресло, дёрнувшись от прикосновений Персиваля, как от маломощного Круцио. — Вы. Это же были вы. Тогда, в доме. И на станции. Вы!
Ну вот, только истерики ему и не хватало. Грейвз демонстративно поднял руки ладонями к собеседнику и, отступив на два шага, снова сел в кресло.
— Так, давай успокоимся. Всё, я больше тебя не трогаю. Я сказал что-то не то, я понял. Прошу прощения. Я знаю, что тебе досталось, но сейчас всё позади. Ты теперь один из нас, и мы: Порпентина, я, госпожа Президент, мистер Абернети, мистер Скамандер — не к вечеру будет помянут — мы все хотим тебе помочь поскорее освоиться в нашем мире. Это будет непросто, порой шокирующе и пугающе, но если ты позволишь нам помогать, то всё пройдёт намного легче. То, что произошло с тобой, было действительно ужасно, но такого больше не повторится. Тебе не нужно нас бояться, мы хотим помочь. Ты понимаешь? Криденс?
Криденс уже справился с истерикой, но всё равно мелко вздрагивал и рвано дышал.
— Я знаю. Но вы…
— Да, — Персиваль понимающе кивнул. — Именно мне тебе верить будет сложнее всего. Порпентина рассказала о твоём знакомстве с Гриндевальдом. Давай договоримся, я — не он. Привыкни к этой мысли. Мне ещё неприятней вспоминать об этом, чем тебе, поверь. Как только представлю, для чего он использовал мой образ, что творил под видом меня, никому на глаза показываться не хочется от унижения. Но я справляюсь с этим каждый день и час, и ты тоже должен оставить эти события в прошлом. Начать новую жизнь. Теперь ты в нашем мире, Криденс. Ты маг, ты очень сильный маг, просто тебе нужно освоить немного теории и правил. Ты с нами, а мы не оставляем своих в беде. Меня не бросили искать, даже по прошествии такого количества времени, они не знали, жив ли я, но всё равно искали. И тебя мы тоже не бросим. Теперь я — это настоящий я, и настоящий я может отвечать за свои слова. Я не причиню тебе страданий, Криденс, и больше никогда не обижу, обещаю. Конечно, шоколадное печенье — это не ко мне, но я гарантирую тебе личное участие в твоей судьбе. Мы поможем тебе, и ты справишься со всем этим. Понимаю, что неприятен тебе, но нам придётся общаться, потому что первое время ты будешь под опекой именно моего Департамента. Я, конечно, постараюсь сделать наши встречи как можно реже — назначу твоим куратором Порпентину, к примеру—, но изредка нам придётся видеться.
— Нет, — выдохнул Криденс, ещё больше ссутулившись.
— Нет? — изумлённо переспросил Персиваль.
— Вы не неприятны мне. Не нужно специально сокращать наши встречи. Если я вам нужен, я буду, — мальчик потупил взгляд и тяжело сглотнул. — Буду отвечать на все вопросы, мистер Грейвз, и соглашусь на все исследования.
— Исследования? Думаешь, мы ставим на волшебниках опыты? Ньют Скамандер не работает у меня, можешь не переживать.
Криденс вновь не оценил юмор.
— Вы же должны выяснить, не опасен ли я для вас.
— Мы знаем это, Криденс, иначе бы мы не сидели с тобой в этой палате, с коробкой печенья в ожидании возвращения Голдштейн с чаем.
Кажется, первый раз за всю встречу Криденс поднял взгляд, и посмотрел удивлённо, но без былого ужаса в глазах.
Персиваль ободряюще кивнул, и устало выдохнул, откидываясь назад.
— Вот и я! Извините, что долго, пока нашла… — Тина вошла в палату в сопровождении подноса с чайником и чашками, который левитировал рядом с ней, но замерла, пройдя несколько шагов. — У вас всё хорошо?
— Всё в полном порядке, Порпентина, я объяснял нашему юному другу некоторые аспекты жизни в магическом сообществе, — Грейвз одёрнул отвороты халата и взмахом руки опустил зависший поднос на стол.
— Спасибо вам, мистер Грейвз, — Тина восторженно улыбнулась. — Криденсу столько всего нужно узнать, придётся учиться каждую минуту.
Она нежно взглянула на смутившегося парня и принялась разливать по чашкам чай, впрочем себе она всё же принесла кофе. За всё время чаепития Криденс, кажется, не осилил и пары связанных фраз, зато вёл себя намного спокойней и больше не пытался впасть в истерику. Положительная динамика налицо, как любил повторять целитель Сметвик. Говорила, в основном, Тина: рассказывала о сестре, вспоминала забавные моменты из студенческой жизни в Ильверморни, смешные происшествия на работе. Грейвз расслабленно откинулся в кресле, и иногда поддерживал разговор, когда дело касалось работы, или же вставлял редкие реплики, когда Тина рассказывала про школу или семью. Криденс почти всё время смущённо молчал и старался как можно незаметней заново разглядеть и узнать знакомого мужчину напротив себя, которого, как выяснилось, он никогда не знал. От Персиваля не укрылось такое пристальное внимание к собственной персоне, но подавать виду он не стал. Мальчишка успокоился и пошёл на контакт, дело сделано. Только сейчас он понял, сколько сил потратил на этот визит, и как сильно устал.
— Мистер Грейвз! — возмущённый возглас сестры Тики прервал смешной рассказ Тины о попытках Ньюта поймать и водворить на место почуявшего вседозволенность нюхлера. — Куда же вы пропали? Всё отделение вас ищет, целитель Сметвик в ярости. Вернитесь, пожалуйста.
Тина повернулась к собеседникам, округлила глаза и прыснула в ладошку.
— Простите, кажется, я забыла предупредить их о том, что вы пойдёте со мной.
— Спасибо вам, мисс Голдштейн, удружили, — Персиваль отвесил девушке ироничный поклон. — Теперь у моей палаты наверняка выставят пост дементоров до конца моего пребывания тут.
— Я всё равно передам вам через них кексы от Куинни, — Тина заговорщицки подмигнула оробевшему Криденсу.
— Что ж, тогда я согласен потерпеть этих ребят за своей дверью. До свидания, мисс Голдштейн, спасибо, что зашли.
— До свидания, сэр.
— Мистер Бэрбоун, рад был познакомиться.
Криденс ничего не ответил, только покраснел неровными пятнами, и запоздало кивнул.
Персиваль уже открыл дверь, когда сзади послышалось срывающееся робкое:
— Мистер Грейвз…
— Да?
Грейвз обернулся и заинтересованно посмотрел на враз растерявшего всю смелость, которая понадобилась для этого оклика, юношу.
— Вы и правда…не, — Криденс перевёл дух, собрался с силами, и начал сначала: — Вы действительно не он, мистер Грейвз.
— Признателен за комплимент, мистер Бэрбоун.
Грейвз благодарно склонил голову, слегка улыбнулся вконец сконфуженному и растерянному парню, и вышел из палаты, печально качая головой. И этот испуганный ребёнок натворил столько бед, доставив столько неприятностей магическому миру Нью-Йорка? Куда же катится этот нью-йоркский магический мир?
***
Дни в отдельной комфортабельной палате магической больницы до ужаса одинаковы, как и вкус у целебных зелий. Из газет Персиваль узнавал дозированные крохи информации о деле Гриндевальда, те, которые цензура Конгресса пропустила для удовлетворения интереса широкой публики. А вот от зачастившего к нему с визитами Абернети можно было узнать те подробности, которые не попадали на страницы газет.
— Он просто монстр, мистер Грейвз. Слышали бы вы, как он рассказывает о своих деяниях в Европе, это страшно даже слушать.
— Уж мне-то вы можете не рассказывать о его деяниях, — Грейвз с отвращением поморщился и отвёл взгляд к окну.
— Да, конечно, сэр, — Абернети стушевался, замер на мгновение, но тотчас нашёлся. — Я принёс вам книги из библиотеки, которые вы просили. Непросто это было, если честно.
— Спасибо, Абернети, — Грейвз помотал головой, отгоняя неприятные воспоминания, и взял принесённые книги. — Под мою ответственность. Я попросил бы вас принести такие же из моей библиотеки, но уверен, что получить их у моего домашнего эльфа было бы ещё сложнее, чем в библиотеке Конгресса.
— Не думаю, что в ближайшее время их кто-то хватится, сэр, это же начальная школа какая-то. А зачем они вам? — на лице подчинённого отразилось неподдельное любопытство. — Освежаете в памяти учебный курс?
— Нет, Абернети, — Персиваль недовольно прищурился. — Стараюсь найти способ, который поможет в будущем избежать ошибок в работе нашего Департамента, и вашей в частности. Признайте, что в деле Ньюта Скамандера Департамент сработал преотвратительно. Вы позволили ему попасть в Нью-Йорк с полным чемоданом незарегистрированных существ, и выпустить их на приволье. Придётся заново пересмотреть наши положения по контролю над магическими существами и чётко распределить обязанности ответственных лиц.
— Да, сэр, — Абернети изменился в лице. — Вы правы. Простите, сэр, у нас тогда…
— Хорошо-хорошо, мистер Абернети, я всё понимаю, — Грейвз сменил гнев на милость. — Вам было не до этого. Но больше такого мы допускать не должны. Вы согласны?
— Конечно, сэр!
— Вот и замечательно. Значит, будем работать над этим, — мракоборец покачал в воздухе увесистым томом.
— Непременно, сэр, — Абернети с облегчением отступил к двери. — Мне пора на работу, сэр. Дайте знать, если вам ещё что-нибудь понадобиться.
— Спасибо, Абернети, вы мне уже очень помогли. За библиотеку не волнуйтесь, я сам всё улажу.
— Благодарю, сэр. Выздоравливайте. Всего доброго.
— До свидания, Абернети.
Грейвз проводил подчинённого взглядом и посмотрел на тома перед собой. «Краткий перечень магических существ Северной Америки», «Энциклопедический справочник по магической зоологии» и «Начальный курс магозоологии». Не то чтобы магическая зоология могла похвастаться широким ассортиментом справочной литературы, но это хоть что-то. Персиваль отрешённо пролистал «Начальный курс», раздумывая о чём-то, а затем отложил книгу на край стола. Наверное, не сегодня, ведь он ещё недостаточно набрался сил, чтобы разгуливать по больнице в одиночестве. На следующий день приехала Пиквери, и до вечера он не мог думать ни о чём другом, кроме привезённых ею отчётов. Ещё через день он был занят прохождением контрольных обследований у целителя Сметвика. Только на четвёртый день он решился взять привезённые Абернети книги и спуститься на этаж ниже. За несколько десятков метров до палаты Криденса он замедлил шаг, обдумывая, как объяснит свой визит, но ничего вразумительного придумать не смог. Решив действовать просто и бесхитростно, Грейвз на секунду замер перед дверью палаты, глубоко вздохнул и постучал. Никто не ответил. Грейвз постучал ещё раз, и медленно приоткрыл дверь. Палата была пуста, а судя по идеальному порядку — свободна от пациентов. В первое мгновение ему показалось, что он просто перепутал палаты, ведь провожала его Тина, сам он не особенно обращал внимание на номера на дверях.
— Вы ищете кого-то, сэр? — к нему подошла целитель-стажёр, судя по бейджу на её груди.
— Добрый день. Да, я ищу вашего пациента, он находился в этой палате, Криденс Бэрбоун. Куда его перевели?
— Его никуда не перевели, сэр.
— То есть…- Грейвз поперхнулся, чувствуя, как горло сжимает что-то неприятно-ледяное.
— Мы выписали его, в удовлетворительном общем состоянии. Его забрала сотрудница аврората. Хотите, я уточню кто именно, сэр?
— Не стоит, я знаю кто.
Персиваль понимающе покачал головой и отправился обратно, забыв попрощаться с целителем. Значит, Тина забрала мальчишку. Что ж, это и к лучшему, мало приятного невылазно торчать в этом безрадостном месте. Можно не переживать за него. Грейвз сложил книги на столе в своей палате и подошёл к окну: лошади, автомобили, уличные торговцы, газетчики, волшебники и не-маги — жизнь. Кажется, кое-кто слишком давно не был её частью. Пора возвращаться.
Он взял в руки книги по магической зоологии через два дня, когда собирал свои вещи, готовясь покинуть палату и, с официальным подтверждением от целителя Сметвика о своём выздоровлении, спуститься вниз, к ждущей его служебной машине Конгресса.
Rising Action Персиваль вернулся к своим рабочим обязанностям на посту Главы департамента защиты магического правопорядка через несколько дней, о том, чтобы продлить больничный ещё на несколько недель, как предлагала Пиквери, и речи быть не могло. Грейвз встал перед выбором: либо он взваливает на себя в три раза больше обязанностей, чем обычно, и не прокручивает раз за разом воспоминания о Гриндевальде, либо не спит всю ночь из-за кошмаров, а весь последующий день проводит в одиночном бдении у камина в библиотеке, прокручивая в памяти слишком натуральные эпизоды этих самых кошмаров. Гриндевальд оставил после себя немного доступных воспоминаний, но и их вполне хватало, чтобы почти перестать спать по ночам. Такой распорядок дня Грейвз смог выдержать всего два дня. Именно поэтому в его кабинете появился дополнительный стол для бумаг и отчётов, два кресла у стены сменились удобным кожаным диваном, а ночные сторожа перестали обращать внимание на его всенощное присутствие на рабочем месте. Человек с его лицом, повадками, манерами и его палочкой оставил после себя внушительный объём задач, с которыми следовало разобраться в ближайшие сроки. Одной из причин, по которой Персиваль в одиночку изучал дела и отчёты, была необходимость лишить разум любой свободной минуты для возвращения к прошлому, а другой – он не хотел лишний раз отдавать прямые приказы, давать поручения или проводить совещания. Теперь редкий сослуживец не сторонился его, не разговаривал с опаской, пряча глаза. Грейвз выяснил это в первый же день возвращения на службу и перестал лично общаться с подчинёнными без крайней необходимости. Нельзя сказать, что кого-то это расстроило. Единственной, кто по-прежнему фонтанировала энтузиазмом и идеями, которые спешила донести до начальства, была Порпентина Голдштейн. Она появлялась в его кабинете по несколько раз на дню: приносила отчёты, по пути забирала дела в архив, докладывала о проделанной работе, просилась на оперативные вызовы, а однажды даже принесла кофе и пончики из пекарни Якоба. Она не смотрела сочувственно, не жалела, не вела себя насторожено, взвешивая каждое слово в разговоре, и Персиваль был очень признателен ей за это.
Допрос его самого растянулся на два заседания Совета: Грейвз рассказал всё, что помнил, позволил просмотреть воспоминания и получил официальное уведомление о том, что его роль в деле Гриндевальда прояснена и его невиновность не вызывает у членов Конгресса сомнений. Радости Грейвза не было предела, когда он со всем почтением отправлял уведомление в корзину, где оно благополучно воспламенилось. Конгресс, которому он отдал всю свою жизнь, перестал его подозревать и милостиво разрешает официально вернуться к должности с сохранением полномочий. То есть до этого подозревали и сомневались, но потом всё же решили доверять. Да хранит их Мерлин!
Персиваль устало сел за стол и закрыл лицо ладонями. Может, следовало продлить больничный, как советовала Пиквери?
Едва перевалило за полночь – время вполне рабочее, по новому расписанию жизни Грейвза – поэтому он взял в руки себя и очередное письмо со стола. Внутренняя корреспонденция, следственный отдел. Что ещё от него могло понадобиться? Он невиновен, у него вон и уведомление есть. Вернее, было, пока он его не сжёг.
« Уважаемый мистер Грейвз,
Хотим напомнить Вам…
…… закона согласно Статусу…..
…….. Международной конфедерации……
Как Вам известно…..
……в связи с этим мы просим Вас в качестве эксперта принять участие в допросе Криденса Бэрбоуна, который состоится………
С уважением и наилучшими пожеланиями,
Глава отдела расследований и дознаний
Магического Конгресса Соединённых Штатов Америки
Искренне Ваш,
Гесфестус Велби »
Грейвз отложил письмо в сторону и удивлённо приподнял брови. Допрос Криденса? А ведь он за последние дни совсем забыл про него. Думал, что тот живёт где-нибудь под крылышком у Голдштейн и радуется новой волшебной жизни без предателя-друга и матери-фанатички, а оказывается, что его допрашивают и прорабатывают не хуже, чем самого Грейвза, если не лучше. Всё верно, мальчик свидетель, и свидетель ценный. Дай Мерлин, чтобы он оказался просто свидетелем. А почему, собственно, это вообще интересует его? Какая разница насколько сильно замешан мальчишка в делах Гриндевальда, и что ему грозит? Персиваль поразмышлял над этими вопросами пару минут, отпил давно остывший чай, и, не найдя ответа, решил воспользоваться любезным приглашением Гесфестуса.
Перед слушанием, которое состоялось через два дня, Грейвзу удалось даже поспать, и даже дома, поэтому все, с кем он успел пообщаться до начала заседания, отмечали его заметно улучшившееся состояние здоровья и посвежевший вид.
Место Главы департамента магического правопорядка на заседаниях Совета оставалось неизменным – справа от Президента Конгресса, и Грейвз занял его не без скрытого удовольствия. Приятно, когда хоть что-то в этой жизни постоянно.
Начали с краткого вступительного слова Пиквери, которая обобщила уже известную информацию, тем самым давая Грейвзу понимание того, насколько далеко они продвинулись в расследовании.
Непосредственно слушание началось сразу после этого, когда в зал пригласили Криденса. Грейвз не мог не отметить, что мальчишка ещё больше осунулся и похудел, на бледном лице болезненно выделялись глубокие тени под глазами и заострившиеся скулы. Кажется, мысли по поводу крылышка Голдштейн были чересчур оптимистичными. Парню явно приходилось несладко. Криденс смотрел исключительно на свои стоптанные ботинки, но когда вынужден был поднять голову на приветствие Серафины, запнулся и встал, как вкопанный, не дойдя пару метров до привычного места допроса, увидев Грейвза, сидящего по правую руку от Президента.
– Мистер Бэрбоун, – начала Пиквери, – Вы ознакомлены с правилами и процедурой?
– Да, – Криденс едва справлялся с дрожью в голосе, – да, госпожа Президент.
– Прекрасно. Пожалуй, приступим. На прошлых заседаниях мы уже установили, когда и как Гриндевальд привлёк вас к сотрудничеству, пускай и невольному. Сегодня остановимся более подробно на его поисках обскура. В качестве эксперта мы пригласили Главу департамента магического правопорядка, мистера Грейвза. Вы готовы поделиться с Советом воспоминаниями, мистер Бэрбоун?
Криденс затравлено кивнул и поднял на Персиваля обречённый взгляд, будто опасаясь лично его, а не самой процедуры допроса.
– Да, мэм, готов.
– Хорошо. Мистер Феделе, приступайте.
Пожилой волшебник почтительно поклонился Президенту, членам Совета, и шагнул к юноше, достав палочку из кармана мантии. Пока он получал нужные для демонстрации воспоминания, Серафина обратилась к Персивалю:
– Мистер Грейвз, прошу вас проявить особое внимание к действиям и повадкам Гриндевальда. После заседания буду ждать отчёт, где вы изложите своё мнение о присутствующих несоответствиях и отличительных чертах в его поведении.
Грейвз согласно кивнул и нервно сжал пальцы на рукояти волшебной палочки.
Сидящий сбоку от него Гесфестус Велби, Глава отдела расследований и дознаний, с которым они, в общем-то, довольно близко общались в последние годы, бесцеремонно похлопал его по колену:
– Тут, друг, смотри, не смотри, а от тебя не отличить. Обращение проведено на высшем уровне. Я ведь с тобой, тем, который Гриндевальд, как-то раз даже на задержание выезжал, и ничего не заподозрил, – Велби усмехнулся. – Хотя, увидь я подобное в твоём исполнении, наверное, всерьёз удивился бы.
– Что именно? – Грейвз с трудом справился с пересохшим горлом.
– Сейчас узнаешь, – Гесфестус многозначительно поднял одну бровь, продолжая усмехаться, и кивнул в центр зала, – Смотри.
Почему-то показалось, что это замечание старого друга и коллеги не сулит ничего хорошего.
На первых же секундах демонстрируемых воспоминаний Грейвза пронял озноб. Человек с его лицом, походкой, причёской, манерами, в его одежде и с его палочкой был настолько им, что даже Персиваль сейчас усомнился в его истинной сущности. Да, он тоже так поворачивает голову, и так же держит палочку, даже невербальную магию применяет так же. Вот только…может ли он сам так смотреть на этого мальчика, так убедительно говорить, так бережно держать его за руки, так проникновенно заглядывать ему в глаза, говорить такие вещи и так нежно стирать следы слёз с его лица? Он не ответил бы на этот вопрос даже под Империо. Волшебница, стоящая на несколько ступеней ниже что-то сказала своему спутнику, тот осуждающе пихнул её локтем в бок и беспокойно кивнул в сторону Грейвза, волшебница медленно обернулась, встретилась с внимательным взглядом Персиваля, смутилась и вернулась к просмотру.
Грейвз упёрся ладонями в колени и судорожно выдохнул. Вот, значит, какой эксперт им был нужен – они пригласили его на заседание в качестве эксперта по самому себе. Отчего-то противно затошнило, и начали ныть срощенные целителями ребра.
Грейвз-Гриндевальд в воспоминаниях касался губами уха мальчишки, обещая тому исполнения самых невероятных мечтаний.
– Мистер Грейвз, вам нездоровится? – оказалось, что Серафина чутко следит за его реакцией и состоянием. – Вы неважно выглядите.
– Да, госпожа Президент, – прошептал в ответ Персиваль. – Позвольте я изучу окончание воспоминаний позже. Отчёт по уже увиденному я составлю к утру.
– Идите, мистер Грейвз, отчёт может подождать.
Грейвз, едва справляясь с приступами дурноты, поспешно направился прочь из зала заседаний, стараясь ни на кого не смотреть. За дверью он рухнул на ближайшую скамью и, набрав как можно больше воздуха в лёгкие, откинул голову назад, пребольно ударившись затылком о стену.
– Мистер Грейвз! Что с вами? Вам плохо? Позвать кого-нибудь? – внезапно материализовавшаяся неведомо откуда Тина замерла рядом, обеспокоено озираясь по сторонам.
– Нет, мисс Голдштейн, – Грейвз с трудом сглотнул. – Это всего лишь остаточные явления, сейчас пройдёт. Не беспокойтесь.
Тина секунду помялась, а потом осторожно опустилась рядом на краешек скамьи, и спросила:
– Там всё так плохо?
От неожиданности Персиваль даже забыл сделать очередной выдох, воззрившись на девушку.
– Что вы имеете в виду, Порпентина?
– Я в общих чертах знаю, что в его воспоминаниях. Мне жаль, что ему приходится снова проходить через всё это, ещё и перед Советом и перед вами. Я догадываюсь, что он чувствовал к вам, то есть к Гриндевальду в вашем образе, на самом деле.
– Будьте добры, мисс Голдштейн, все догадки излагайте в письменном виде на имя Президента. Это судебное разбирательство, здесь нет места разговорам и предположениям.
Тина густо покраснела и опустила глаза.
– Если обладаете информацией то выносите её на рассмотрение, если нет – не стройте пустых домыслов.
– Мистер Грейвз, простите, я не хотела…
– Тем более, мисс Голдштейн, если не хотели, – перебил её Персиваль. – А сейчас, мне нужно заняться отчётом. Всего доброго.
Грейвз поднялся со скамьи и, не дождавшись ответа Тины, нетвёрдой походкой направился в свой кабинет.
«… если бы вы пошли со мной, ему стало бы лучше», «… был всего один друг», «…даже этот обман он принимал за хорошее отношение», «Вы- это лучшее, что случалось в его жизни».
Кажется, теперь он тоже понял, что на самом деле видел в воспоминаниях Криденса. А Тина поняла это ещё в больнице, когда отчаянно пыталась затащить его в палату к мальчишке? Теперь ясно, почему никто в Конгрессе не заметил подмены, тут вообще никто ничего не замечает, даже он сам. Грейвза душили одновременно злоба на проницательную Голдштейн и страх от осознания собственного положения. Он не сдержался, и, закрыв дверь кабинета, материализовал себе стакан огневиски. Он не пил почти год, но сейчас это было необходимо. Зачем они это вытаскивают? Зачем заставлять парня снова переживать это унижение? Зачем заставлять самого Грейвза узнавать об этом? Такая модернизированная легальная вариация Круциатуса? Тогда они в этом преуспели. Персиваль залпом осушил стакан и сгорбился за столом. Что писать в отчёте? «В связях, порочащих меня, замечен не был. К развращению неокрепших детских психик непричастен»? Наверное, то, что его заточение у Гриндевальда ни у кого не вызывает сомнений, сейчас радовало даже больше, чем когда бы то ни было до этого. Грейвз уткнулся лицом в дрожащие ладони. Да, все знают, что всё это в его образе творил Гриндевальд, но тень его поступков неизбежно, по инерции, коснётся и его самого. Вон Гесфестус уже двусмысленно подмигивал на заседании, словно говоря: «Да-а, старик, а я ведь знавал тебя ещё до того, как ты стал таскать детей по подворотням». И если до сегодняшнего дня ему хотелось педантично соблюсти необходимую процедуру расследования, даже не смотря на всё, что он пережил сам, теперь осталось одно желание – прямо сейчас, без суда и следствия, снести Гриндевальду голову собственноручно. Если этого мерзавца приговорят к смерти на его родине, в Англии, он готов пройти любые процедуры, чтобы присутствовать при этом.
Грейвз невидящим взглядом скользил по чистому листу бумаги, терзая несчастное чёрное перо, а затем одним движением руки сбросил со стола все писчие принадлежности.
Он ещё нездоров, начался рецидив, возможно, последствия оказались серьёзней, чем казалось на первый взгляд и нужно показаться колдомедику, взять дополнительный отпуск по болезни, что угодно, но больше находиться в кабинете он не мог. Грейвз накинул пальто, и быстрым шагом направился в холл Конгресса, откуда трансгрессировал домой. Вот это явно было преждевременным решением в его состоянии: он промахнулся мимо заданной точки, ударился коленом о стоящий в прихожей столик, уронил подсвечник, и едва не наступил на своего эльфа.
– Сэр…
– До завтра не беспокоить, – рявкнул Персиваль, и, безуспешно сдерживая ругательства, прямо в пальто и рабочей мантии направился в кабинет, хлопнул дверью и запер её Коллопортусом. До завтра ему нужно решить, что написать в отчёте Президенту, и как смотреть в глаза коллегам и подчинённым.
Еxtremity (Часть 1) Впрочем, несмотря на ночные бдения, утром он всё равно оказался не готов к разговору с Пиквери.
– Ты снова ночевал в кабинете? – Серафина сочувственно подвинула к нему чашку кофе.
– Нет, госпожа Президент, дома, – Грейвз благодарно кивнул и отпил напиток, вкуса которого не ощущал. Он не обманывал, он правда был дома, только вот поспать из-за кошмаров так и не довелось.
– Ещё и врёшь, – вздохнула Пиквери. – По тебе же видно. Ну да ладно, перейдём к делу, и я отпущу тебя на сегодня. Судя по вчерашнему приступу, тебе нужно больше отдыхать. Что скажешь об увиденном? Хочешь копию его воспоминаний для ознакомления?
Грейвз вновь ощутил лёгкую дурноту, и сглотнул неприятный холодный ком:
– Нет, благодарю, госпожа Президент, я видел достаточно. Гриндевальд, он… – Персиваль покрутил чашку, подбирая слово.
– Он подонок, – закончила за него Серафина. – И мерзавец. И нам ещё предстоит узнать, сколько прощальных приветов он нам оставил, пользуясь твоей внешностью и твоим положением.
Грейвза нехорошо передёрнуло.
– Я назначила ответственную комиссию по проверке, ты её возглавишь.
– Госпожа…
– Не обсуждается. Допросите всех, кто был в его непосредственном подчинении, то есть, твоих подчинённых, и проверите всю оставшуюся документацию. В ближайшее время нам придётся быть бдительными. Теперь мальчик. Мы пришли к предварительному выводу о его невиновности, если можно так сказать. Да, не смотри на меня так, ты и сам это знаешь. Он жил восемнадцать лет, ничего не зная о волшебном мире, а свои способности считал проклятием и дьявольской порчей. Потом появляешься…– Серафина запнулась и сцепила руки в замок. – Появляется Гриндевальд и выливает на него в момент поток информации. Смерть трёх не-магов на его совести, но он себя не контролировал и вообще плохо осознавал, что происходит. Он сильный маг, Персиваль, очень сильный, мы не можем разбрасываться такими.
Президент отвела взгляд, дав тем самым возможность Грейвзу понимающе усмехнуться. Вот в чём причина – сила мальчишки. Был бы он послабее, незавидной была бы его судьба.
– Он ребёнок, что мы можем сказать о его…
– Он не ребёнок, Персиваль, – резко перебила Президент, – ему восемнадцать. Мы должны были обнаружить его раньше. Твой отдел должен был обнаружить. К этому ещё вернёмся, не думай, что я забуду.
Грейвз удручённо покивал.
– Что же касается его судьбы сейчас – будем исправляться. Проведём быстрый вводный курс, осенью отправим в Ильверморни на факультативное обучение, плюс назначим дополнительных наставников уже сейчас. Будешь курировать.
Персиваль от неожиданности подавился кофе и закашлялся.
– Что с тобой, Грейвз, снова нездоровится?
– Нет-нет, госпожа Президент, – Грейвз поднял ладонь в останавливающем жесте, взяв себя в руки. – Прошу прощения. Я буду его курировать? Почему я?
– Сейчас, минуточку, – Серафина демонстративно полистала бумаги. – Будет правильно доверить его обучение и контроль отделу, который отвечает за магический правопорядок, ты согласен? Ответственным логично назначить главу этого отдела. О, смотри-ка, в штатном расписании сказано, что Глава департамента магического правопорядка – это ты. Как неожиданно удачно всё сошлось.
Президент отодвинула бумаги в сторону и раздражённо посмотрела на своего заместителя.
– Да, госпожа Президент, конечно, вы правы.
– Послушай, – она сменила гнев на милость. – Я не заставляю тебя давать ему уроки, я понимаю, что ты ещё не до конца восстановился, а уже взвалил на себя немыслимое количество обязанностей. Ты просто будешь периодически проверять, как идут дела. Большего от тебя не требуется. И принимать соответствующие меры, если возникнет необходимость.
– Хорошо, мэм.
Спорить с Пиквери не было никакого желания, да и смысла, если честно.
– Вот так. Решение по нему ещё не оглашено, но я уверена, что оно будет таким, как я сказала. К осени он должен уметь хоть что-то и, желательно, владеть теорией в полном объёме. Подбери ему кого-нибудь в репетиторы, так сказать. Я тебе сейчас помогу, первая кандидатура – Голдштейн. Она уже дважды обращалась ко мне с ходатайством. Можешь обрадовать её уже сегодня, пускай приступает в ближайшее время. Всё остальное и все остальные на твоё усмотрение.
– Я всё сделаю, мэм.
– На сегодня можешь быть свободен, тебе нужен отгул. Отправляйся домой, пожалуйста, не засыпай над отчётами в кабинете. Считай это моим распоряжением.
Грейвз встал и учтиво склонил голову.
– С вашего позволения, госпожа Президент.
– Иди, иди.
Пиквери помахала рукой в воздухе, выпроваживая его, и придвинула к себе какую-то папку с бумагами.
Персиваль вышел из кабинета Президента, будто из-под ледяного душа. Неожиданный поворот, как ни посмотри.
Вернувшись в отдел, он первым делом озадачил заместителя:
– Найдите мне Голдштейн.
– Она на вызове, сэр, – сверился с записями молодой мракоборец, – в районе Проспект-парка…
– Хорошо, – перебил его Грейвз. – Я вернусь после обеда, к этому времени она должна быть у меня в кабинете.
– Конечно, сэр.
Персиваль удовлетворённо кивнул и направился к выходу. Переложим-ка основные обязанности на Порпентину, и дело с концом, все будут довольны.
Уже дома, наконец-то нормально позавтракав и вернувшись к спокойному обдумыванию планов в кабинете, он заметил книги, сиротливо лежащие на широком подоконнике.
«Нужно вернуть в библиотеку», – подумал Грейвз, но покачав в руке «Начальный курс магозоологии», задумчиво усмехнулся. Он вспомнил их первую встречу с Криденсом в больнице, то, как мальчишка восторженно листал рукопись Скамандера, под комментарии Тины, изо всех сил старался сдержать улыбку на рассказе о нюхлере, насторожено и неверяще смотрел на самого Грейвза, будто увидел что-то, на что уже не рассчитывал.
«Вы действительно не он, мистер Грейвз».
Мерлинова борода! Персиваль сделал мысленную пометку контролировать свои европейские привычки, спустился в прихожую, и трансгрессировал обратно в Конгресс, зажав книги под мышкой.
@темы: @фикрайтерское
понедельник, 26 сентября 2016
Люби Есенина в себе!
16.09.2016 в 21:49
Пишет fandom Espionage 2016:fandom Espionage 2016: челлендж, разноеURL записиКАНОН: BONDНазвание: В тихом омуте...
Автор: fandom Espionage 2016
Фотограф: fandom Espionage 2016
Эдитор: fandom Espionage 2016
Канон: James Bond
Форма: кружка-хамелеон с авторским принтом
Пейринг/Персонажи: Спектр/МИ-6
Категория: джен
Рейтинг: G
Исходники: логотип МИ-6, официальный постер к фильму "СПЕКТР"
Размер: 4 фотографии + макет
Примечание/Предупреждения: тентакли
Для голосования: #. fandom Espionage 2016 - "В тихом омуте..."
Название: Tight Bond
Автор: fandom Espionage 2016
Форма: фанмикс
Пейринг/Персонажи: Джеймс Бонд/девушка Бонда, Злодей
Категория: гет, джен
Жанр: экшн, романс
Рейтинг: PG-13
Исходники: Lucien Clergue Nu Zébré, шрифты 007 GoldenEye, Quantum
Количество: 11 треков
Продолжительность и вес: 36 мин. 45 с. 84,5 МБ ‒ 320 Кбит/с, 59,2 МБ ‒ 224 Кбит/с, 50,8 МБ ‒ 192 Кбит/с
Предупреждения: лёгкий сюр, фантазия по мотивам бондианы
Размещение: пришлите, пожалуйста, ссылку
Для голосования: #. fandom Espionage 2016 - "Tight Bond"
(слушать)КАНОН: TINKER, TAYLOR, SOLDIER, SPY
Название: Memories
Составитель: fandom Espionage 2016
Оформитель: fandom Espionage 2016
Канон: Tinker Tailor Soldier Spy (1979)
Форма: фанмикс
Пейринг/Персонажи: Билл Хейдон, Джим Придо
Категория: слэш
Рейтинг: PG
Исходники: [1]
Размер: 8 треков
Продолжительность и вес: (33:40), 54,4 Мб
Примечание/Предупреждения: О предательстве и преданности. ...
Билл Хейдон: [1], [3], [4], [6], [7]
Джим Придо: [2], [5]
Эпилог: [8]
- небольшой кроссовер с TTSS (2011).
- альтернативный финал.
Для голосования: #. fandom Espionage 2016 - "Memories"
(тексты песен и переводы)
They pull our strings
The animals
They blind, they breed the hate
Under their wing
We’re scientists
We swallow what they fake
For all you lonely boys
I will be president
In all you sons of men
I can be accident
Most fall in line
They do the dance
And salute the safest thing
Bought with their lives
Cry and socialize
And throw all the beauty away
For all you lonely boys
I will be president
In all you sons of men
I can be accident
© www.azlyrics.com/Они дергают нас за ниточки —
Животные,
Они ослепляют, порождая ненависть.
Под их крылом
Мы ученые —
Мы глотаем их ложь.
Для всех вас, одиноких мальчиков,
Я буду президентом.
Среди всех сынов человеческих
Я могу быть исключением.
Большинство покоряется —
Они танцуют под чужую дудку
И упиваются безопасностью,
За которую платят своей жизнью.
Плачь и общайся —
Забудь о красоте.
Для всех вас, одиноких мальчиков,
Я буду президентом.
Среди всех сынов человеческих
Я могу быть исключением.We used to go out nightly
To the armoury
You used to be my team mate
Or that’s the way it seemed
We lost our friends
Because you wanted to
They had no faith in you
I had faith in you
You said we don’t need anybody new
It’s just me and you
On a bicycle for two
We used to hold on tightly
And you relied on me
I used to to be your team mate
Or that’s the way it seemed
We lost our friends
Because you wanted to
They had no faith in you
I had faith in you
We’ve been everything you wanted to
It was just me and you
On a bicycle for two
© http://www.azlyrics.com/Каждую ночь мы ходили
На оружейный склад.
Я был твоим соратником —
По крайней мере, так мне казалось.
Мы потеряли всех друзей
По твоей прихоти:
Они не верили в тебя,
Но я верил.
Тебе не хотелось видеть никого другого —
Только ты и я
На велосипеде для двоих.
Мы крепко держались друг за друга,
И я был твоей опорой,
Твоим соратником —
По крайней мере, так мне казалось.
Мы потеряли всех друзей
По твоей прихоти:
Они не верили в тебя,
Но я верил.
Мы были такими, как тебе хотелось —
Только ты и я
На велосипеде для двоих.Can’t shake the headache
Can’t break the chain
I ache for your touches
Bitter of sweet for play
You let come open
How I run cause I’m afraid
You will feel my every fear
You will cry my every tear
Say hello melancholia
I want you to adore me
I want you to ignore me
Say hello melancholia
Your pale complexion
Tender and raise
I feel innovation
I feel disgrace
I know you need it
If I must I will obey
You will feel my every fear
You will cry my every tear
Say hello melancholia
I want you to adore me
I want you to ignore me
Say hello melancholia
The neverending story of me is playing our tonight
The manic streams, the paranoid dreams
I’m waiting in line
You will feel my every fear
You will cry my every tear
Say hello melancholia
I want you to adore me
I want you to ignore me
Say hello melancholia
© http://www.azlyrics.com/Не могу избавиться от головной боли,
Не могу разорвать цепь:
Я хочу ощутить твое касание,
Почувствовать горькую радость нашей игры.
Ты играешь в открытую,
И я бегу, я напуган.
Ты почувствуешь каждый мой страх,
Ты заплачешь моими слезами —
Скажи «привет, меланхолия».
Я хочу твоего поклонения,
Я хочу твоего равнодушия —
Скажи «привет, меланхолия».
Твоя бледная кожа,
Нежная и желанная, —
Все это ново для меня,
И я чувствую жгучий стыд.
Я знаю, ты этого хочешь:
Если будет нужно, я подчинюсь.
Ты почувствуешь каждый мой страх,
Ты заплачешь моими слезами —
Скажи «привет, меланхолия».
Я хочу твоего поклонения,
Я хочу твоего равнодушия —
Скажи «привет, меланхолия».
Сегодня в программе бесконечная история обо мне:
Полубезумные мысли, параноидальные сны —
Я жду своей очереди.
Ты почувствуешь каждый мой страх,
Ты заплачешь моими слезами —
Скажи «привет, меланхолия».
Я хочу твоего поклонения,
Я хочу твоего равнодушия —
Скажи «привет, меланхолия».The second great depression
Lasted longer than I figured
It stuck around and lingered
Surrounded me and conquered
The second great depression
Left me cold and withered
In your eyes I see it mirrored
I can’t believe I let it happen
I thought about it a million times
When you maintained nothing but smile
Remember all those days
I thought about it a million times
When you maintained nothing but smile
When forgiveness was the best
Just forget about the rest
The second great depression
I’ve tried so hard to shake it
Collapse or come together
What happened to forever?
The second great depression (The second great depression)
Lasted longer than I figured (Lasted longer than I figured)
It stuck around and lingered (It stuck around and lingered)
Divided me and conquered
I thought about it a million times
When you maintained nothing but smile
Remember all those days
I thought about it a million times
When you maintained nothing but smile
When forgiveness was the best
Just forget about the rest
© http://www.azlyrics.com/Вторая «великая депрессия»
Продлилась дольше, чем я ожидал:
Она все не хотела уходить —
Окружила и завоевала меня.
Вторая «великая депрессия»
Истощила меня и мои чувства:
Вижу, она коснулась и тебя —
Не могу поверить, что все к этому пришло.
Я думал об этом сотни раз,
Получая в ответ лишь улыбку.
Помнишь, как все было раньше?
Я думал об этом сотни раз,
Получая в ответ лишь улыбку.
Я хотел прощения —
Теперь же мне придется обо всем забыть.
Вторая «великая депрессия» —
Я так старался стряхнуть ее с себя.
Сдайся или будь со мной —
Что же случилось с вечностью?
Вторая «великая депрессия»
Продлилась дольше, чем я ожидал:
Она никак не хотела уходить —
Разделила меня и властвует.
Я думал об этом сотни раз,
Получая в ответ лишь улыбку.
Помнишь, как все было раньше?
Я думал об этом сотни раз,
Получая в ответ лишь улыбку.
Я хотел прощения —
Теперь же мне придется обо всем забыть.Who put the mess in your head?
Filtering the sense of all your could have said
Who stole the words from your mouth
So twisted in contagion, and reaching out
If this is the lullaby, then
Why am I not sleeping easy?
If you leave me alone, I will come home
Dragging my tails behind me
Sweetheart, don’t hang me out to dry
When nothing is left
There is always us
When nothing is left
There is always us
If I could sing you to sleep
Lay you down and pray that your soul to keep
I would be all that you need
Wider eyes oblivious to everything
If this is the lullaby, then
Why am I not sleeping easy?
If you leave me alone, I will come home
Dragging my tails behind me
Sweetheart, don’t hang me out to dry
When nothing is left
There is always us
When nothing is left
There is always us...
© http://www.azlyrics.com/Кто спутал твои мысли,
Сделав пустыми все твои слова?
Кто сорвал их с твоих губ,
Отравив сладким, ядовитым касанием?
Если это колыбельная,
То почему же я не могу заснуть?
Если ты оставишь меня одного, я вернусь,
Волоча за собой прошлое.
Любовь моя, не бросай меня на произвол судьбы —
Ведь больше ничего не остается,
Только мы,
Ведь больше ничего не остается,
Только мы.
Если бы я мог усыпить тебя колыбельной
И оберегать твой сон,
Я был бы тем, кто тебе нужен,
Ведь широко раскрытые глаза слепы.
Если это колыбельная,
То почему же я не могу заснуть?
Если ты оставишь меня одного, я вернусь,
Волоча за собой прошлое.
Любовь моя, не бросай меня на произвол судьбы —
Ведь больше ничего не остается,
Только мы,
Ведь больше ничего не остается,
Только мы...Nightmares, oh nightmares, come on now,
Getting my days all wrong now,
Risen from prison an outlaw,
Spending our time in the lion’s jaw,
In the end you sink or swim,
I’m eager! I’m eager!
Loving more loving, come on now,
socially biting your tongue now,
Run down old run down old houses,
Feeding the cats to the mouses
Oh, take aim now,
Oh take aim now,
Can you see me in the way now?
Oh take aim now,
Oh take aim now,
Gotta get us outta here
Drop them and give them star prizes,
Lock them away in high rises,
Held off and called on by truncheons,
Rattling keys to the dungeons
Oh, take aim now,
Oh take aim now,
Can you see me in the way now?
Oh take aim now,
Oh take aim now,
Gotta get us outta here
Love take me over,
I bid you all farewell,
I got to leave,
Tears on my shoulder,
Switch me off today
Oh, take aim now,
Oh take aim now,
Can you see me in the way now?
Oh take aim now,
Oh take aim now,
Gotta get us outta here
Love take me over,
I bid you all farewell,
I got to leave
© http://www.amalgama-lab.com/Кошмары, о, кошмары, давайте же, вперёд,
Теперь вы портите мой каждый новый день,
Выбравшийся из тюрьмы закоренелый преступник,
Благодаря которому мы живём все время, словно засунув голову в пасть льва.
В конце концов ты поплывёшь или утонешь,
Я жажду! Жажду!
Любовь, больше любви, вперёд,
Теперь с раскаянием перед обществом кусаешь свой язык.
Разрушать всё старое, рушить старые дома,
Скармливая мышам кошек.
О, теперь прицелься,
О, прицелься же,
Теперь ты видишь меня впереди?
О, теперь прицелься,
О, прицелься же,
Нужно вытащить нас отсюда.
Брось их и дай им звёздные награды,
Запри их повыше,
Удерживаемые и притягиваемые жезлами, *
Грохочущие ключи от подземелий...
О, теперь прицелься,
О, прицелься же,
Теперь ты видишь меня впереди?
О, теперь прицелься,
О, прицелься же,
Нужно вытащить нас отсюда.
Любовь властвует надо мной,
Я желаю вам всего хорошего,
Мне нужно уходить.
Слёзы на моём плече,
Забудьте обо мне сегодня...
О, теперь прицелься,
О, прицелься же,
Теперь ты видишь меня впереди?
О, теперь прицелься,
О, прицелься же,
Нужно вытащить нас отсюда.
Любовь властвует надо мной,
Я желаю вам всего хорошего,
Мне нужно уходить.Out on the tar plains the glides are moving
All looking for a new place to drive
You sit beside me so newly charming
Sweating dew drops glisten fresh in your side
And the sun drips down bedding heavy behind
The front of your dress all shadowy lined
And the droning engine throbs in time
With your beating heart
Way down the lane away living for another day
The aphids swarm up in the drifting haze
Swim seagull in the sky towards that other western isle
My envied lady holds you fast in her gaze
And the sun drips down bedding heavily behind
The front of your dress all shadowy lined
And the droning engine throbs in time
With your beating heart
Sing blue silver
And watching lovers part I feel you smiling
Glass splinters lie so deep in your mind
to tear out from your eyes with a word to stiffen brooding lies
but I only watch you leave me further behind
And the sun drips down bedding heavily behind
The front of your dress all shadowy lined
And the droning engine throbs in time
With your beating heart
Sing blue silver
Sing, sing blue silver
© https://drlrcs.com/По смоляным равнинам скользят автомобили,
Разыскивая новые места для поездок.
Ты сидишь рядом со мной, и твое новое обаяние
Освежают капли пота, сверкающие, словно роса.
Солнце садится: закатные тени
Очерчивают складки твоей одежды,
И сонный двигатель пульсирует
В такт биению твоего сердца.
Впереди, над дорогой, недолговечные
Насекомые роятся в туманной дымке.
Морская чайка проплывает в небе,
Летя к пустынному западному острову, —
Моя ревнивая леди пристально следит за ней.
Солнце садится: закатные тени
Очерчивают складки твоей одежды,
И сонный двигатель пульсирует
В такт биению твоего сердца.
Пой, серебро... *
И когда влюбленные расстаются, я вижу тень улыбки на твоем лице.
Какие же осколки стекла засели так глубоко в тебе,
Что вынуть их из глаз
Может лишь неловкая, пустая ложь?
Мне остается следить за тем, как ты уходишь...
Солнце садится: закатные тени
Очерчивают складки твоей одежды,
И сонный двигатель пульсирует
В такт биению твоего сердца.
Пой, серебро...КАНОН: ИСТОРИЯНазвание: Cambridge Five Heroes
Автор: fandom Espionage 2016
Форма: фанмикс
Пейринг/Персонажи: Ким Филби, Гай Бёрджесс сотоварищи
Категория: джен
Жанр: fusion
Рейтинг: G
Исходники: обложка комикса Casterman “Les Cinq de Cambridge. Tome 1. Trinity”, авторы Neuray & Lemaitre
Количество: 9 треков
Продолжительность и вес: 36мин.43 с. 84,3 МБ ‒ 320 Кбит/с, 59,1 МБ ‒ 224 Кбит/с, 50,7 МБ ‒ 192 Кбит/с
Примечания: история «пятёрки» от возникновения до конца Второй мировой войны
Предупреждения: во втором треке бродит призрак коммунизма (если верить Прокофьеву)
Размещение: пришлите, пожалуйста, ссылку
Для голосования: #. fandom Espionage 2016 - "Cambridge Five Heroes"
Название: Fair Game
Составитель: fandom Espionage 2016
Оформитель: fandom Espionage 2016
Канон: США, 1960-е
Форма: фанмикс
Пейринг/Персонажи: Джон Фицджеральд Кеннеди / советская шпионка
Категория: гет
Рейтинг: PG
Исходники: [1], [2]
Размер: 7 треков
Продолжительность и вес: (23:57), 53,5 Мб
Примечание/Предупреждения: ’I thought you were American’.
Для голосования: #. fandom Espionage 2016 - "Fair Game"
(скачать)
(слушать)
(тексты песен и переводы)
Yesterday you lay awake on your bed,
And worked out you’d done everything that you said,
That you’d do before you got to this age
The lord of the bored and a slave to the beige
It’s a mystery
It’s a mystery
You want some history
It’s a mystery
So last night you got up and out of this room,
The ceiling is peeling and covered in gloom,
But Jaguar Shoes is a place you can stare
A procession of lessons in what not to wear
It’s a mystery
It’s a mystery
You want history
It’s a mystery
Today as you shake off the drunken debris,
All that is left is the vague memory,
Of down in the grout of a night on the tiles,
It’s hard to remember but totally worthwhile.
It’s a mystery
It’s a mystery
You want some history
It’s a mystery
It’s a waste of money
You have to admit
If it’s a waste of money
You have to have it
It’s a waste of brains
But hard to resist
If you wanted history
You’ve got it
It’s a waste of money
You have to admit
If its a waste of money
You have to have it
It’s a waste of brain cells
Hard to resist
If you wanted history
You missed it
If the girls start moving
The boys will start moving
If the girls start moving
The boys will join in
If the girls start moving
The boys will start moving
If the girls start moving
The boys will join in
© http://www.azlyrics.com/Вчера ты лежал в постели без сна
И размышлял о том, что ты сделал все, что обещал
Сделать к этому возрасту,
Господин скучающих и раб скуки...
Это странно,
Это странно,
Ты хочешь хоть какой-то истории,
Это странно...
Прошлой ночью ты встал и вышел из комнаты,
Потолок облупился, он покрыт темнотой,
Но «Jaguar Shoes»* — место, где ты можешь следить
За тем, как учат, как правильно одеваться. **
Это странно,
Это странно,
Ты хочешь хоть какой-то истории,
Это странно...
Сегодня ты выбрасываешь мусор после пьянки и
Все, что тебе остается, — смутные воспоминания
О погружении в омут ночи на кафельном полу,
Вспомнить трудно, но оно того определенно стоит.
Это странно,
Это странно,
Ты хочешь хоть какой-то истории,
Это странно...
Этот пустая трата денег,
Ты должен это признать,
Раз это пустая трата денег,
Ты не можешь это пропустить.
Это пустая трата мозгов,
Но сопротивляться так тяжело.
Если ты хотел истории,
Ты ее получил!
Этот пустая трата денег,
Ты должен это признать,
Раз это пустая трата денег,
Ты не можешь это пропустить.
Это пустая трата мозгов,
Но сопротивляться так тяжело.
Если ты хотел истории,
Ты ее упустил!
Если девчонки начнут движение,
парни начнут движение,
Если девчонки начнут движение,
парни присоединятся.
Если девчонки начнут движение,
парни начнут движение,
Если девчонки начнут движение,
парни присоединятся.Come with me to a place of fantasy
I’ll take you on a sea-saw
Come with me to a place that’s by the sea
I’ll take you on a board walk
Take my hand I’ll take you to the sand
You and me will build a castle
Ready set go I’ll race you to the wall
I will win I am the fastest
I don’t wanna grow old
Bring me all the toys you can find
You don’t wanna grow up
You can be my partner in crime
I’ll be sure to write you from the war
Put your guns away it’s tea time
Water bombs and tea towel tired mums
Looking for a little me time
Close your eyes and count to thirty five
You may never ever find me
Close my eyes and then I realise
You are never far behind me
I don’t wanna grow old
Bring me all the toys you can find
You don’t wanna grow up
You can be my partner in crime
I don’t wanna grow old
Bring me all the toys you can find
You don’t wanna grow up
You can be my partner in crime
Let’s have fun, let’s play out under the sun
Will you take me by the hand
Let’s see how far we can run, yeah
Let’s play chase let’s put make up on our face
You can catch me if you can
We can make a secret place
Meet me at the playground, come with me, fool around
I don’t wanna grow old
Bring me all the toys you can find
You don’t wanna grow up
You can be my partner in crime...
© www.azlyrics.com/Пойдем со мной в страну фантазий —
Покатаемся на качелях.
Идем со мной на морской берег —
Погуляем на пляже.
Возьми меня за руку: идем, построим
Песочный замок.
На старт! Внимание! Марш! Давай посоревнуемся.
Я бегаю быстрее, и выиграю.
Я не хочу взрослеть:
Неси мне все свои игрушки.
Ты не хочешь взрослеть:
Давай проказничать вместе.
Я буду писать тебе с войны:
Отложи оружие, пора пить чай.
Водяные бомбы — и мамочки, уставшие от кухонных забот,
Мечтающие быть такой, как я.
Закрой глаза и сосчитай до десяти:
Вряд ли ты найдешь меня.
Я закрываю глаза и понимаю:
Ты уже рядом.
Я не хочу взрослеть:
Неси мне все свои игрушки.
Ты не хочешь взрослеть:
Давай проказничать вместе.
Я не хочу взрослеть:
Неси мне все свои игрушки.
Ты не хочешь взрослеть:
Давай проказничать вместе.
Давай веселиться, играть под солнцем.
Возьми меня за руку:
Посмотрим, как далеко мы убежим.
Давай сыграем в догонялки, раскрасим себе лица:
Поймай меня, если сумеешь.
Мы даже можем сделать тайник.
Приходи на площадку, давай дурачиться.
Я не хочу взрослеть:
Неси мне все свои игрушки.
Ты не хочешь взрослеть:
Давай проказничать вместе...I only wanna see the
I only wanna see the kinda girl you are
I first heard you on the radio
And felt my heart explode
No other choice, I heard a voice and fell in love with you
From St. Bartholomew’s to Gloucester Avenue
No one can do what you do
I thought you were American
I only wanna see the
I only wanna see the kinda girl you are
Then I saw you in a centrefold
You were looking cold
In just an artfully positioned piece of mistletoe
Mentally dressing you, I want to rescue you
And make you mine, all mine
I thought you were a miracle
I thought you were incredible
I only wanna see the
I only wanna see the kinda girl you are
© http://www.azlyrics.com/Я только хочу понять,
Понять, что ты за девушка.
Сначала я услышал тебя по радио,
И мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
Пути назад не было: я услышал твой голос и сразу же влюбился.
Во всем городе*
Не найдется другой такой девушки.
Я думал, ты американка...
Я только хочу понять,
Понять, что ты за девушка.
Потом я увидел тебя на обложке журнала.
Ты смотрела холодно,
И тебя прикрывал только умело приспособленный венок из омелы.
Мысленно одевая тебя, я хотел спасти тебя,
Хотел, чтобы ты стала моей.
Я подумал: ты чудесная...
Я подумал: ты невероятная...
Я только хочу понять,
Понять, что ты за девушка.You terrify me ’cos you’re a man, you’re not a boy,
You got some power and I can’t treat you like a toy,
You’re the road less traveled by a little girl,
You disregard the mess while I try to control the world.
Don’t leave me, stay here, and frighten me,
Don’t leave me, come now, enlighten me,
Give me all you got, give me your wallet and your watch,
Give me your first born, give me the rainbow and the...
So go on and challenge me, take the reins and see,
Watch me squirm, baby, but you are just what I need.
And I’ve never played a fair game,
I’ve always had the upper hand,
But what good is intellect and airplay
If I can’t respect any man?
Oh, I want to play a fair game,
Yeah, I want to play a fair game.
You terrify me, we’ve still not kissed, and yet I’ve cried,
You got too close in, I pushed and pushed hoping you’d bite,
So I could run, run, and that I did, but trough the dust
You saw those teeth marks, they weren’t all yours. You had been thrust
Into a history that had not worked for me,
Into a history from which I could not flee,
So go on, shake me, shake until I give it up,
Wearing me down, baby, I know that we could make some love.
So go on and challenge me, take the reins and see,
Watch me squirm, baby, but you are just what I need.
And I’ve never played a fair game,
I’ve always had the upper hand,
But what good is intellect and airplay
If I can’t respect any man?
Oh, I want to play a fair game,
Yeah, I want to play a fair game.
© www.amalgama-lab.com/Ты ужасаешь меня, ведь ты же мужчина, а не мальчик,
У тебя есть сила, и я не могу обращаться с тобой, как с игрушкой.
Ты бездорожье, по которому идет маленькая девочка,
Ты не обращаешь внимания на хаос, пока я пытаюсь совладать с миром.
Не бросай меня, останься и напугай меня,
Не бросай меня, приди и просвети меня,
Отдай мне все, отдай мне свои бумажник и часы,
Отдай своего первенца, дай мне радугу и...
Давай же, брось мне вызов, возьми бразды правления и гляди,
Смотри, как мне неловко, но ты — именно то, что мне нужно.
И я никогда не вела честной игры,
У меня всегда было преимущество,
Но что хорошего в интеллекте и радиоэфирах,
Если я не могу никого уважать?
О, я хочу вести честную игру,
Да, я хочу вести честную игру.
Ты ужасаешь меня, мы все еще не целовались, а я уже плакала,
Ты подошел слишком близко, я отталкивала тебя снова и снова, надеясь, что ты укусишь,
А я убегу, убегу. Так я и сделала, но сквозь пыль
Ты разглядел отметины от зубов, и не все они принадлежали тебе. Тебя втянули
В историю, которая не сработала со мной,
В историю, от которой я не могу сбежать,
Так давай, встряхни меня, встряхни, пока я не сдамся,
Вымотай меня, малыш, я знаю, что между нами могла бы быть любовь.
Давай же, брось мне вызов, возьми бразды правления и гляди,
Смотри, как мне неловко, но ты — именно то, что мне нужно.
И я никогда не вела честной игры,
У меня всегда было преимущество,
Но что хорошего в интеллекте и радиоэфирах,
Если я не могу никого уважать?
О, я хочу вести честную игру,
Да, я хочу вести честную игру.Who got hit and who hit first?
Who was bad and who got worse?
Who got caught up in the life?
Who went down and who got higher?
Who ran back into the fire?
Who was really hypnotised?
And if I didn’t believe you then
Then I won’t believe you now
And if I didn’t believe you then
Then I don’t believe you now
I’m on the run
I’m on the run
I’m on the run
We’ll ride into the sun
Who was them and who was us?
Who stood up and robbed the bus?
Who is wrong and who decides?
Who went left and who was right?
Who went out on a mischief night?
Who was really hypnotised?
And if I didn’t believe you then
Then I won’t believe you now
And if I didn’t believe you then
Then I don’t believe you now
I’m on the run
I’m on the run
I’m on the run
We’ll ride into the sun
I’m on the run
We’ll ride into the sun
Oh, I live for these moments, just like this one
Oh, I live for these moments, just like this one
Oh, I live for these moments
Oh, I live for these moments, just like this one...
(I’m on the run)[Oh, I live for]
(I’m on the run)[These moments, just like this one]
(I’m on the run)[Oh, I live for]
(I’m on the run)[These moments, just like this one]
© http://lyrics.wikia.com/Кого ударили — и кто ударил первым?
Кто был плохим — кто хуже?
Кого сломала жизнь?
Кто пошел на дно, кто выбился наверх?
Кто бросился в огонь?
Кому на самом деле запудрили мозги?
Уж если я не поверил тебе раньше,
То не поверю и сейчас.
Уж если я не поверил тебе раньше,
То не поверю и сейчас.
Я в бегах,
Я в бегах,
Я в бегах,
Мы уйдем в закат.
Кто такие «они» и кто такие «мы»?
Кто ограбил этот автобус?
Кто неправ, и кто судья?
Кто пошел налево, кто — направо?
Кто отправился развлекаться этой ночью?
Кому на самом деле запудрили мозги?
Уж если я не поверил тебе раньше,
То не поверю и сейчас.
Уж если я не поверил тебе раньше,
То не поверю и сейчас.
Я в бегах,
Я в бегах,
Я в бегах,
Мы уйдем в закат.
Я в бегах,
Мы уйдем в закат.
Я живу ради таких мгновений,
Я живу ради таких мгновений,
Таких мгновений, как это,
Я живу ради таких мгновений...
(Я в бегах) [Я живу...]
(Я в бегах) [Ради таких мгновений...]
(Я в бегах) [Я живу...]
(Я в бегах) [Ради таких мгновений...]Didn’t expect any of this
But it was really nice
Didn’t want you to cause a fuss
But it feels alive
So thank you very much
It’s really nice to know
That you enjoyed the show
And I want you to know when to go
’Cos this should be a thrill
But it feels like a drill
Now you must let me go, let me go
I just imagine that of you
And there’s nothing nothing nothing I can’t do
I remember what it was like
And it was really nice
Never thought I would experience this
From the other side
So thank you very much
It’s really nice to know
That you enjoyed the show
And I want you to know when to go
’Cos this should be a thrill
But it feels like a drill
Now you must let me go, let me go
I just imagine that of you
And there’s nothing nothing nothing I can’t do
©Я не ждал ничего подобного,
Но это было действительно здорово.
Я не хотел вызвать такой ажиотаж,
Как-то само собой вышло.
Большое спасибо,
Мне очень приятно,
Что тебе понравилось шоу.
Но ты должна понимать, когда нужно уйти —
Это должно быть удовольствием,
А сейчас больше похоже на пытку,
Просто отпусти меня.
Я только представляю, что свободен, *
И для меня нет ничего, ничего невозможного.
Я вспоминаю, как все было —
Это было действительно здорово,
И я ни за что бы не подумал,
Чем все может обернуться.
Большое спасибо,
Мне очень приятно,
Что тебе понравилось шоу.
Но ты должна понимать, когда нужно уйти —
Это должно быть удовольствием,
А сейчас больше похоже на пытку,
Просто отпусти меня.
Я только представляю, что свободен,
И для меня нет ничего, ничего невозможного.Put on my best dress
I wanted to impress
I put a little makeup on
Put a bow in my hair
Wore pretty underwear
Hoping you might take it off
Don’t know if you really care
But I’m strapped to my chair
And it ain’t cause you’re pretty
You were charming
Until you saw your chance to kill
Your chance to make history
You went straight for the knife
And I prepared to die
Your blade, it shines
Looked me straight in the eye
You turned the gas on high
Held the flame alight
You wonder why I’m scared of fire
You wonder why you make girls cry
My mascara a mess
Harsh words for your princess
Boy, you and your promises
If your goal was to love
You scored an epic miss
Now you’ll just have memories
You went straight for the knife
And I prepared to die
Your blade, it shines
Looked me straight in the eye
You turned the gas on high
Held the flame alight
You wonder why I’m scared of fire
You wonder why you make girls cry
Boy, you draw me back in
Hungry for your bad loving
But will someone find me swinging from the rafters
From hanging on your every word
You went straight for the knife
And I prepared to die
Your blade, it shines
Looked me straight in the eye
You turned the gas on high
Held the flame alight
You wonder why I’m scared of fire
You wonder why you make girls cry
© http://www.amalgama-lab.com/Надев свое лучшее платье,
Я хотела выглядеть сногсшибательной.
Нанесла легкий макияж,
Заплела ленту в волосы,
Надела шикарное нижнее белье,
Думая о том, как ты будешь его снимать...
Не знаю, заметил ты или нет,
Но я привязана к стулу.
И это все не потому, что ты такой красавчик,
Ты казался мне милым,
Пока тебе не предоставился шанс убить меня,
Твой шанс вершить ход истории.
И ты сразу пошел за ножом,
А я приготовилась умереть.
Его лезвие ослепительно сияет.
Посмотрев мне в глаза,
Ты открыл газ на всю,
Зажигая пламя.
Ты спросил, почему я боюсь огня,
Ты спросил, почему женщины плачут из-за тебя...
Моя тушь потекла,
Слова слишком грубы для твоей принцессы.
Малыш, ты и все те твои обещания...
Если твоей целью было полюбить,
То ты совершил невероятный промах,
И теперь у тебя остались одни воспоминания.
И ты сразу пошел за ножом,
А я приготовилась умереть.
Его лезвие ослепительно сияет.
Посмотрев мне в глаза,
Ты открыл газ на всю,
Зажигая пламя.
Ты спросил, почему я боюсь огня,
Ты спросил, почему женщины плачут из-за тебя...
Малыш, ты снова заставил меня
Хотеть твоей черной любви.
Спасет ли кто-нибудь меня, болтающуюся на балке,
Подвешенную на каждом твоем слове?
И ты сразу пошел за ножом,
А я приготовилась умереть.
Его лезвие ослепительно сияет.
Посмотрев мне в глаза,
Ты открыл газ на всю,
Зажигая пламя.
Ты спросил, почему я боюсь огня,
Ты спросил, почему женщины плачут из-за тебя...
Название: The Spy
Составитель: fandom Espionage 2016
Оформитель: fandom Espionage 2016
Канон: холодная война
Форма: фанмикс
Пейринг/Персонажи: шпионы, разжигатели войны, правительства и страны
Категория: джен, гет
Рейтинг: PG-13
Исходники: [1]
Размер: 7 треков
Продолжительность и вес: (36:55), 63 Мб
Примечание/Предупреждения: Шпионы и холодная война в классическом роке.
Для голосования: #. fandom Espionage 2016 - "The Spy"
2
воскресенье, 25 сентября 2016
21:29
Доступ к записи ограничен
Люби Есенина в себе!
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 07 мая 2016
Люби Есенина в себе!
Фандом: Клэр Кассандра «Сумеречные охотники / Орудия смерти», Сумеречные охотники
Основные персонажи: Александр (Алек) Гидеон Лайтвуд, Магнус Бейн
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Флафф, ER (Established Relationship)
Размер: Мини, 4 страницы, 1 часть
Описание:
Александр Лайтвуд храбрый team lead и бесстрашный охотник. Однако на всё ли ему хватает смелости?
Посвящение:
Давно никакие новый пейринги и фандомы так нахрапом и собственнически не присваивали себе моё сердце за такое короткое время. И видит Мерлин, я абсолютно очарована, покорена и с удовольствием сдаюсь на волю победителя. Подтверждением чего и является эта небольшая зарисовка.
Публикация на других ресурсах:
Не возбраняется) Только с копирайтом и ссыль пришлите, будьте так добры!
Примечания автора:
Прав на героев и вселенную не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
le texteАлександр Лайтвуд всегда был не по годам упрям и целенаправлен. Он с юности привык ставить себе конкретные планки и упорно достигать их. Некоторые из его целей были краткосрочными и осуществлялись легко, для достижения других требовались дополнительные силы и время.
Конкретно сейчас, прожив около года с Верховным магом Бруклина, он решил, что пришло время начать брать инициативу в свои руки.
Магнус и не думал возражать. Подобные эксперименты в их жизни он всячески поощрял, пусть даже пока ни один из них ничем существенным не закончился, и в конце концов магу приходилось быстро перехватывать позорно брошенное знамя инициативы в свои умелые руки. Однако, медленно, но верно — шаг вперёд два назад — поставленная цель становилась всё ближе. Магнус придерживался мнения, что любое маломальское проявление решимости в отношениях, со стороны Алека, идёт тому только на пользу. Один маленький шаг к намеченной цели и огромный прогресс для Александра Лайтвуда. Поэтому этим вечером, когда Алек грубо прижал мага к стене в кухне, куда тот заглянул в поисках ликёра для коктейля, Магнус, отвечая на нетерпеливый поцелуй, подумал, что сегодня, возможно, его упорный, но нерешительный нефилим всё же доведёт начатое до логического завершения. Сам он готов был помогать ему в этом начинании любыми доступными способами. И сейчас с неприкрытым энтузиазмом подчинялся воле своего охотника, который уже избавил его от футболки, оставляя в одних шёлковых домашних штанах. Магнус вжимался голой спиной в прохладную стену, позволяя Алеку делать всё, что тому хотелось: до боли сжимать плечи, жадно целовать, оставлять на шее безупречного цвета следы от укусов. Моменты, пусть и короткие, когда его смущающийся и робкий парень становился властным мужчиной, были лучшими за последнюю сотню лет, в жизни мага.
—Пойдём в спальню? — Алек обнял его за талию и уткнулся лбом ему в висок, переводя сбившееся дыхание.
Это он спрашивает, что ли? Плохой признак на этом этапе. Если Алек теряет решимость, не дойдя до спальни, то чем это закончится в итоге, маг знал.
— Как скажешь, сладкий. Сегодня всё будет так, как ты скажешь. — Магнус отлепляется от стены, секунду колеблется и сам нетерпеливо целует охотника, надеясь только, что эта его несдержанность не повредит тенденции вечера.
Но кажется, именно это пошло Алеку на пользу. Он тянет мага за собой в спальню, опрокидывает на кровать и стягивает с себя бесформенный домашний свитер. Невозможно не касаться его, такого встрёпанного, возбуждённого, самую малость растерянного, и невероятно прекрасного. Но Магнус призывает всё своё самообладание и просто ждёт, глядя в потемневшие от желания глаза, не в силах скрыть восхищённой улыбки. Сегодня ведёт Александр. Что и как будет дальше, он должен решить сам.
Но Алек решает и решается что-то уж подозрительно долго. Он смотрит на мага слегка расфокусированным взглядом, осторожно касается его щеки, большим пальцем повторяя контуры скулы. Магнус контролирует ситуацию, но не торопит. Так даже лучше, предвкушение — отдельное удовольствие.
Наконец охотник отмирает, медленно наклоняется и целует мага, губами очерчивая линию подбородка, аккуратно прихватывает зубами бьющуюся жилку на шее, касается ключиц, плеч. И только тогда, когда прикосновения Алека спускаются от груди к животу, Магнус понимает, к чему идёт дело.
— Это шулерство, Александр.
Губы нефилима замирают на выступающей подвздошной кости, а его пальцы сжимают резинку карминово-бордовых шёлковых штанов мага.
Алек не меняет положения, только переходит поцелуями на низ живота Магнуса, всё ещё не выпуская из пальцев шёлковую ткань, и смотрит на Бейна снизу, чуть приподняв брови. Это запрещённый приём, и если Алек догадывается, как сейчас выглядит, и делает это специально, то это наглое жульничество.
Всё в Магнусе требует сдаться прямо сейчас и разрешить всё, что пожелает его нефилим, но он прекрасно знает и помнит, что это не просто прелюдия—это хитроумный и элегантный способ отступления, а Магнус сейчас меньше всего настроен на очередную капитуляцию. Он обещал себе полное отсутствие инициативы этой ночью, но, похоже, иначе не обойтись. Маг легко притягивает Алека выше и сам целует его.
— Нет уж, Александр, если ты решил проявить настойчивость, то давай сегодня всё будет по-настоящему. Не останавливайся за шаг от желаемого.
Алек достаточно долго и постепенно подходил к этому, чтобы наконец решится, но теперь, ближе некуда от намеченной цели, он не решается продолжить. У него загнанно бьётся сердце и холодеют руки. Он уже давно растерял весь свой настрой, и хорошо, что у кое-кого этого настроя хватит на двоих.
Магнус продолжает его целовать, притягивая за шею, заставляя опуститься ниже, прижаться теснее, и Алек рвано вздыхает, успокаиваясь. Приступ нервозности проходит, и охотник даже не разрывает поцелуй, а углубляет его, когда маг аккуратно сползает ниже с подушек и мягко заводит его ладонь себе под поясницу. Кажется, они на верном пути. Магнус закидывает ногу ему на бедро, заставляя вжаться максимально близко и сильно. Алек распахивает глаза, и совсем немного перемещает ладонь на пояснице мага, просто для удобства. Но это именно то, что было задумано. Магнус призывно пластично выгибается, и Алек чисто инстинктивно и непроизвольно подхватывает его под поясницу, вжимаясь в него бёдрами. Магнус слегка царапает его плечо и со стоном откидывается на подушки, закусив губу.
— Александр, хороший мой.
Он прекрасно представляет, какой эффект должна произвести такая чувственность и отзывчивость на каждое движение нефилима. Это аванс и, конечно, провокация чистой воды, но это сработало. Алек издал какой-то средний звук между вздохом и рыком, и довольно ощутимо укусил мага за шею. Ух ты! Хьюстон, десять минут— полёт нормальный.
Алек заставляет откровенно подаваться себе навстречу, ведёт раскрытой ладонью по внутренней стороне бедра мага, спускается ниже, и ощущение шёлка между его рукой и пахом Магнуса добавляет оттенков чувствам— эти чёртовы штаны сейчас совершенно лишние, но всему своё время — Алек находит выход, запуская ладонь под них. Пальцы, привыкшие к тетиве боевого лука, мгновенно находят верный ритм, и теперь уже Магнус стонет и шипит вполне себе натурально, безо всяких авансов и приукрашивания. То, что делает сейчас Алек довольно смело и уже вышло за рамки его обычной решимости в постели. Всё что нужно сейчас — немного поддержать его порыв: сползти по простыням чуть ниже, раскрываясь сильнее, прижимаясь так тесно, насколько это возможно, дать охотнику понять и почувствовать, до какого состояния доводят партнёра его действия. Ощущать себя в кольце его рук, направляемым им, под его контролем, под ним так многообещающе и необычно, что заводит опытного мага до разноцветных пятен перед глазами. И когда Магнус не выдерживает, нетерпеливо прикусывает нижнюю губу охотника, закидывает на него вторую ногу, плавно приподнимает бёдра, и сам уже тянется к резинке своих штанов, чтобы избавится от раздражающего сейчас элемента одежды, Алек придушенно всхлипывает и утыкается влажным лбом ему в грудь.
— Я не смогу.
Если бы Магнус не лежал сейчас на спине, он бы сел после таких заявлений. Он с трудом переводит дыхание и старается справиться с чернильным омутом вожделения перед глазами.
— У тебя всё отлично получается, любимый. Мы сегодня зашли дальше обычного, осталось всего ничего. — Магнус осторожно обнимает охотника, гладит его по спине. — Ты хочешь, чтобы я попросил тебя об этом? Я могу сделать это более чем на тысячи человеческих языков и на нескольких десятках языков жителей Нижнего Мира.
Алек вздыхает и обессилено ложится на него сверху, по-прежнему пряча взгляд.
— Не сегодня, Магнус. — Нефилим пытается дотянуться до подушки и залезть под неё, чтоб уж наверняка. — Я безнадёжен. Прости.
Магнус откровенно смеётся и взъерошивает его волосы. Что ж, эта попытка была лучше прежних, но сегодня, видимо, придётся прибегнуть к привычному распределению ролей. Маг сжимает плечи охотника и моментально переворачивает Алека на спину, любуясь его горящими от смеси смущения и стыда щеками, блестящими от страсти глазами и соблазнительно припухшими губами.
— Нет, ты не безнадёжен. — Магнус щелчком пальцев избавляет себя и Алека от остатков одежды, и наконец перестаёт сдерживаться, давая волю своим рукам и желаниям. — Ты невероятен, Александр. Ты самое невероятное, что было и есть в моей жизни.
И пусть эксперимент, на который было потрачено столько усилий, сегодняшней ночью снова не удался, но это не значит, что ночь от этого была менее волшебной. Всё, что Магнус делал с ним, добавляло нефилиму опыта и закладывало базу на ближайшее будущее. На это у них ещё будет много-много ночей, а сейчас Алек в руках мага так очаровательно смущается своих желаний, так влюблено смотрит на него, — когда в состоянии не закрывать глаза—, и так сладко стонет в те моменты, когда подводит даже его хвалёная выдержка охотника, что Магнус просто не в состоянии о чём-то жалеть. Да и как можно жалеть, когда Алек так хрипло и исступленно зовёт его по имени, мечась на алых шёлковых простынях, отдаваясь так искренне и откровенно? Только обожать. И любить!
***
Ранее утро, которое примитивные почему-то называли странным словом «полдень», застало Верховного мага Бруклина беззаботно спящим посреди разворошенной постели, с Председателем Мяо, чинно возлежащим на голове хозяина. И ничего бы не помешало магу, привыкшему к такому положению вещей, если бы обнаглевший кот не пытался то и дело поменять положение заметно потолстевшей за последнее время тушки. Магнус машинальным движением руки сбросил оскорблённого Председателя на соседнюю подушку, и только потом открыл глаза. День обещал быть чудесным: лучи, преломлённые витражными стёклами, рисовали на постели золотисто-изумрудные пятна, а из кухни доносился легкий аромат свежесваренного кофе. Магнус сел на постели и с удовольствием потянулся, тело отозвалось приятной усталостью, — просто потому, что маг не хотел избавляться от этого замечательного ощущения, и обычно с удовольствием наслаждался им по утрам после их великолепных ночей с Алеком — а правое плечо подозрительно заныло. Магнус с удивлением опустил взгляд и обнаружил на плече довольно заметные царапины. Натягивая пижамные штаны и выходя на кухню, не без ехидства подумал, что этот след ночного безумства можно будет сохранить чуть дольше. Наверняка Алек будет восхитительно смущаться, натыкаясь взглядом отметины, оставленные им на теле мага в порыве безудержной страсти. Кстати, об Алеке: его пока нигде не обнаруживалось. Однако, горячий ароматный кофе в большой голубой чашке, с блестящей надписью «Лучше Гендальфа», свидетельствовал о том, что его нефилим где-то поблизости. Магнус против воли улыбнулся. Похоже, он совершенно потерял голову, но ничего предосудительного в этом не было. Он неторопливо отхлебнул кофе, закрыл глаза и откинулся назад, прижимаясь спиной к влажной после душа груди Александра.
— Ты всегда неслышно подкрадываешься. — Маг повернул голову, подставляя губы и шею для поцелуев.
— Не к тебе, ты слышишь меня заранее. — Алек ухмыльнулся, не отрываясь от своего занятия. — Доброе утро. Или всё-таки добрый день?
— Кто когда встал, у того тогда и утро! Не будь занудой.
Магнус отставил чашку с кофе на подоконник и повернулся в кольце рук охотника, сразу же с готовностью отвечая на слишком нетерпеливый для ленивого полуденного утра поцелуй. Он провёл ладонью по животу Алека, подцепляя пальцами полотенце, намотанное вокруг его бёдер.
— Магнус, на чём мы вчера остановились?
— Не помню. — Магнус чуть отвернул голову и притворно нахмурился, а потом снова улыбнулся в возобновившийся поцелуй. — Когда живёшь четыреста лет, сладкий, память иногда начинает подводить. Так что тебе, Александр, придётся начать всё с самого начала.
Судя по довольной улыбке и загоревшимся глазам охотника, тот явно был не против такой перспективы.
Против был только Председатель Мяо, которого бесцеремонно выдворили из хозяйской спальни и закрыли перед его носом дверь. Он для себя решил, что терпел такого отношения к своей персоне достаточно и теперь наконец настал час для его вендетты, но это уже совсем другая история…
Основные персонажи: Александр (Алек) Гидеон Лайтвуд, Магнус Бейн
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Флафф, ER (Established Relationship)
Размер: Мини, 4 страницы, 1 часть
Описание:
Александр Лайтвуд храбрый team lead и бесстрашный охотник. Однако на всё ли ему хватает смелости?
Посвящение:
Давно никакие новый пейринги и фандомы так нахрапом и собственнически не присваивали себе моё сердце за такое короткое время. И видит Мерлин, я абсолютно очарована, покорена и с удовольствием сдаюсь на волю победителя. Подтверждением чего и является эта небольшая зарисовка.
Публикация на других ресурсах:
Не возбраняется) Только с копирайтом и ссыль пришлите, будьте так добры!
Примечания автора:
Прав на героев и вселенную не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю.
le texteАлександр Лайтвуд всегда был не по годам упрям и целенаправлен. Он с юности привык ставить себе конкретные планки и упорно достигать их. Некоторые из его целей были краткосрочными и осуществлялись легко, для достижения других требовались дополнительные силы и время.
Конкретно сейчас, прожив около года с Верховным магом Бруклина, он решил, что пришло время начать брать инициативу в свои руки.
Магнус и не думал возражать. Подобные эксперименты в их жизни он всячески поощрял, пусть даже пока ни один из них ничем существенным не закончился, и в конце концов магу приходилось быстро перехватывать позорно брошенное знамя инициативы в свои умелые руки. Однако, медленно, но верно — шаг вперёд два назад — поставленная цель становилась всё ближе. Магнус придерживался мнения, что любое маломальское проявление решимости в отношениях, со стороны Алека, идёт тому только на пользу. Один маленький шаг к намеченной цели и огромный прогресс для Александра Лайтвуда. Поэтому этим вечером, когда Алек грубо прижал мага к стене в кухне, куда тот заглянул в поисках ликёра для коктейля, Магнус, отвечая на нетерпеливый поцелуй, подумал, что сегодня, возможно, его упорный, но нерешительный нефилим всё же доведёт начатое до логического завершения. Сам он готов был помогать ему в этом начинании любыми доступными способами. И сейчас с неприкрытым энтузиазмом подчинялся воле своего охотника, который уже избавил его от футболки, оставляя в одних шёлковых домашних штанах. Магнус вжимался голой спиной в прохладную стену, позволяя Алеку делать всё, что тому хотелось: до боли сжимать плечи, жадно целовать, оставлять на шее безупречного цвета следы от укусов. Моменты, пусть и короткие, когда его смущающийся и робкий парень становился властным мужчиной, были лучшими за последнюю сотню лет, в жизни мага.
—Пойдём в спальню? — Алек обнял его за талию и уткнулся лбом ему в висок, переводя сбившееся дыхание.
Это он спрашивает, что ли? Плохой признак на этом этапе. Если Алек теряет решимость, не дойдя до спальни, то чем это закончится в итоге, маг знал.
— Как скажешь, сладкий. Сегодня всё будет так, как ты скажешь. — Магнус отлепляется от стены, секунду колеблется и сам нетерпеливо целует охотника, надеясь только, что эта его несдержанность не повредит тенденции вечера.
Но кажется, именно это пошло Алеку на пользу. Он тянет мага за собой в спальню, опрокидывает на кровать и стягивает с себя бесформенный домашний свитер. Невозможно не касаться его, такого встрёпанного, возбуждённого, самую малость растерянного, и невероятно прекрасного. Но Магнус призывает всё своё самообладание и просто ждёт, глядя в потемневшие от желания глаза, не в силах скрыть восхищённой улыбки. Сегодня ведёт Александр. Что и как будет дальше, он должен решить сам.
Но Алек решает и решается что-то уж подозрительно долго. Он смотрит на мага слегка расфокусированным взглядом, осторожно касается его щеки, большим пальцем повторяя контуры скулы. Магнус контролирует ситуацию, но не торопит. Так даже лучше, предвкушение — отдельное удовольствие.
Наконец охотник отмирает, медленно наклоняется и целует мага, губами очерчивая линию подбородка, аккуратно прихватывает зубами бьющуюся жилку на шее, касается ключиц, плеч. И только тогда, когда прикосновения Алека спускаются от груди к животу, Магнус понимает, к чему идёт дело.
— Это шулерство, Александр.
Губы нефилима замирают на выступающей подвздошной кости, а его пальцы сжимают резинку карминово-бордовых шёлковых штанов мага.
Алек не меняет положения, только переходит поцелуями на низ живота Магнуса, всё ещё не выпуская из пальцев шёлковую ткань, и смотрит на Бейна снизу, чуть приподняв брови. Это запрещённый приём, и если Алек догадывается, как сейчас выглядит, и делает это специально, то это наглое жульничество.
Всё в Магнусе требует сдаться прямо сейчас и разрешить всё, что пожелает его нефилим, но он прекрасно знает и помнит, что это не просто прелюдия—это хитроумный и элегантный способ отступления, а Магнус сейчас меньше всего настроен на очередную капитуляцию. Он обещал себе полное отсутствие инициативы этой ночью, но, похоже, иначе не обойтись. Маг легко притягивает Алека выше и сам целует его.
— Нет уж, Александр, если ты решил проявить настойчивость, то давай сегодня всё будет по-настоящему. Не останавливайся за шаг от желаемого.
Алек достаточно долго и постепенно подходил к этому, чтобы наконец решится, но теперь, ближе некуда от намеченной цели, он не решается продолжить. У него загнанно бьётся сердце и холодеют руки. Он уже давно растерял весь свой настрой, и хорошо, что у кое-кого этого настроя хватит на двоих.
Магнус продолжает его целовать, притягивая за шею, заставляя опуститься ниже, прижаться теснее, и Алек рвано вздыхает, успокаиваясь. Приступ нервозности проходит, и охотник даже не разрывает поцелуй, а углубляет его, когда маг аккуратно сползает ниже с подушек и мягко заводит его ладонь себе под поясницу. Кажется, они на верном пути. Магнус закидывает ногу ему на бедро, заставляя вжаться максимально близко и сильно. Алек распахивает глаза, и совсем немного перемещает ладонь на пояснице мага, просто для удобства. Но это именно то, что было задумано. Магнус призывно пластично выгибается, и Алек чисто инстинктивно и непроизвольно подхватывает его под поясницу, вжимаясь в него бёдрами. Магнус слегка царапает его плечо и со стоном откидывается на подушки, закусив губу.
— Александр, хороший мой.
Он прекрасно представляет, какой эффект должна произвести такая чувственность и отзывчивость на каждое движение нефилима. Это аванс и, конечно, провокация чистой воды, но это сработало. Алек издал какой-то средний звук между вздохом и рыком, и довольно ощутимо укусил мага за шею. Ух ты! Хьюстон, десять минут— полёт нормальный.
Алек заставляет откровенно подаваться себе навстречу, ведёт раскрытой ладонью по внутренней стороне бедра мага, спускается ниже, и ощущение шёлка между его рукой и пахом Магнуса добавляет оттенков чувствам— эти чёртовы штаны сейчас совершенно лишние, но всему своё время — Алек находит выход, запуская ладонь под них. Пальцы, привыкшие к тетиве боевого лука, мгновенно находят верный ритм, и теперь уже Магнус стонет и шипит вполне себе натурально, безо всяких авансов и приукрашивания. То, что делает сейчас Алек довольно смело и уже вышло за рамки его обычной решимости в постели. Всё что нужно сейчас — немного поддержать его порыв: сползти по простыням чуть ниже, раскрываясь сильнее, прижимаясь так тесно, насколько это возможно, дать охотнику понять и почувствовать, до какого состояния доводят партнёра его действия. Ощущать себя в кольце его рук, направляемым им, под его контролем, под ним так многообещающе и необычно, что заводит опытного мага до разноцветных пятен перед глазами. И когда Магнус не выдерживает, нетерпеливо прикусывает нижнюю губу охотника, закидывает на него вторую ногу, плавно приподнимает бёдра, и сам уже тянется к резинке своих штанов, чтобы избавится от раздражающего сейчас элемента одежды, Алек придушенно всхлипывает и утыкается влажным лбом ему в грудь.
— Я не смогу.
Если бы Магнус не лежал сейчас на спине, он бы сел после таких заявлений. Он с трудом переводит дыхание и старается справиться с чернильным омутом вожделения перед глазами.
— У тебя всё отлично получается, любимый. Мы сегодня зашли дальше обычного, осталось всего ничего. — Магнус осторожно обнимает охотника, гладит его по спине. — Ты хочешь, чтобы я попросил тебя об этом? Я могу сделать это более чем на тысячи человеческих языков и на нескольких десятках языков жителей Нижнего Мира.
Алек вздыхает и обессилено ложится на него сверху, по-прежнему пряча взгляд.
— Не сегодня, Магнус. — Нефилим пытается дотянуться до подушки и залезть под неё, чтоб уж наверняка. — Я безнадёжен. Прости.
Магнус откровенно смеётся и взъерошивает его волосы. Что ж, эта попытка была лучше прежних, но сегодня, видимо, придётся прибегнуть к привычному распределению ролей. Маг сжимает плечи охотника и моментально переворачивает Алека на спину, любуясь его горящими от смеси смущения и стыда щеками, блестящими от страсти глазами и соблазнительно припухшими губами.
— Нет, ты не безнадёжен. — Магнус щелчком пальцев избавляет себя и Алека от остатков одежды, и наконец перестаёт сдерживаться, давая волю своим рукам и желаниям. — Ты невероятен, Александр. Ты самое невероятное, что было и есть в моей жизни.
И пусть эксперимент, на который было потрачено столько усилий, сегодняшней ночью снова не удался, но это не значит, что ночь от этого была менее волшебной. Всё, что Магнус делал с ним, добавляло нефилиму опыта и закладывало базу на ближайшее будущее. На это у них ещё будет много-много ночей, а сейчас Алек в руках мага так очаровательно смущается своих желаний, так влюблено смотрит на него, — когда в состоянии не закрывать глаза—, и так сладко стонет в те моменты, когда подводит даже его хвалёная выдержка охотника, что Магнус просто не в состоянии о чём-то жалеть. Да и как можно жалеть, когда Алек так хрипло и исступленно зовёт его по имени, мечась на алых шёлковых простынях, отдаваясь так искренне и откровенно? Только обожать. И любить!
***
Ранее утро, которое примитивные почему-то называли странным словом «полдень», застало Верховного мага Бруклина беззаботно спящим посреди разворошенной постели, с Председателем Мяо, чинно возлежащим на голове хозяина. И ничего бы не помешало магу, привыкшему к такому положению вещей, если бы обнаглевший кот не пытался то и дело поменять положение заметно потолстевшей за последнее время тушки. Магнус машинальным движением руки сбросил оскорблённого Председателя на соседнюю подушку, и только потом открыл глаза. День обещал быть чудесным: лучи, преломлённые витражными стёклами, рисовали на постели золотисто-изумрудные пятна, а из кухни доносился легкий аромат свежесваренного кофе. Магнус сел на постели и с удовольствием потянулся, тело отозвалось приятной усталостью, — просто потому, что маг не хотел избавляться от этого замечательного ощущения, и обычно с удовольствием наслаждался им по утрам после их великолепных ночей с Алеком — а правое плечо подозрительно заныло. Магнус с удивлением опустил взгляд и обнаружил на плече довольно заметные царапины. Натягивая пижамные штаны и выходя на кухню, не без ехидства подумал, что этот след ночного безумства можно будет сохранить чуть дольше. Наверняка Алек будет восхитительно смущаться, натыкаясь взглядом отметины, оставленные им на теле мага в порыве безудержной страсти. Кстати, об Алеке: его пока нигде не обнаруживалось. Однако, горячий ароматный кофе в большой голубой чашке, с блестящей надписью «Лучше Гендальфа», свидетельствовал о том, что его нефилим где-то поблизости. Магнус против воли улыбнулся. Похоже, он совершенно потерял голову, но ничего предосудительного в этом не было. Он неторопливо отхлебнул кофе, закрыл глаза и откинулся назад, прижимаясь спиной к влажной после душа груди Александра.
— Ты всегда неслышно подкрадываешься. — Маг повернул голову, подставляя губы и шею для поцелуев.
— Не к тебе, ты слышишь меня заранее. — Алек ухмыльнулся, не отрываясь от своего занятия. — Доброе утро. Или всё-таки добрый день?
— Кто когда встал, у того тогда и утро! Не будь занудой.
Магнус отставил чашку с кофе на подоконник и повернулся в кольце рук охотника, сразу же с готовностью отвечая на слишком нетерпеливый для ленивого полуденного утра поцелуй. Он провёл ладонью по животу Алека, подцепляя пальцами полотенце, намотанное вокруг его бёдер.
— Магнус, на чём мы вчера остановились?
— Не помню. — Магнус чуть отвернул голову и притворно нахмурился, а потом снова улыбнулся в возобновившийся поцелуй. — Когда живёшь четыреста лет, сладкий, память иногда начинает подводить. Так что тебе, Александр, придётся начать всё с самого начала.
Судя по довольной улыбке и загоревшимся глазам охотника, тот явно был не против такой перспективы.
Против был только Председатель Мяо, которого бесцеремонно выдворили из хозяйской спальни и закрыли перед его носом дверь. Он для себя решил, что терпел такого отношения к своей персоне достаточно и теперь наконец настал час для его вендетты, но это уже совсем другая история…
@темы: @фикрайтерское
четверг, 19 ноября 2015
Люби Есенина в себе!
Вот так сидишь, листаешь от скуки ленту, как вдруг это: ficbook.printdirect.ru/ !
Сказать, что я там хочу всё-ничего не сказать!
ради этой эмблемы готова даже стать бетой. Лого прекрасно чуть более, чем полностью. Очень жаль, что не...
Сказать, что я там хочу всё-ничего не сказать!
ради этой эмблемы готова даже стать бетой. Лого прекрасно чуть более, чем полностью. Очень жаль, что не...
@темы: @мысли, @фикрайтерское
вторник, 06 октября 2015
Люби Есенина в себе!
С новым сезоном, с новым вдохновением
24.08.2015 в 17:43
Пишет Замдежурного:Хоккееправда-9
Предыдущие темы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8.
URL записиВ хоккей играют настоящие мужчины!
(а мы в углу тихонько сидим и записываем)
Спокойно смотреть хоккей и наслаждаться игрой? Это не для нас!
Для тех, кто за несколько слов во флеш-интервью после периода успевает пережить пару-тройку быстрошипов! Для тех, кто не представляет хоккея без любви и любви без хоккея!
Высоченные качки как идеал красоты, отсутствие в речи "эээ" и "ыыы" как показатель недюжинного ума, конское модельное агенство, наглый толстый оборзевший Ковальчук и многое другое в искромётном захватывающем треде, полном любви, порванных браслетиков и сурового русского слеша.
А здесь мы храним самое дорогое
(а мы в углу тихонько сидим и записываем)
Спокойно смотреть хоккей и наслаждаться игрой? Это не для нас!
Для тех, кто за несколько слов во флеш-интервью после периода успевает пережить пару-тройку быстрошипов! Для тех, кто не представляет хоккея без любви и любви без хоккея!
Высоченные качки как идеал красоты, отсутствие в речи "эээ" и "ыыы" как показатель недюжинного ума, конское модельное агенство, наглый толстый оборзевший Ковальчук и многое другое в искромётном захватывающем треде, полном любви, порванных браслетиков и сурового русского слеша.
А здесь мы храним самое дорогое
Предыдущие темы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8.
@темы: @ ice ice baby
Люби Есенина в себе!
Пишет Гость:
06.10.2015 в 11:45
- Знаете ли вы, как противостоять Джеффу Плэтту?
– Просто закрою глаза и буду надеяться, что он попадет в меня
.
Отличный план, Лаланд, отличный план.
URL комментария– Просто закрою глаза и буду надеяться, что он попадет в меня
.Отличный план, Лаланд, отличный план.
@темы: @ ice ice baby
понедельник, 28 сентября 2015
Люби Есенина в себе!
Фандом: Политика
Основные персонажи: Владимир Владимирович Путин, Дмитрий Анатольевич Медведев
Пейринг или персонажи: Владимир Владимирович Путин / Дмитрий Анатольевич Медведев
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, ER (Established Relationship)
Размер: Мини, 7 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Совместное уходящее лето в Крыму. О кипарисах и батискафах. И о море, конечно же!
Посвящение:
Официально заявляю, что озарением, вдохновением и исполнением обязана *Чуду с желтыми глазами и чуткими ушами и *Марго Ивановне. Их добрые слова и тёплые пожелания- лучший стимул ЭВЕР. Так что если кто-то это читает, или кому-то, упаси Мерлин, это нравится, то вы знаете, кого благодарить.))))
А вообще, это традиционные деньрожденческий фик к 14 сентября, ибо один из главных героев моих рассказов сегодня празднует своё 50-летие.
Публикация на других ресурсах:
Да, пожалуйста) Только с копирайтом и ссыль пришлите! И заготовьте оправдательную речь, которая может вам пригодиться в качестве ответа на вопросы ФСБ))))
Примечания автора:
Я очень сомневаюсь, что имениннику бы понравилось это читать, но больше мне подарить ему нечего, кроме своей искренней любви и душевного тепла. Поэтому, если вы это читаете, то пожелайте ему чего-нибудь доброго и славного, и пусть наши лучи любви найдут адресата! Многая лета!!!
Навеяно (внезапно!) стихами Осипа Эмильевича Мандельштама. И даже не спрашивайте, как из этого....
***
Я через овиди степные
Стремился в каменистый Крым,
Где обрывается Россия
Над морем черным и глухим.
От монастырских косогоров
Широкий убегает луг.
Мне от владимирских просторов
Так не хотелося на юг.
Целую локоть загорелый
И лба кусочек восковой.
Я знаю - он остался белый
Под смуглой прядью золотой.
Целую кисть, где от браслета
еще белеет полоса.
Тавриды пламенное лето
Творит такие чудеса.
Как скоро ты смуглянкой стала
И к Спасу бедному пришла,
Не отрываясь, целовала,
А гордою в Москве была.
Нам остается только имя -
Чудесный звук, на долгий срок.
Прими ж ладонями моими
Пересыпаемый песок.
***
...получилось то,что получилось! Я всё равно не отвечу вам на этот вопрос^^
И, конечно же! Данная работа является вымыслом и никакого отношения к реальным людям, в ней упомянутым, не имеет! Если же, вы всё-таки усмотрите какие-то сходства, то знайте, что всё написанное писалось с огромным патриотизмом и почтением. Пожалуйста, не рассматривайте данную работу, как попытку насмешки или издевательства, делайте скидку на психологию старого слешера.
le texte Денёк в окрестностях Балаклавы разыгрался на загляденье: с самого утра на лазурево-ультрамариновом небе ни тучки, с моря дует солёно-горьковатый горячий ветер, да и водичка, говорят, по сезону. Лучшее время и место для долгожданного отпуска. Долгожданного, скорее не из-за самого времени ожидания, а из-за факта его совместности. Да, покой при их должностях мог только сниться, но даже им положен хоть краткий, но отдых. И вот уже чемоданы собраны, а машины поданы.
Отпуск в Крыму: август и море, жаркий суховей, горячий песок, запах кипарисов, и блаженные несколько дней наконец-то наедине – это всё осталось где-то далеко, в прошлой спокойной частной жизни. Сегодня же, сразу по прилёту, они ступили на профессионально организованный конвейер мероприятий, встреч и интервью. И вот сейчас морем можно любоваться только с борта исследовательского катера, правда, толпа журналистов, организаторов, технического персонала и членов географического общества всё равно загораживает обзор. Глава Правительства откровенно скучал, слушая пространные разглагольствования председателя общества о несметных богатствах, что таятся на дне бухты, и размышлял над тем, как он дошёл до жизни такой. В принципе, он на этом борту отнюдь не основная фигура, всё внимание и все объективы прикованы к персоне более важной, так что он мог насладиться видимостью относительного покоя. Стоя на палубе и наблюдая за неподдельным интересом, который Президент проявлял, к жизни географов, и его повышенным вниманием к их глубоководной технике, Дмитрий думал о том, что настаивая на отпуске, ему бы следовало более конкретно оговаривать детали. Всё начиналось примерно год назад, когда у него появилась шальная и по-мальчишески легкомысленная идея провести лето вдвоём в Крыму. Ну, хорошо, не лето, а хотя бы несколько дней, и не вдвоём, конечно, а с минимальным количеством персонала, но непременно в Крыму.
Со своей ностальгией по безоблачной, но ушедшей студенческой молодости, проводившей свои летние дни в этих горах и возле этого моря, и по юношеской наивной романтике, спорить трудно. И эту его идею, осторожно высказанную как-то, между прочим, в темноте спальни, неожиданно восприняли без издёвки и даже пообещали обдумать на самом высоком уровне. Думали почти год, и сегодня они были здесь. Правда, на тот отпуск, в который периодически уносили услужливые мечты, это было абсолютно не похоже. Вместо уютного и не вычурного особнячка вдали от туристических маршрутов, окруженного магнолиями и горами, – гостиница класса люкс, все входы и выходы которой перекрывали десятки элитных бойцов из ведомственной службы охраны, вместо совместных велосипедных прогулок на рассвете по живописным тропам – бронированные лимузины в окружении кортежей, вместо вечеров на террасе, пропахших солью и хвоей, – заседания и переговоры с вечера и до рассвета. Затем несколько часов на сон, и снова встречи и доклады. Наверное, надо было учесть, что человек, вдвоём с которым так отчаянно хотелось провести эти ускользающие летние деньки, не привык мыслить обычными обывательскими категориями. Хочешь в Крым? Пожалуйста, всё для тебя! Соберите-ка там журналистов, руководителей отраслей и крупных предпринимателей. Что-то не так? Не даром же кататься, заодно и инспекцию проведём, говорят, что не всё там так гладко. У тебя какие-то возражения? Нет? Отлично, собирай документы и прикинь план проверок по пути. Кстати, вроде у Русского Географического Общества намечается юбилей по случаю стосемидесятилетия со дня основания? Вот, заглянем к ним.
С таким же успехом можно было командировать вместо себя кого-нибудь из министров. Мединскому бы понравилось. Наверняка, Президент бы даже не заметил смены кадров. И ведь жарко же ещё, как на зло, хоть бы тень какая.
– Батискаф готов к погружению. Можем начинать работу, – рапортует бравый, но немного перепуганный географ перед объективами фотокамер.
– Пойдём? – интересуется Президент, будто у несчастного учёного есть варианты ответа, и по-молодецки сбегает вниз по трапу, даже не оглянувшись.
– Сергей, простите, а что происходит? – кажется, размышления, рефлексия и жалость к самому себе слишком затянулись, и теперь он пропустил что- то важное.
– Погружение, – Шойгу обыденно пожимает плечами, безучастно глядя, как вокруг батискафа белой пеной вскипает вода. – Это было в расширенной программе. Вы читали в самолёте?
Ну да, конечно, именно этим и занимался всю дорогу, программы изучал. В полёте он с ехидством размышлял о том, что сам он тоже полон сюрпризов и у них всё-таки будет отпуск, пусть всего на два дня, но настоящий: с небольшим тихим особнячком, кипарисами и морем. Кажется, надо было быть внимательнее.
– Это безопасно вообще? Они просто посмотрят, что там под водой, да? – тем временем о батискафе уже напоминал только натянутый трос.
– А что может быть опасного в погружении на дно в этих водах? Да и дна-то там – одно название, каких-нибудь метров восемьдесят от силы. Пойдемте лучше на пульт, посмотрим, как опускаются, – и Сергей удаляется, в рубку, по пути найдя себе собеседника в лице руководителя группы исследователей, который с энтузиазмом делится техническими и рабочими характеристиками своих аппаратов.
Восемьдесят метров, на дно в батискафе, и правда детская забава. В этот момент, догоняя удаляющегося министра обороны, Дмитрий чётко решил, что составителя расширенной программы визита, по возвращении в Москву, будут ожидать крупные неприятности, – явное упущение, что ссылки в Сибирь отменены, надо бы внести на рассмотрение Парламента, – а новоявленного исследователя морских глубин – серьёзный разговор, когда вернётся. Пусть только вернётся.
В рубке царила нервная, но приподнятая кутерьма. Команда, техники, связисты, операторы, и вездесущие журналисты. Даже Сергей куда-то запропастился. Да и его самого взяли в оборот, едва он переступил порог.
– Отличный кадр будет! Дмитрьанатолич, будьте добры, присядьте вот, рацию возьмите.
– Это не рация, – попытался праведно возмутиться кто-то из команды учёных.
– Да и плевать. Моё дело прессу обеспечивать, а не в технике вашей разбираться. Сеанс связи готов? Звук есть? Приготовились. Снимаем, ребята. Дмитрьанатолич, там кнопочка такая сбоку, ага.
Дмитрий непонимающе покосился на вертлявого, немного дёрганного парня, – странно, что он не помнил его в штабе этой поездки, – который, видимо, обеспечивал красивый сюжет для масс-медиа, тычущего пальцем куда-то себе под ноги, – мокасины, кстати, у него на редкость уродливые, – пол? вниз? внизу вода. Батискаф! – и нажал на предлагаемую кнопку вызова.
– Владимир Владимирович? Добрый день! – секунда, вторая. Тишина в эфире различима даже в треске фотоаппаратов. Почему не отвечают? Что-то со связью? Или не со связью...
– О! Дмитрий Анатольевич! Привет! Что делаете?
Шутник выискался! Ну, пусть только этот ржавый тазик всплывет! Но команда в восторге, напряжение спало, смеются от души. Старательно подбирая слова, избегая нецензурных, Дмитрий с усилием улыбается и поддерживает диалог.
– С Вами разговариваю на посту управления, – а ведь действительно отпустило, тоже хочется рассмеяться.
– Знаете, я рекомендую потом тоже опуститься и посмотреть. Тут настолько интересно, столько много объектов. Очень хорошо видно останки корабля.
Ага, щ-щас! Нашёл дурака. Вон пусть Шойгу ныряет, хоть с аквалангом, хоть с маской. Сейчас бы только возвращения дождаться.
– Это действительно очень интересно, но мы Вас дождёмся, а потом по Вашим следам, – держи карман шире. Дождёмся и серьёзно поговорим, и ни за какими погружениями скрыться больше не получится. Господи, там же перепады давления, к этому же готовиться надо. Долго они там ещё? Почему опять тишина?
– Ну, договорились.
– Ждём Вас.
Ещё как ждём!
– Да. – Всё? Сеанс закончился, можно теперь тайм-аут? – Обнимаю тебя.
Там определённо давление. К чему это? Несмотря на отношения, длящиеся почти два десятилетия, Дмитрий даже в телефоне у него всё это время значился по фамилии, имени, отчеству и должности в придачу. Подобные вольности позволялись крайне редко и в крайне неформальной обстановке. Кажется, у кого-то очаровательно весёлое настроение. Хорошо, что годы публичной деятельности не проходят просто так, ничего из лихорадочно пульсирующего в голове и ноющего в сердце, ни на секунду не явило себя присутствующим. Держать марку – первая должностная обязанность любого политика.
– Обнимаю! – Дмитрий заканчивает сеанс связи задорно и несерьёзно, под смех команды и одобрительные хлопки организатора прессы.
– Дмитрьанатолич, высший класс. В эфир пойдёт сразу вечером. Вы молодец, – медиа-спец материализуется перед ним, загораживая проход и такой необходимый сейчас путь на волю.
– Будь другом, – сейчас он позволяет себе выдохнуть и расслабить плечи, – уйди. С эфирами – к Пескову.
Ему откровенно плевать на реакцию медийщика, на слегка смущенную команду и всё это мероприятие целиком. Он радуется возможности на несколько минут остаться в одиночестве и выходит из рубки. За бортом кричат чайки и бьются волны, если сосредоточится на шуме моря, закрыть глаза и глубоко вдохнуть, можно представить, что рядом никого нет. Что на этом катере, арендованном на вечер для более близкого знакомства с подводной фауной Чёрного моря, они одни, и сейчас можно просто фотографировать начинающее клониться к заходу солнце – называя фотографии в своей ленте как-нибудь незатейливо, ибо этот августовский вечер не располагает к работе мысли, – и ждать, когда Владимир наныряется всласть и, поднявшись на борт, расскажет, что видел под водой. А потом можно будет поставить шезлонги на смотровой площадке, приготовить коктейли...
– Михалыч, ёшки-матрёшки, куда штатив поволок? Нам еще пресс- конференцию снимать. Давай, тащи ещё света и собирай там этих оголтелых, пусть вопросы готовят, сейчас подниматься будут.
Твою ж дивизию! Коктейль и шезлонги – забыть. Про катер и фотографии заката – тоже. И ведь даже сигарет нет. Никаких больше отпусков, отдыхать только дома на газоне, по крайней мере, там нет батискафов и орущих техников. Решено.
Самое нелепое в этой ситуации, что ему не дали не только начать свою приготовленную обвинительную речь, но даже увидеть само поднятие. Как только верхняя часть батискафа появляется над водой, а трос натягивается уже до придела, ему мягко намекают, что машина ждёт его у причала, а его самого ждут участники " Тавриды". Пришлось ехать, хоть вид кипящей белой пены и будет преследовать его целый день.
Уже глубокой ночью, с отчаянно гудящей и пустой головой, ватными ногами и воспаленными глазами, добравшись, наконец, до гостиницы, он успевает лишь узнать, что у Президента экстренное внеочередное совещание государственного совета Крыма, длящееся с вечера. Ещё успевает собрать себя и отменить бронь особняка – всё равно не понадобится уже, – понять, что он устал настолько, что ему плевать на всё, что будет завтра и тут же отключиться, едва голова касается подушки. Не хватило сил даже на то, чтобы отправить обычное сообщение с пожеланиями спокойной ночи, которыми они традиционно обменивались, когда не было возможности сказать это лично. Нет, следующий отпуск определенно дома под яблоней!
Дмитрий не знает, который час, но определённо рано. Кажется, что он только на секундочку прикрыл глаза, даже не снилось ничего, но уже явно утро, иначе, что за дымно-карминовую полосу он видит в окно. Чего не спиться только? Он вновь закрывает глаза, в надежде поспать хоть ещё немного. И почти тут же приходит понимание, что его разбудило – руки, тёплые и сильные, такие родные и знакомые, по-хозяйски обнимающие его поперёк живота, под тканью любимой домашней футболки, в которой он привык спать.
– Проснулся, – не вопрос, а констатация. Почему-то момент его пробуждения всегда фиксировался безошибочно, даже если он пытался его скрыть, наслаждаясь редкими моментами утренней идиллии – а я думал поспать хоть немного.
Дмитрий дёрнулся было, пытаясь перевернуться на другой бок, но хватка на поясе стала сильнее, а к шее, чуть выше седьмого позвонка, прижались чужие губы.
– Уймись, пожалуйста, я буквально только что прилёг.
Он затихает, расслабленно вздохнув и, закрыв глаза, прижимается затылком к плечу Владимира.
– Который час?
– Шесть утра почти.
– Давно вернулся?
– Минут сорок назад. Смотрел, как ты спишь.
– И как же? – улыбку сдержать не удаётся.
– Спокойно. Как человек с чистой совестью, решивший разногласия по бюджету и внесший туда пункты по крымским отраслям, как я просил. Хотя ты этого и не сделал.
– А всё так хорошо начиналось. Что за привычка напоминать о делах в такую рань? Проект мы составили, я внёс коррективы, дай экономистам время помозговать, – противиться желанию прижаться спиной к груди, и заставить обнимающие его руки обнимать ещё крепче, не хотелось, да и незачем было.
Через рассветное блаженство и уютную негу приходят мысли о вчерашних мероприятиях. И стараясь думать о том, о чём хотел спросить, а не о том, что поцелуи на шее ощущаются физически обжигающе, а ладонь, продвигающаяся с его бока к груди, оставляет ощутимый горящий след на коже.
– Как вчера прошло? Интересно было? Как чувствуешь себя?
Кажется, разговоры сегодня утром не в приоритете, по крайней мере, собеседника больше волнуют его плечи и лопатки, чем вопросы. Но ведь надо делать скидку на уровень самого собеседника, он всегда контролирует любую ситуацию.
– Было интересно, рекомендую. Галеон посмотрели. Жаль короткое погружение. Чувствую себя прекрасно, спасибо.
Следующий вопрос, который, кстати, и являлся самоцелью, повисает в воздухе, ибо Премьер за мгновение оказывается прижатым спиной к простыням из дорогого тончайшего муслина.
– Послушай, сейчас, ещё один вопрос. Это важно, – как же трудно говорить о делах, когда на тебя смотрят так, а ладони, фиксирующие запястья, настолько горячи.
– Только ты можешь в такой момент задавать вопросы, – на него смотрят насмешливо, но одобряюще. – Слушаю тебя. Внимательно.
Но внимательно слушать – не значит бездействовать, поэтому рука слушателя медленно скользит по груди Дмитрия к краю его футболки.
– Что делать с реакцией соседей? Нет, я всё понимаю, но ситуация неоднозначная, и наш с тобой визит на полуостров, ещё и вдвоем может вызвать вопросы. Они однозначно поднимут волну возмущений.
Владимир недовольно изгибает бровь и брезгливо морщится.
– Нет, дослушай, пожалуйста. Я как юрист должен как-то скоординировать дальнейшие действия. Как будем реагировать на международные заявления? А новостные ленты, которые, уверен, пестрят ещё со вчерашнего вечера, что делать с ними?
– Пролистывать, Дим.
От праведного негодования даже выдохнуть не получается, хотя, скорее всего, тому виной нетерпеливый, собственнический поцелуй.
Дмитрий не без усилия освобождает руку из захвата сильных пальцев и обнимает Владимира за шею, притягивает ближе, отчаянно цепляется за его плечи, пытаясь то ли остановить его, то ли приблизить долгожданную близость.
– Забыл, кстати, – Владимир усмехается в поцелуй и чуть отстраняется, – задержимся тут до пятницы.
– Зачем? – деловой тон возвращается, но приказать рукам не касаться, остановиться и перестать ощущать раскрытыми ладонями стальные мышцы его плеч и спины, уже невозможно.
– Кажется, я должен тебе отпуск.
Вот тут уже время удивляться искренне.
– Отпуск? Мне? Ну что ты, какие мелочи.
– Не ехидничай, с памятью у меня все хорошо. Тогда, после Форума в прошлом сентябре.
– После того Форума ты мне вообще много чего обещал, – воспоминания о тех нескольких днях год назад, после его экстренной командировки из Москвы в Сочи, о тех темах, о которых им пришлось поговорить тогда впервые за многие годы, и о том, что было после того, как все недосказанности остались позади, до сих пор заставляли чувствовать себя неловко и непроизвольно отводить взгляд.
– Ладно, с прочим после разберемся. А эти дни проведём в неплохом таком особняке в гористой местности, с видом на море, миндалём во дворе и лавандой на клумбах. Тебе понравится, гарантирую.
Дмитрий довольно улыбается и жмурится от ярких ощущений, вызванных прикосновением сухих горячих губ, прослеживающих контуры его ключиц.
– Уверен, что понравится? – дыхание сбилось к чёрту, но выровнять его нет никакой возможности.
– Уверен. Ты же сам его бронировал.
Время искренне удивляться: дубль два.
– Ты знал?
Владимир только иронически вскидывает брови и со вздохом качает головой.
– Ну да, конечно знал, – ответ скорее самому себе, – но постой, я ведь отменил бронь.
– Ты отменил, я забронировал. Сегодня с 10 утра и до обеда пятницы он наш. Но у меня условие.
Ага, не смотря на то, что на Президенте футболка, бизнес-план в рукаве всегда есть.
– Какое?
– С тебя совместная тренировка, когда вернемся.
– Не люблю я это твоё увлечение тасканием железа. Может бадминтон?
– Ты серьёзно?
– Теннис?
– Ты мне обещал.
– Я тогда погорячился. Ладно-ладно, я согласен, но после тренировки с тебя завтрак.
Владимир довольно – даже слишком довольно – улыбается и кивает, проводя ладонью по его волосам. Что-то тут явно не так. Но думать сейчас об этом нет сил. До Москвы с её проблемами так далеко, а несколько дней посреди кипарисов и магнолий вот они, уже сейчас. Дмитрий глубоко вдыхает и подается вперёд, чтобы быть ещё ближе к умелым рукам, каждый раз доводящим его до исступления, помогая избавить себя от футболки. Он откидывается на подушки и чувствует, как по коже бегут мурашки от этого враз потяжелевшего, оценивающе-собственнического взгляда. Господи, только от одного этого взгляда можно сойти с ума, об этом прекрасно знали и этим беззастенчиво пользовались. Он до боли закусывает губу и на ощупь пытается стянуть чужую футболку, в то время как горячие губы составляют неведомый узор на его обнаженной груди, переходящий на ключицы, шею и плечи. Если бы получалось острить, можно было высказать шуточное предположение про двуглавого орла, но сейчас на это просто нет сил.
И вдруг всё прекращается. Затуманенный взгляд фокусируется плохо, но он старается сосредоточиться и понять, в чём причина. Владимир смотрит на него сверху вниз задумчиво, о чём-то размышляя.
– Володя?
– Я сказал до пятницы?
– Что? – Дмитрий старается унять дыхание и приподняться на локтях, но его лёгким, но точным движением руки отправляют обратно. – О чём ты?
Владимир отрывисто кивает своим мыслям и снова склоняется, упираясь в подушку одной рукой, целуя его плечи.
– Я передумал, перебронируем.
Пока Дмитрий теряется в ощущениях последующего властного, даже агрессивного поцелуя, Владимир нашаривает телефон возле лампы у кровати.
Он разрывает поцелуй и накрывает губы Премьера ладонью, набирая номер.
– Сейчас, Дим, секундочку. Алло! Дмитрий Сергеевич, доброе утро, не разбудил? Ну, прости. Слушай, чуть планы изменились. Будь добр, домик тот перебронируй до утра субботы и самолёт пусть во второй половине дня, хорошо? И ещё, машину сегодня не к десяти, а после обеда, что-то не хочется уже с утра ехать. Да, отдохнуть решил.
Дмитрий беззвучно смеётся, хоть и колкий осуждающий взгляд немного портит внезапное искреннее веселье. Владимир придерживает пальцами его подбородок, фиксируя лицо, и время ожидания на линии тратит с пользой – вновь возобновляя глубокий и жаркий до искр в глазах поцелуй. И едва удается сдержать вскрик, когда кожу на шее больно прикусывают зубами.
– Готово, да? Отлично. Спасибо тебе. Всё спи спокойно дальше, рано ещё, – его способность моментально переключаться и создавать впечатление, что он не отвлекался ни на секунду, всегда поражала, – Да-да, отдыхай. И я тоже, Дмитрий Сергеевич, конечно. После вчерашнего мне определенно нужен отдых.
Он сбрасывает вызов и недовольно щурясь, бросает телефон на пол рядом с кроватью.
– Прости, но это было забавно. – Дмитрий мягко освобождается от удерживающей его руки, не прекращая улыбаться, – Отдых нужен, видите ли, – продолжает уже серьёзно и лишь слегка недоверчиво, – Так что…значит, отпуск? – и наконец-то добирается до футболки Главы Государства, но долго этим фактом не наслаждается – избавляется от неё как можно скорее.
– Отпуск. Самый полноценный. Целых три дня. Я ведь тебе обещал.
И теперь уже никаких обсуждений и звонков, решений и раздумий. Они имеют на это право. Сейчас только жаркое рваное дыхание на саднящих и воспаленных губах, горящая от прикосновений кожа, переплетенные пальцы, грубые захваты, перемежающиеся нежными касаниями, и в этой огромной, пропахшей можжевельником и миндалем спальне, одна на двоих – не смотря на распахнутую балконную дверь – острая нехватка кислорода. Признания и слова, все эти годы подразумеваемые, но очень редко произносимые вслух. Сегодня можно всё, даже больше, сегодня начинается отпуск.
Там, за раздуваемой морским рассветным ветром шторой из тончайшего белоснежного батиста, просыпается полуостров, готовясь встречать новый день, призывно шумит море и беспокойно кричат чайки. Осенние дни в Москве, которые начнутся совсем скоро, будут привычно тёрпко-дымными, а ночи туманно- промозглыми, но пока есть отпуск в Крыму: август и море, жаркий суховей, горячий песок и запах кипарисов, блаженные несколько дней наконец-то наедине, и самое синее в мире Чёрное море.
Основные персонажи: Владимир Владимирович Путин, Дмитрий Анатольевич Медведев
Пейринг или персонажи: Владимир Владимирович Путин / Дмитрий Анатольевич Медведев
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, ER (Established Relationship)
Размер: Мини, 7 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Совместное уходящее лето в Крыму. О кипарисах и батискафах. И о море, конечно же!
Посвящение:
Официально заявляю, что озарением, вдохновением и исполнением обязана *Чуду с желтыми глазами и чуткими ушами и *Марго Ивановне. Их добрые слова и тёплые пожелания- лучший стимул ЭВЕР. Так что если кто-то это читает, или кому-то, упаси Мерлин, это нравится, то вы знаете, кого благодарить.))))
А вообще, это традиционные деньрожденческий фик к 14 сентября, ибо один из главных героев моих рассказов сегодня празднует своё 50-летие.
Публикация на других ресурсах:
Да, пожалуйста) Только с копирайтом и ссыль пришлите! И заготовьте оправдательную речь, которая может вам пригодиться в качестве ответа на вопросы ФСБ))))
Примечания автора:
Я очень сомневаюсь, что имениннику бы понравилось это читать, но больше мне подарить ему нечего, кроме своей искренней любви и душевного тепла. Поэтому, если вы это читаете, то пожелайте ему чего-нибудь доброго и славного, и пусть наши лучи любви найдут адресата! Многая лета!!!
Навеяно (внезапно!) стихами Осипа Эмильевича Мандельштама. И даже не спрашивайте, как из этого....
***
Я через овиди степные
Стремился в каменистый Крым,
Где обрывается Россия
Над морем черным и глухим.
От монастырских косогоров
Широкий убегает луг.
Мне от владимирских просторов
Так не хотелося на юг.
Целую локоть загорелый
И лба кусочек восковой.
Я знаю - он остался белый
Под смуглой прядью золотой.
Целую кисть, где от браслета
еще белеет полоса.
Тавриды пламенное лето
Творит такие чудеса.
Как скоро ты смуглянкой стала
И к Спасу бедному пришла,
Не отрываясь, целовала,
А гордою в Москве была.
Нам остается только имя -
Чудесный звук, на долгий срок.
Прими ж ладонями моими
Пересыпаемый песок.
***
...получилось то,что получилось! Я всё равно не отвечу вам на этот вопрос^^
И, конечно же! Данная работа является вымыслом и никакого отношения к реальным людям, в ней упомянутым, не имеет! Если же, вы всё-таки усмотрите какие-то сходства, то знайте, что всё написанное писалось с огромным патриотизмом и почтением. Пожалуйста, не рассматривайте данную работу, как попытку насмешки или издевательства, делайте скидку на психологию старого слешера.
le texte Денёк в окрестностях Балаклавы разыгрался на загляденье: с самого утра на лазурево-ультрамариновом небе ни тучки, с моря дует солёно-горьковатый горячий ветер, да и водичка, говорят, по сезону. Лучшее время и место для долгожданного отпуска. Долгожданного, скорее не из-за самого времени ожидания, а из-за факта его совместности. Да, покой при их должностях мог только сниться, но даже им положен хоть краткий, но отдых. И вот уже чемоданы собраны, а машины поданы.
Отпуск в Крыму: август и море, жаркий суховей, горячий песок, запах кипарисов, и блаженные несколько дней наконец-то наедине – это всё осталось где-то далеко, в прошлой спокойной частной жизни. Сегодня же, сразу по прилёту, они ступили на профессионально организованный конвейер мероприятий, встреч и интервью. И вот сейчас морем можно любоваться только с борта исследовательского катера, правда, толпа журналистов, организаторов, технического персонала и членов географического общества всё равно загораживает обзор. Глава Правительства откровенно скучал, слушая пространные разглагольствования председателя общества о несметных богатствах, что таятся на дне бухты, и размышлял над тем, как он дошёл до жизни такой. В принципе, он на этом борту отнюдь не основная фигура, всё внимание и все объективы прикованы к персоне более важной, так что он мог насладиться видимостью относительного покоя. Стоя на палубе и наблюдая за неподдельным интересом, который Президент проявлял, к жизни географов, и его повышенным вниманием к их глубоководной технике, Дмитрий думал о том, что настаивая на отпуске, ему бы следовало более конкретно оговаривать детали. Всё начиналось примерно год назад, когда у него появилась шальная и по-мальчишески легкомысленная идея провести лето вдвоём в Крыму. Ну, хорошо, не лето, а хотя бы несколько дней, и не вдвоём, конечно, а с минимальным количеством персонала, но непременно в Крыму.
Со своей ностальгией по безоблачной, но ушедшей студенческой молодости, проводившей свои летние дни в этих горах и возле этого моря, и по юношеской наивной романтике, спорить трудно. И эту его идею, осторожно высказанную как-то, между прочим, в темноте спальни, неожиданно восприняли без издёвки и даже пообещали обдумать на самом высоком уровне. Думали почти год, и сегодня они были здесь. Правда, на тот отпуск, в который периодически уносили услужливые мечты, это было абсолютно не похоже. Вместо уютного и не вычурного особнячка вдали от туристических маршрутов, окруженного магнолиями и горами, – гостиница класса люкс, все входы и выходы которой перекрывали десятки элитных бойцов из ведомственной службы охраны, вместо совместных велосипедных прогулок на рассвете по живописным тропам – бронированные лимузины в окружении кортежей, вместо вечеров на террасе, пропахших солью и хвоей, – заседания и переговоры с вечера и до рассвета. Затем несколько часов на сон, и снова встречи и доклады. Наверное, надо было учесть, что человек, вдвоём с которым так отчаянно хотелось провести эти ускользающие летние деньки, не привык мыслить обычными обывательскими категориями. Хочешь в Крым? Пожалуйста, всё для тебя! Соберите-ка там журналистов, руководителей отраслей и крупных предпринимателей. Что-то не так? Не даром же кататься, заодно и инспекцию проведём, говорят, что не всё там так гладко. У тебя какие-то возражения? Нет? Отлично, собирай документы и прикинь план проверок по пути. Кстати, вроде у Русского Географического Общества намечается юбилей по случаю стосемидесятилетия со дня основания? Вот, заглянем к ним.
С таким же успехом можно было командировать вместо себя кого-нибудь из министров. Мединскому бы понравилось. Наверняка, Президент бы даже не заметил смены кадров. И ведь жарко же ещё, как на зло, хоть бы тень какая.
– Батискаф готов к погружению. Можем начинать работу, – рапортует бравый, но немного перепуганный географ перед объективами фотокамер.
– Пойдём? – интересуется Президент, будто у несчастного учёного есть варианты ответа, и по-молодецки сбегает вниз по трапу, даже не оглянувшись.
– Сергей, простите, а что происходит? – кажется, размышления, рефлексия и жалость к самому себе слишком затянулись, и теперь он пропустил что- то важное.
– Погружение, – Шойгу обыденно пожимает плечами, безучастно глядя, как вокруг батискафа белой пеной вскипает вода. – Это было в расширенной программе. Вы читали в самолёте?
Ну да, конечно, именно этим и занимался всю дорогу, программы изучал. В полёте он с ехидством размышлял о том, что сам он тоже полон сюрпризов и у них всё-таки будет отпуск, пусть всего на два дня, но настоящий: с небольшим тихим особнячком, кипарисами и морем. Кажется, надо было быть внимательнее.
– Это безопасно вообще? Они просто посмотрят, что там под водой, да? – тем временем о батискафе уже напоминал только натянутый трос.
– А что может быть опасного в погружении на дно в этих водах? Да и дна-то там – одно название, каких-нибудь метров восемьдесят от силы. Пойдемте лучше на пульт, посмотрим, как опускаются, – и Сергей удаляется, в рубку, по пути найдя себе собеседника в лице руководителя группы исследователей, который с энтузиазмом делится техническими и рабочими характеристиками своих аппаратов.
Восемьдесят метров, на дно в батискафе, и правда детская забава. В этот момент, догоняя удаляющегося министра обороны, Дмитрий чётко решил, что составителя расширенной программы визита, по возвращении в Москву, будут ожидать крупные неприятности, – явное упущение, что ссылки в Сибирь отменены, надо бы внести на рассмотрение Парламента, – а новоявленного исследователя морских глубин – серьёзный разговор, когда вернётся. Пусть только вернётся.
В рубке царила нервная, но приподнятая кутерьма. Команда, техники, связисты, операторы, и вездесущие журналисты. Даже Сергей куда-то запропастился. Да и его самого взяли в оборот, едва он переступил порог.
– Отличный кадр будет! Дмитрьанатолич, будьте добры, присядьте вот, рацию возьмите.
– Это не рация, – попытался праведно возмутиться кто-то из команды учёных.
– Да и плевать. Моё дело прессу обеспечивать, а не в технике вашей разбираться. Сеанс связи готов? Звук есть? Приготовились. Снимаем, ребята. Дмитрьанатолич, там кнопочка такая сбоку, ага.
Дмитрий непонимающе покосился на вертлявого, немного дёрганного парня, – странно, что он не помнил его в штабе этой поездки, – который, видимо, обеспечивал красивый сюжет для масс-медиа, тычущего пальцем куда-то себе под ноги, – мокасины, кстати, у него на редкость уродливые, – пол? вниз? внизу вода. Батискаф! – и нажал на предлагаемую кнопку вызова.
– Владимир Владимирович? Добрый день! – секунда, вторая. Тишина в эфире различима даже в треске фотоаппаратов. Почему не отвечают? Что-то со связью? Или не со связью...
– О! Дмитрий Анатольевич! Привет! Что делаете?
Шутник выискался! Ну, пусть только этот ржавый тазик всплывет! Но команда в восторге, напряжение спало, смеются от души. Старательно подбирая слова, избегая нецензурных, Дмитрий с усилием улыбается и поддерживает диалог.
– С Вами разговариваю на посту управления, – а ведь действительно отпустило, тоже хочется рассмеяться.
– Знаете, я рекомендую потом тоже опуститься и посмотреть. Тут настолько интересно, столько много объектов. Очень хорошо видно останки корабля.
Ага, щ-щас! Нашёл дурака. Вон пусть Шойгу ныряет, хоть с аквалангом, хоть с маской. Сейчас бы только возвращения дождаться.
– Это действительно очень интересно, но мы Вас дождёмся, а потом по Вашим следам, – держи карман шире. Дождёмся и серьёзно поговорим, и ни за какими погружениями скрыться больше не получится. Господи, там же перепады давления, к этому же готовиться надо. Долго они там ещё? Почему опять тишина?
– Ну, договорились.
– Ждём Вас.
Ещё как ждём!
– Да. – Всё? Сеанс закончился, можно теперь тайм-аут? – Обнимаю тебя.
Там определённо давление. К чему это? Несмотря на отношения, длящиеся почти два десятилетия, Дмитрий даже в телефоне у него всё это время значился по фамилии, имени, отчеству и должности в придачу. Подобные вольности позволялись крайне редко и в крайне неформальной обстановке. Кажется, у кого-то очаровательно весёлое настроение. Хорошо, что годы публичной деятельности не проходят просто так, ничего из лихорадочно пульсирующего в голове и ноющего в сердце, ни на секунду не явило себя присутствующим. Держать марку – первая должностная обязанность любого политика.
– Обнимаю! – Дмитрий заканчивает сеанс связи задорно и несерьёзно, под смех команды и одобрительные хлопки организатора прессы.
– Дмитрьанатолич, высший класс. В эфир пойдёт сразу вечером. Вы молодец, – медиа-спец материализуется перед ним, загораживая проход и такой необходимый сейчас путь на волю.
– Будь другом, – сейчас он позволяет себе выдохнуть и расслабить плечи, – уйди. С эфирами – к Пескову.
Ему откровенно плевать на реакцию медийщика, на слегка смущенную команду и всё это мероприятие целиком. Он радуется возможности на несколько минут остаться в одиночестве и выходит из рубки. За бортом кричат чайки и бьются волны, если сосредоточится на шуме моря, закрыть глаза и глубоко вдохнуть, можно представить, что рядом никого нет. Что на этом катере, арендованном на вечер для более близкого знакомства с подводной фауной Чёрного моря, они одни, и сейчас можно просто фотографировать начинающее клониться к заходу солнце – называя фотографии в своей ленте как-нибудь незатейливо, ибо этот августовский вечер не располагает к работе мысли, – и ждать, когда Владимир наныряется всласть и, поднявшись на борт, расскажет, что видел под водой. А потом можно будет поставить шезлонги на смотровой площадке, приготовить коктейли...
– Михалыч, ёшки-матрёшки, куда штатив поволок? Нам еще пресс- конференцию снимать. Давай, тащи ещё света и собирай там этих оголтелых, пусть вопросы готовят, сейчас подниматься будут.
Твою ж дивизию! Коктейль и шезлонги – забыть. Про катер и фотографии заката – тоже. И ведь даже сигарет нет. Никаких больше отпусков, отдыхать только дома на газоне, по крайней мере, там нет батискафов и орущих техников. Решено.
Самое нелепое в этой ситуации, что ему не дали не только начать свою приготовленную обвинительную речь, но даже увидеть само поднятие. Как только верхняя часть батискафа появляется над водой, а трос натягивается уже до придела, ему мягко намекают, что машина ждёт его у причала, а его самого ждут участники " Тавриды". Пришлось ехать, хоть вид кипящей белой пены и будет преследовать его целый день.
Уже глубокой ночью, с отчаянно гудящей и пустой головой, ватными ногами и воспаленными глазами, добравшись, наконец, до гостиницы, он успевает лишь узнать, что у Президента экстренное внеочередное совещание государственного совета Крыма, длящееся с вечера. Ещё успевает собрать себя и отменить бронь особняка – всё равно не понадобится уже, – понять, что он устал настолько, что ему плевать на всё, что будет завтра и тут же отключиться, едва голова касается подушки. Не хватило сил даже на то, чтобы отправить обычное сообщение с пожеланиями спокойной ночи, которыми они традиционно обменивались, когда не было возможности сказать это лично. Нет, следующий отпуск определенно дома под яблоней!
Дмитрий не знает, который час, но определённо рано. Кажется, что он только на секундочку прикрыл глаза, даже не снилось ничего, но уже явно утро, иначе, что за дымно-карминовую полосу он видит в окно. Чего не спиться только? Он вновь закрывает глаза, в надежде поспать хоть ещё немного. И почти тут же приходит понимание, что его разбудило – руки, тёплые и сильные, такие родные и знакомые, по-хозяйски обнимающие его поперёк живота, под тканью любимой домашней футболки, в которой он привык спать.
– Проснулся, – не вопрос, а констатация. Почему-то момент его пробуждения всегда фиксировался безошибочно, даже если он пытался его скрыть, наслаждаясь редкими моментами утренней идиллии – а я думал поспать хоть немного.
Дмитрий дёрнулся было, пытаясь перевернуться на другой бок, но хватка на поясе стала сильнее, а к шее, чуть выше седьмого позвонка, прижались чужие губы.
– Уймись, пожалуйста, я буквально только что прилёг.
Он затихает, расслабленно вздохнув и, закрыв глаза, прижимается затылком к плечу Владимира.
– Который час?
– Шесть утра почти.
– Давно вернулся?
– Минут сорок назад. Смотрел, как ты спишь.
– И как же? – улыбку сдержать не удаётся.
– Спокойно. Как человек с чистой совестью, решивший разногласия по бюджету и внесший туда пункты по крымским отраслям, как я просил. Хотя ты этого и не сделал.
– А всё так хорошо начиналось. Что за привычка напоминать о делах в такую рань? Проект мы составили, я внёс коррективы, дай экономистам время помозговать, – противиться желанию прижаться спиной к груди, и заставить обнимающие его руки обнимать ещё крепче, не хотелось, да и незачем было.
Через рассветное блаженство и уютную негу приходят мысли о вчерашних мероприятиях. И стараясь думать о том, о чём хотел спросить, а не о том, что поцелуи на шее ощущаются физически обжигающе, а ладонь, продвигающаяся с его бока к груди, оставляет ощутимый горящий след на коже.
– Как вчера прошло? Интересно было? Как чувствуешь себя?
Кажется, разговоры сегодня утром не в приоритете, по крайней мере, собеседника больше волнуют его плечи и лопатки, чем вопросы. Но ведь надо делать скидку на уровень самого собеседника, он всегда контролирует любую ситуацию.
– Было интересно, рекомендую. Галеон посмотрели. Жаль короткое погружение. Чувствую себя прекрасно, спасибо.
Следующий вопрос, который, кстати, и являлся самоцелью, повисает в воздухе, ибо Премьер за мгновение оказывается прижатым спиной к простыням из дорогого тончайшего муслина.
– Послушай, сейчас, ещё один вопрос. Это важно, – как же трудно говорить о делах, когда на тебя смотрят так, а ладони, фиксирующие запястья, настолько горячи.
– Только ты можешь в такой момент задавать вопросы, – на него смотрят насмешливо, но одобряюще. – Слушаю тебя. Внимательно.
Но внимательно слушать – не значит бездействовать, поэтому рука слушателя медленно скользит по груди Дмитрия к краю его футболки.
– Что делать с реакцией соседей? Нет, я всё понимаю, но ситуация неоднозначная, и наш с тобой визит на полуостров, ещё и вдвоем может вызвать вопросы. Они однозначно поднимут волну возмущений.
Владимир недовольно изгибает бровь и брезгливо морщится.
– Нет, дослушай, пожалуйста. Я как юрист должен как-то скоординировать дальнейшие действия. Как будем реагировать на международные заявления? А новостные ленты, которые, уверен, пестрят ещё со вчерашнего вечера, что делать с ними?
– Пролистывать, Дим.
От праведного негодования даже выдохнуть не получается, хотя, скорее всего, тому виной нетерпеливый, собственнический поцелуй.
Дмитрий не без усилия освобождает руку из захвата сильных пальцев и обнимает Владимира за шею, притягивает ближе, отчаянно цепляется за его плечи, пытаясь то ли остановить его, то ли приблизить долгожданную близость.
– Забыл, кстати, – Владимир усмехается в поцелуй и чуть отстраняется, – задержимся тут до пятницы.
– Зачем? – деловой тон возвращается, но приказать рукам не касаться, остановиться и перестать ощущать раскрытыми ладонями стальные мышцы его плеч и спины, уже невозможно.
– Кажется, я должен тебе отпуск.
Вот тут уже время удивляться искренне.
– Отпуск? Мне? Ну что ты, какие мелочи.
– Не ехидничай, с памятью у меня все хорошо. Тогда, после Форума в прошлом сентябре.
– После того Форума ты мне вообще много чего обещал, – воспоминания о тех нескольких днях год назад, после его экстренной командировки из Москвы в Сочи, о тех темах, о которых им пришлось поговорить тогда впервые за многие годы, и о том, что было после того, как все недосказанности остались позади, до сих пор заставляли чувствовать себя неловко и непроизвольно отводить взгляд.
– Ладно, с прочим после разберемся. А эти дни проведём в неплохом таком особняке в гористой местности, с видом на море, миндалём во дворе и лавандой на клумбах. Тебе понравится, гарантирую.
Дмитрий довольно улыбается и жмурится от ярких ощущений, вызванных прикосновением сухих горячих губ, прослеживающих контуры его ключиц.
– Уверен, что понравится? – дыхание сбилось к чёрту, но выровнять его нет никакой возможности.
– Уверен. Ты же сам его бронировал.
Время искренне удивляться: дубль два.
– Ты знал?
Владимир только иронически вскидывает брови и со вздохом качает головой.
– Ну да, конечно знал, – ответ скорее самому себе, – но постой, я ведь отменил бронь.
– Ты отменил, я забронировал. Сегодня с 10 утра и до обеда пятницы он наш. Но у меня условие.
Ага, не смотря на то, что на Президенте футболка, бизнес-план в рукаве всегда есть.
– Какое?
– С тебя совместная тренировка, когда вернемся.
– Не люблю я это твоё увлечение тасканием железа. Может бадминтон?
– Ты серьёзно?
– Теннис?
– Ты мне обещал.
– Я тогда погорячился. Ладно-ладно, я согласен, но после тренировки с тебя завтрак.
Владимир довольно – даже слишком довольно – улыбается и кивает, проводя ладонью по его волосам. Что-то тут явно не так. Но думать сейчас об этом нет сил. До Москвы с её проблемами так далеко, а несколько дней посреди кипарисов и магнолий вот они, уже сейчас. Дмитрий глубоко вдыхает и подается вперёд, чтобы быть ещё ближе к умелым рукам, каждый раз доводящим его до исступления, помогая избавить себя от футболки. Он откидывается на подушки и чувствует, как по коже бегут мурашки от этого враз потяжелевшего, оценивающе-собственнического взгляда. Господи, только от одного этого взгляда можно сойти с ума, об этом прекрасно знали и этим беззастенчиво пользовались. Он до боли закусывает губу и на ощупь пытается стянуть чужую футболку, в то время как горячие губы составляют неведомый узор на его обнаженной груди, переходящий на ключицы, шею и плечи. Если бы получалось острить, можно было высказать шуточное предположение про двуглавого орла, но сейчас на это просто нет сил.
И вдруг всё прекращается. Затуманенный взгляд фокусируется плохо, но он старается сосредоточиться и понять, в чём причина. Владимир смотрит на него сверху вниз задумчиво, о чём-то размышляя.
– Володя?
– Я сказал до пятницы?
– Что? – Дмитрий старается унять дыхание и приподняться на локтях, но его лёгким, но точным движением руки отправляют обратно. – О чём ты?
Владимир отрывисто кивает своим мыслям и снова склоняется, упираясь в подушку одной рукой, целуя его плечи.
– Я передумал, перебронируем.
Пока Дмитрий теряется в ощущениях последующего властного, даже агрессивного поцелуя, Владимир нашаривает телефон возле лампы у кровати.
Он разрывает поцелуй и накрывает губы Премьера ладонью, набирая номер.
– Сейчас, Дим, секундочку. Алло! Дмитрий Сергеевич, доброе утро, не разбудил? Ну, прости. Слушай, чуть планы изменились. Будь добр, домик тот перебронируй до утра субботы и самолёт пусть во второй половине дня, хорошо? И ещё, машину сегодня не к десяти, а после обеда, что-то не хочется уже с утра ехать. Да, отдохнуть решил.
Дмитрий беззвучно смеётся, хоть и колкий осуждающий взгляд немного портит внезапное искреннее веселье. Владимир придерживает пальцами его подбородок, фиксируя лицо, и время ожидания на линии тратит с пользой – вновь возобновляя глубокий и жаркий до искр в глазах поцелуй. И едва удается сдержать вскрик, когда кожу на шее больно прикусывают зубами.
– Готово, да? Отлично. Спасибо тебе. Всё спи спокойно дальше, рано ещё, – его способность моментально переключаться и создавать впечатление, что он не отвлекался ни на секунду, всегда поражала, – Да-да, отдыхай. И я тоже, Дмитрий Сергеевич, конечно. После вчерашнего мне определенно нужен отдых.
Он сбрасывает вызов и недовольно щурясь, бросает телефон на пол рядом с кроватью.
– Прости, но это было забавно. – Дмитрий мягко освобождается от удерживающей его руки, не прекращая улыбаться, – Отдых нужен, видите ли, – продолжает уже серьёзно и лишь слегка недоверчиво, – Так что…значит, отпуск? – и наконец-то добирается до футболки Главы Государства, но долго этим фактом не наслаждается – избавляется от неё как можно скорее.
– Отпуск. Самый полноценный. Целых три дня. Я ведь тебе обещал.
И теперь уже никаких обсуждений и звонков, решений и раздумий. Они имеют на это право. Сейчас только жаркое рваное дыхание на саднящих и воспаленных губах, горящая от прикосновений кожа, переплетенные пальцы, грубые захваты, перемежающиеся нежными касаниями, и в этой огромной, пропахшей можжевельником и миндалем спальне, одна на двоих – не смотря на распахнутую балконную дверь – острая нехватка кислорода. Признания и слова, все эти годы подразумеваемые, но очень редко произносимые вслух. Сегодня можно всё, даже больше, сегодня начинается отпуск.
Там, за раздуваемой морским рассветным ветром шторой из тончайшего белоснежного батиста, просыпается полуостров, готовясь встречать новый день, призывно шумит море и беспокойно кричат чайки. Осенние дни в Москве, которые начнутся совсем скоро, будут привычно тёрпко-дымными, а ночи туманно- промозглыми, но пока есть отпуск в Крыму: август и море, жаркий суховей, горячий песок и запах кипарисов, блаженные несколько дней наконец-то наедине, и самое синее в мире Чёрное море.
@темы: @политика, @фикрайтерское
воскресенье, 27 сентября 2015
09:50
Доступ к записи ограничен
Люби Есенина в себе!
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 02 сентября 2015
Люби Есенина в себе!
Фандом: След
Основные персонажи: Константин Котов , Константин Лисицын
Пейринг или персонажи: Лисицын/ Котов (Данилов/Гранин подразумеваются моим больным воображением)
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC
Размер: Миди, 13 страниц
Описание:
О сделанном выборе, принятых решениях, и данных ответах. Таймлайн вокруг да около серии № 267 «Снеговик»: по воле нелепой случайности, капитана Котова задели шприцем, на игле которого кровь пациента, больного СПИДом. Двум оперуполномоченным предстоит проверить на прочность свои нервы и отношения.
Посвящение:
Любимому сериалу, который поддерживал и успокаивал меня на больничной койке в постоперационный период. Видимо, именно тогда, расширенным после наркоза сознанием, я и смогла разглядеть новый пейринг, который игнорировала до этого, уже имея в запасе одно ОТП.
Посвящается новому сезону «Следа» и стартовавшему регулярному чемпионату Континентальной хоккейной лиги, сезона 15/16.
Публикация на других ресурсах:
Да, пожалуйста) Только с копирайтом и ссыль пришлите!
Примечания автора:
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны.Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю
часть 1 – Он что, блефует?
Застать капитана Котова Константина Сергеевича врасплох редко у кого получалось, но психиатр, – а по совместительству подозреваемый в убийстве – Олег Горский с этой задачей справился неожиданно талантливо и даже с некой выдумкой. В самом деле, ну какое оружие может быть у врача в кабинете? Даже смешно. Но вот оказалось, что и врачи-психиатры хранят козыри в рукаве, вернее –шприцы в кармане.
– Нет, это шприц, которым я делала укол пациенту Потапову, –милая и привлекательная медсестра Таня сейчас цветом лица не отличалась от своего халата, – а он болен СПИДом. Потапов болен.
Котов устало вздохнул, чувствуя, как игла упомянутого шприца неприятно упирается в шею и ободряюще улыбнулся медсестре.
– Жаль.
На то, чтобы вывернуться из неуверенного отчаянного докторского захвата, перехватить руку, заломить за спину и проследить, чтобы лицо эскулапа повстречалось со столешницей, ушли считанные секунды –сознание даже не попыталось отразить последовательность действий, тело знает и помнит всё лучше.
– Знаешь,Горский, мне уже порядком надоела твоя интеллигентская рефлексия. Не убедительно как- то. Поехали, я найду тебе того, кто с удовольствием послушает твой рассказ, – Котов еще раз, для профилактики, встряхнул безвольно распластанного по столу психиатра и снова улыбнулся Тане. Девушка, видно, впечатлительная, смотрела на бравого капитана огромными бездонными глазами, а на самой лица нет.
Единственная мысль сейчас – он успеет домой до утра, и их долгожданный выходной в кои-то веки станет совместным. Дело оказалось совсем несложным и наконец закончилось. И если Лисицын ещё не спит...
– У Вас кровь...на шее.
Костя не сразу понял, о чём она, даже пристально посмотрел на арестованного – не перегнул ли в запале с применением силы, – но на лице испуганного врача не заметно ни ссадины, ведь Котов профессионал. А вот на пальцах капитана, которые коснулись шеи в том месте, куда минуту назад так неприятно давила игла шприца, кровь была. Значит...
Котов размазал кровь между пальцев и недоверчиво посмотрел на медсестру, словно она прямо сейчас должна была уладить все проблемы. Но она ничего не делала, только смотрела ошалело, зажав ладошкой рот.
– Глупо, – вздыхает капитан и ведёт задержанного на выход.
***
Чем больше город, тем сильнее одиночество. А это же самый большой город. Москва – город работы, одиночества, и устоявшихся порядков. Ещё Чаадаев говорил, что в Москве каждого иностранца водят смотреть большую пушку и большой колокол. Пушку, из которой стрелять нельзя, и колокол, который свалился прежде, чем звонил. Видимо, всему виной своеобразное чувство юмора, которое сформировалось из этого самого настоянного одиночества: полынно-горькое и частенько совершенно невесёлое. От вязкой смеси шумной многолюдности и гулкого одиночества порой звенит в ушах и болезненно сводит скулы. И не стоит думать, что от этого можно спастись в бесконечных посиделках или телефонных звонках. Тут обманчиво и двулико всё, даже они.
Антонова звонит перед рассветом, в тот час, когда оконечье горизонта только начинает намечаться, и даже через крепкий сон приходит эфемерное ощущение того, что спать осталось недолго. Не то чтобы майор ФЭС Лисицын Константин Львович слишком дорожил этими часами сна, но, с другой стороны, чем ещё заниматься в такой час человеку в свой единственный выходной, оставшись дома в гордом одиночестве. Однако, привычка, выработанная годами, сработала безукоризненно и в этот раз: просыпаться майор умел за секунды. Особенно, когда звонили с работы, особенно – в такое время.
– Валя, доброе утро. Что у вас? Вызов? Где?
– Я разбудила тебя?
– Нет, Валюш, что ты? В такое-то время и спать? Я уже и печь растопил, и сани заложил, – он пытается шутить, несмотря на то, что внутренне собрался, готовясь узнать неприятные новости.
– Костенька, ты только не волнуйся. Доброе утро, кстати. Котов у меня, – Антонова резко выдыхает и молчит, давая время осмыслить информацию.
Он резко садится на кровати и периферический край сознания непроизвольно и профессионально фиксирует, как черничные предрассветные сумерки за окном размашисто расчерчивает киноварно-красная линия горизонта. По всем признакам время спокойствия и умиротворенности заканчивалось, уступая место новому дню с его суетой и проблемами.
– Валя, что значит " у тебя"? – ответ очевиден, но уточнить никогда не помешает. Тем более что пауза и так затянулась, надо было что- то говорить, а в голове никаких мыслей. Хотелось сказать, что она ошибается, что Котов никак не может быть сейчас в ФЭС, потому что он... но ведь она права. Со вчерашнего выезда майор его так и не дождался и сейчас дома пребывал абсолютно один.
– У меня в мор...Костя, с ним все хорошо, ты не переживай. Мне просто нужно некоторые анализы у него взять и я его сразу отпущу. Тут просто, понимаешь, на задержании инцидент произошел и он... его...
Сбивчивый рассказ Антоновой о ночном происшествии он слушает безмолвно, невнимательно, улавливая только ключевые повороты. Что-то горячее, тягучее подступает к горлу, не даёт сделать вдох. Сжимая в кулак неожиданно ледяные пальцы, он сосредотачивается на голосе в трубке. Валентина, Валя, Валюша, их спасительница и добрый доктор ФЭС. Казалось, что не было такого сотрудника экспертной службы, которому этот синеглазый ангел- хранитель не помог бы хоть раз. Она находила выходы из самых безвыходных ситуаций, в медицинских вопросах ей не было равных. В самом деле, не пойдешь же к Рогозиной, если тебя собака покусала или подозреваемый, такое тоже случалось. Своих пациентов Валентина всегда окружала максимальной заботой и участием, стараясь находиться рядом каждую минуту. И что с того, что ты лежишь в морге?! Зато на мягкой подушке и твоя жизнь и здоровье в самых надежных руках. Как бы абсурдно не звучало, но попадая в ее вотчину, становилось как- то спокойнее, приходила уверенность, что теперь точно все будет хорошо. К Антоновой можно было прийти с любыми вопросами и проблемами, а уйти с готовым ответом и решением. И за что этому прелестному созданию с невероятно большим, добрым и любящим сердцем, – все сотрудники ФЭС уже знали, что любое – от котенка до петуха– животное, хоть как- то замешанное в деле и попавшее в офис, с вероятностью 95% обреталось на территории подконтрольной Валентине, – всегда доставалась роль гонца, приносящего дурные вести, Лисицын понять не мог. Валя старалась никогда не беспокоить никого просто так, поэтому звонки от нее в такое время заведомо не несли ничего хорошего. А учитывая деятельную натуру его напарника, получать подобные известия от Антоновой становилось дурной закономерностью. И даже в эти моменты поражала её способность сгладить первое впечатление от новости, успокоить, вернуть мысли в логическое русло. Хотя её "ты только не волнуйся" обычно означало, что волноваться нужно начинать немедленно и очень сильно. Еще свежо в памяти ее последнее: «Котов на выезде порезался об шкатулку, есть вероятность, что в его крови быстродействующий яд, который мы пока не можем определить. Но мы работаем, несколько часов у нас есть. Кость, ты только не волнуйся, но может тебе бы приехать, а?». И вот теперь это.
– Костя. Костенька, чего ты молчишь? Лисицын!
Город затаился на излёте ночи, всё ещё тёмный, холодный. Во тьме ничего ещё нельзя было разглядеть, лишь неясные силуэты соседних домов в предрассветной мгле. Их еле-еле высвечивала пока ещё блеклая, но уже разгорающаяся полоска зари. На мгновение, всего на одно обжигающе-ледяное мгновение, ему становится по-настоящему страшно и холодно, будто сам он находится там, под этим мартовским рассветом, от яркости которого москвичам, за зиму отвыкшим от красок, до слёз режет глаза. Или же встающее солнце, начавшее обозначаться над горизонтом, тут не при чём?
– Валюш, когда он будет дома? – голос приглушённый, плохо слушается и какой-то ослабленный, словно горло что-то сдавило и продолжает затягиваться сильнее.
– А мы почти закончили, Костенька, сейчас отпускаю.
– Спасибо тебе.
Лисицын сам не знает, за что благодарит. Наверное, за то, что услышать такое не от нее было бы еще сложнее.
--------
Котов появляется дома, когда солнце уже в полную силу радовало продрогший город, а чайник на кухне закипал раз, наверное, в пятый.
– Доброе утро, – Лисицын выходит в прихожую, наблюдая, как Костя снимает куртку, стараясь избежать зрительного контакта. – Как дело? Закончили?
– Привет, – капитан наконец справился с верхней одеждой и прошел на кухню так и не взглянув на него, – Да, взяли гада. Горский. Как мы и думали.
– Поздравляю. Завтракать будешь?
– Знаешь, что-то не хочется, – Котов впервые поднимает глаза и как- то растеряно пожимает плечами. – Это из- за всей этой ночной беготни, наверное.
– Наверное, – к чему сейчас спорить? – Кофе?
– Вот кофе можно.
Кофе заваривается в молчании.
– Мне Валя звонила, – Лисицын не выдерживает первым.
– Ёшкин же кот! Работаем в секретном подразделении, а информация распространяется быстрее, чем на рынке! – Котов резко ставит чашку на стол и трёт переносицу. – Я бы тебе и сам всё рассказал в первую очередь.
– Не заводись, это я знаю, а она хотела как лучше. Переживает же.
Котов бурчит что- то нечленораздельное про благие намерения и преисподнюю, и углубляется в изучение рисунка на столешнице.
Сейчас светлый лоскуток пластыря на его смуглой коже особенно отчетливо бросается в глаза. За свою карьеру капитан Котов успел собрать на своем теле коллекцию разнообразных отметин и напоминаний о прошлых делах, но кто бы мог подумать, что незаметная царапина принесет с собой проблем больше, чем шальная пуля. Глупость какая. Константин осторожно, подушечкой большого пальца, касается тканевой поверхности пластыря, скрывающего досадный порез. Сопротивление не оказывается, поэтому он продолжает траекторию, уже касаясь крученого гайтана, на котором Костя носил нательный крест, уводящего под ворот рубашки.
– Что там про шрамы и мужчин говориться? На этот можешь не рассчитывать, тут даже следа не останется, – его пальцы прослеживают черную тесьму под воротник рубашки и замирают, коснувшись ключичной кости.
– Да не в следе дело, – раненый наконец отмирает, сбрасывая с себя задумчивое оцепенение и руку майора заодно. – Прекрати, в самом деле!
– Ну ладно, что сказали? Какие прогнозы? – Лисицын возвращает разговор в деловое русло, изо всех сил борясь с желанием продолжить прерванный сон выходного дня –теперь наконец не в одиночестве – дождался –, а обо всех недоразумения подумать после.
– Да не ясно пока ни хрена. Там же, понимаешь, срок должен пройти. А сейчас что- то определенное сказать... – Костя отодвигает от себя чашку и наконец говорит то, что обдумывал, наверное, до сих пор. – Я думаю, что на это время нам будет лучше разбежаться. Ну, временно, что ли, пока всё не выясниться, – Котов заметно напрягается под тяжелеющим взглядом майора, но всё же собирает в кулак офицерскую волю и заканчивает твердо и уверенно. – Пока диагноз неизвестен, тебе лучше не рисковать.
Выходной, говорите? Отоспаться? Видимо, где-то в параллельной вселенной. Лисицын около минуты переваривает поступившую информацию, потом отрывисто кивает и встает из- за стола.
– Ясно. А ну-ка пошли.
– Куда мы...- капитан хмурится, но послушно поднимается за ним.
– Иди- иди, давай, - Лисицын перебивает его, распахивая балконную дверь так, что она моментально встречается со стеной, и выходит. –Разбежаться? А что, неплохая идея! Можешь начинать. Тебе места- то хватит? Если нет, можешь начинать бежать из прихожей. Не передумал? Двенадцатый этаж всё-таки, – непроизвольно приходит мысль, что число двенадцать прочно обосновалось в его жизни: двенадцатый дом, двенадцатый этаж, Костя переехал к нему в декабре, – Я ведь могу и помочь, выкину тебя сейчас с этого балкона и всего делов. Заметь, безо всяких разбегов.
Котов замирает, придерживая ни в чем неповинную дверь, которая ни за что испытала на себе всю силу майорского гнева.
– Костя....
– Слушай, помолчи уж, не то я за себя не ручаюсь. Разбегаться он собрался! – окончание монолога, состоявшее сплошь из непечатных выражений, было трудно разобрать за попытками Лисицына прикурить. Не с первого раза, но всё же ему это удается. Котов не мешает– так и стоит, прислонившись к косяку балконной двери, наблюдая напряженную спину своего майора в этом беззаботно- морозном весеннем утреннем свете.
– Держи, – Лисицын не оборачиваясь протягивает ему открытую пачку.
– Кость, да я же не...
– Ты же не куришь, ага. Именно поэтому таинственным образом исчезает в два раза больше сигарет, чем выкуриваю я.
– Вот и живи с майором ФЭС. - пытается отшутиться Котов, выуживая сигарету из пачки и принимая зажигалку.
Его шутка остается неоцененной. Курят молча, долго и вдумчиво. Наблюдая, как утро окончательно набирает силу и охровое, какое бывает только ранней весной, солнце, отгоняя от себя предрассветные облака, готовится вытеснить остатки холодной ночи из всех дворов и подворотен Москвы.
– Седеешь, – Костя первым нарушает молчание, кончиками пальцев касаясь чужого виска.
– С тобой поседеешь, пожалуй! – Лисицын недовольно трясет головой, но тон его уже скорее уставший, чем угрожающий. Буря миновала, теперь можно разговаривать без опаски за собственное здоровье и целостность домашней утвари.
– Костя, пойми, – Котов еще раз затягивается и продолжает, обращаясь к затылку упрямца, – у СПИДа долгий инкубационный период, что- то около месяца. Только тогда можно будет провести окончательные анализы и сказать точно, заразился ли я. Мне Белозёров объяснил.
– Месяц! – нервно фыркает Лисицын – Так ведь и с ума можно сойти от ожидания. Ты же себе все кости пережуёшь. Мне, впрочем, тоже. Ну ладно, и что наши умники в конторе предлагают? – он наконец- то тушит сигарету в пепельнице и поворачивается к собеседнику лицом.
– Гранин предложил этого Горского....ну-у, при попытке к бегству, – Котов криво усмехается, однако майора, отчего-то, это предложение искренне веселит.
– Слушай, а Пашка-то наш страшный человек, оказывается! А безопасно оставлять с ним Данилова наедине долгими холодными зимними ночами? Наше ведомство однажды скоропостижно не лишится отличного опера? Но его идею с психиатром я поддерживаю, если что, –он смотрит с улыбкой, прислонясь спиной к перилам балкона.
– Вот уж тёмными холодными ночами Данилову точно ничего не грозит, кроме, конечно, неуёмного энтузиазма Гранина, за него не переживай. Но если положение станет слишком угрожающим, Степан хорошо стреляет, – веселье, кажется, передаётся и Котову.
– Ну, допустим, что у Гранина только радикальные методы, с которыми, кстати, я согласен, а ещё предложения будут? Что Антонова говорит?
– Ничего конкретного, – капитан косится на собеседника и достаёт из пачки еще одну сигарету. – Взяла кровь на анализ, успокоила, сказала, что возможность заражения не так уж и высока, вколола что - то и пообещала, что они с Ромашиным найдут способ сократить время ожидания результатов.
– Она тебя снова уложила с комфортом в морге на каталочку с подушечкой? Карту постоянного посетителя не выдала ещё? – Котов не спорит, когда на его запястье сжимаются пальцы, и позволяет притянуть себя ближе. – И вообще тебе не кажется, что мало оптимистичного в том, что твоим делом занимаются два патологоанатома? – другая рука майора ложится на плечи и по инерции есть только один путь – вперёд, ближе к родному надёжному плечу, до упора.
– Костя, да что ты....я же говорю, что месяц...я же о тебе…Пусти! – запоздалые попытки отстраниться и вырваться из объятий удаются из рук вон плохо.
– А ну успокойся. – Лисицын обнимает ещё крепче. – Если Валя взялась за дело, значит, все будет хорошо. Я уверен. Помнишь то дело с поклонницей, которая тебя подставляла из- за большой любви к тебе же, как её там было...?
– Прохорова. Наташа. – Котов вроде и нехотя, но сдаётся, прижимаясь лбом к плечу напарника.
– Она самая. Помнишь, в ФЭС тебя подозревали и проверяли, а я тогда сразу Галине Николаевне сказал, что уверен в тебе и готов поручиться чем угодно. Вот и сейчас....Я уверен, знаю, что всё хорошо.
– Мне бы твою уверенность, – Котов недовольно супится и всё-таки отстраняется. – Слушай, надо бы сестре сообщить в Тюмень, и маме.... – он тяжело вздыхает,- она же у меня сердечница, как бы ей так поаккуратней-то...
– Да что ж такое? – майор в сердцах огрел перила кулаком, – О чём сообщать, Костя? Себя изводишь, меня, так хоть Софью Михайловну пожалей. Сообщить! Это ж додуматься надо было до такого! – Лисицын не выдерживает и, чувствуя, что сейчас сорвется, закуривает снова. – Значит, слушай меня. Ты сейчас же выбрасываешь упаднические мысли из головы. Это был досадный рабочий момент, но не более. Мы спокойно ждём результатов от Антоновой и Ромашина – уверен, они что-то придумают и очень скоро. Ты больше ни разу не пытаешься заикнуться про "нам надо разбежаться" и не трогаешь маму. И вообще сейчас мы идём, и ложимся, потому что выходной уже начался, завтра на работу, а я даже поспать нормально не успел. Все понятно?
– Так точно, – Котов тушит сигарету и очень серьезно смотрит в глаза майору, как сканером в душу, но тот встречает взгляд - и держит, сколько может.
– Серьезно? Что, так просто? Ты интеллигент, офицер в третьем поколении, и даже не попытаешься отстоять свою точку зрения? Правда, никаких возражений? – Константин не жалуется, просто привык за несколько лет совместного проживания к непростому характеру своего капитана, и приготовился к длительной перепалке, а теперь откровенно недоумевал. Но Котов на удивление собран и спокоен.
– Никаких. Я офицер в третьем поколении, и приказы старших по званию не оспариваю. Майор тут ты.
– Господи, Костя! - Лисицын не выдерживает, и, выбросив недокуренную сигарету прямо через перила, сгребает потомственного офицера в охапку, до судороги в пальцах сжимая его плечи, сминая форменный свитер – Да при чем тут........Всё будет хорошо, понял? Все будет хорошо, Костя!
И Котов верит. Он не то чтобы полностью разделяет оптимистичную уверенность старшего по званию, но у него закончились аргументы.
– Спать пошли, – раз уж приказы не оспариваются, то грех не воспользоваться.
– Кажется, я испортил тебе выходной, – Костя не спешит отстраняться, гася болезненный липкий жар нервного напряжения этой ночи исцеляющим контрастом морозного утра и тёплых рук, обнимающих его за плечи.
– Загубил к чёртовой матери, зато невероятно разнообразил мои рабочие будни и жизнь в целом. Идем уже, не май месяц тут стоять.
А еще Котов действительно хочет спать, поэтому он прекращает сопротивление, больше не спорит, и наконец- то отвечает на поцелуй.
часть 2 – В рубашке наш Котов родился, – звонил, конечно же, Ромашин. Сообщать хорошие новости доверяли и ему, – Горский этот его не тем шприцом уколол, представляешь? Перепутал впопыхах.
– Что и требовалось, – Константин невнимательно слушает дальнейшие восторженные разглагольствования патологоанатома, в очередной раз убедившись в силе собственной интуиции. Хорошо, что Белозёров сообразил первым и подал Вале идею проверить сам шприц, а не кровь Котова, иначе месяца капитанского сплина и меланхолии было бы не избежать. Сам виновник на выезде, ему можно сообщить позже, а пока– кофе.
Лисицын никуда особо не торопится, до конца смены еще пара часов, именно поэтому он становится легкой добычей. Его запястье оказывается в надежном захвате, инстинктивное движение плеча профессионально блокируется, а через мгновение его втаскивают в тёмное помещение и захлопывают дверь, перекрывая тем самым пути к отступлению. Если бы майор безошибочно не опознал "нападавшего", то кому-то бы натурально не поздоровилось – боевое прошлое отточило инстинкты до предела–, но эту надежную хватку сильных рук он не спутает с любой другой, пусть даже на идентификацию всего несколько мгновений. И потом, грубо прижать к стене–это еще похоже на захват, но вряд ли кто-то покушающийся на его жизнь, сразу после этого стал бы его целовать. Как-то не встречались ему до сих пор злоумышленники с таким экстравагантным почерком работы.
– Костя, Ромашин звонил, – пользуясь званием, Лисицын между поцелуями пытался вернуть себе хотя бы видимость контроля над ситуацией, что было сделать непросто, ибо в этом помещении с видимостью как таковой были проблемы в принципе.
–Знаю, мне тоже звонил, – Котов бесцеремонно избавляется от пиджака несопротивляющегося напарника.
– Хорошо, что они нашли более быстрый способ диагностики, и двух дней не прошло. Кстати, мне кажется, что кто-то собирался выжидать месяц, – насмешливо напоминает Константин, отмечая, что его галстук постигла участь пиджака.
Посягательства на его собственность закончились на первой же расстегнутой пуговице рубашки. Теперь, поймав в темноте чужие запястья и прижимая горячие ладони к своей груди, Лисицын смог осмотреться и понять где находится. Помещение за зеркалом Гезелла в допросной, само по себе не предполагающее наличие освещения, а если свет погасить в самой допросной, то темнота становилась практически идеальной.
Раньше он думал, что несдержанность– это черта капитанов – некая доля экстрима в отношениях Гранина и Данилова тому доказательство–, а вот руководитель выездной группы, старший оперуполномоченный должен как-то сохранять ум холодным, что ли, но сейчас он плевать на это хотел и грубо сорвав опостылевший за эти дни пластырь, касается губами отметины на шее, которая скорее угадывается, чем чувствуется, а вот лихорадочно бьющийся пульс ощущается отчетливо. Костя кладёт руку ему на шею, заставляет поднять голову, целует властно и нетерпеливо, узел его галстука не поддаётся непослушным пальцам майора. В этой какой-то первозданной тьме и тишине почти не вериться, что за стеной существуют коридоры и кабинеты, где горит свет, шуршат бумаги, работает техника. Неожиданно именно эта мысль отрезвляет и останавливает.
– Кость, еще полтора часа до конца смены и едем домой. Офис как- то не настраивает на романтический лад, ходят тут всякие.
– Кому тут ходить? Из наших только Валя и Галина Николаевна остались, – Котов хоть и пытается спорить, но всё же пиджак возвращает.
– Ну как знать, – Лисицын уже начинает жалеть о дурацкой привычке всё контролировать и вновь притягивает Костю к себе, –вдруг им срочно понадобиться допросная.
– В одиннадцать вечера?
– Бывают же неотложные дела.
Ему не отвечают, его вновь целуют.
– Костя, – Лисицын перехватывает ладонь напарника на своем боку и порывисто прижимает его к себе, – я же говорил, что все будет хорошо? Надеюсь, теперь ты перестанешь оспаривать мнение старших по званию?
– На себя, товарищ майор, намекаете?
– В основном.
– Так точно.
– То-то же и оно.
Время у них пока есть, и целуя Котова, который впервые за последние дни не оказывал сопротивления, а с готовностью отвечает, перехватывая инициативу и навязывая собственный энтузиазм, Константин был невероятно благодарен судьбе за то, что она оказалась на их стороне и в этот раз.
****
Вечера коварны. Почему это до сих пор не «отлито в граните»? Ещё какие-нибудь несколько часов назад там, в темноте рабочего помещения за допросной, казалось, что это лучший вечер за последнее время, но вот щёлкает меняясь что-то незримое и последние полчаса Лисицын наслаждается капитанским упрямством в полной мере. И началось-то всё с пустяка. Стоило только вскользь заметить, что лучше было бы пахнуть гарью и выездом, но доехать до дома, чем идти в душ в конторе, а теперь курить в окно с мокрой головой, как успокоившийся, окончательно взявший себя в руки Котов тут же начал проводить воспитательную работу среди некоторых несознательных майоров, которые «сами совершенно не думают о последствиях» и вообще «крайне безответственно себя ведут, игнорируя прямую опасность жизни и здоровью». Цитировалось почти дословно, хотя Константин и старался не особо вслушиваться в текст нравоучительной лекции, давая Котову возможность высказаться и сесть на любимого семейного конька – учить окружающих уму-разуму– этого у него и его матушки было не отнять–, а теперь воочию наблюдал последствия своего нераскаяния и наплевательского отношения к лекции. Увидев, что его наставления не принимаются всерьёз, Костя замолчал и до самого дома они ехали уже в полной тишине. А уже там, так же молча, он просто прошёл в спальню, включил один из матчей Суперсерии семьдесят второго года, – раньше, чем Лисицын успел хотя бы чайник поставить и из душа выйти, – и теперь непримиримо смотрел хоккей, не отрываясь от экрана.
За последние несколько лет майор чётко усвоил правило: просмотр хоккея вечером вне рамок регулярных чемпионатов– признак того, что у капитана плохое настроение, пересматривание же Суперсерии семьдесят второго –признак того, что надо успеть найти укрытие перед бурей и желательно застраховать его.
– Костя, – тихо зовёт Лисицын, покидая наконец свой наблюдательный пост у дверного косяка, – я там уже устал чайник по третьему кругу ставить. Идём?
Ответом – бодрый голос комментатора, с искренней радостью сообщающий о том, что благодаря передаче Петрова сборная СССР смогла открыть счёт. Молодцы, им трудности нипочём. Вот и ему сейчас…Отступать не хотелось, да и некуда было. Он опускается на край застеленной кровати.
– Ну, правда, Котов, ты который раз Суперсерию смотришь? Пятый? Шестой? Думаешь, что в этот раз по-другому сыграют? Пошли чаю попьём или пожрём чего, не пропустишь ты тут ничего важного.
– А вдруг? – у Кости непривычная, натянуто-ироничная интонация и всё ещё прикованный к экрану взгляд. – Года идут, знаешь ли. Вдруг, они всё переосмыслили.
От пережитого, тяжёлой смены, усталости, – но больше от закипающего внутри раздражения, – подрагивают пальцы и очень не хватает сигарет.
– Значит, мы не закончили? Ну, давай поговорим. Я готов конструктивно обсудить всё, если обещаешь не препарировать в сотый раз очевидные факты.
К изголовью укладываются ещё несколько подушек, и Лисицын ложится рядом с непреклонным капитаном. Молчание и непоколебимость.
–Какая игра?
Колкое напряжение хоть и выстужало воздух спальни, но в нём, – как в озоновом слое, – уже начинали появлялись дыры и бреши.
– Пятая, – затянутый, щедро приправленный раздражением, настоянный на вспыльчивом характере, но всё-таки ответ. – Сентябрь. Первая в Москве.
Хоть что-то, если разговаривать с ним не будут, то хоть матч можно посмотреть, ближе к концу там как раз самое интересное начнётся. Он скрещивает руки на груди и чуть склоняет вбок голову.
– Ух, смотри, как они Кларка обвели, да? Давайте, ребята!
– Нет, ты просто объясни, ты начнёшь думать когда-то? Тебе всё шутки, Константин? – ого, обращение «Константин» обычно означало, что даже если убежище перед бурей ты застраховал, то всё равно не по тому полису, – Неуязвимый майор у нас всегда на высоте и всё ему нипочём, да? Вот в этот раз всё было действительно серьёзно, и вместо того, чтобы рассудить здраво, ты … – что ж, видимо, сегодня как-то без хоккея – разговору быть, –…головотяпство это твоё, Лисицын, мне уже поперёк горла. Ты хоть начинай думать головой иногда, прежде чем эту самую голову подставлять. Со мной или без меня, но ты-то…
Ах, вон оно что-о? А он-то всё думал – и не надумал. Ну, тут просто, даже речь продумывать не нужно. Что продумывать, когда это прописная истина, когда единственная постоянная, всегда неизменная, когда ответ был готов годы назад? Аксиомы всегда коротки и доказательств не требуют.
– А уже не получится, Костя, – Лисицын спокойно – даже чрезмерно– поясняет основную константу в своей жизни. – _Без_ не получится. Уже нет. Уже давно как нет, Костя-я. Поэтому у моей головы вариантов было и будет немного.
Вот и весь спич. Теперь только наблюдать за капитуляцией по всем фронтам. У Котова впервые за последнее время не хватает слов, –да что там слов?! воздуха не хватает, – от инстинктивного вдоха заметно вздрагивают крылья носа.
Тишина всего на несколько мгновений, но за это время в прохладной спальне становится абсолютно нечем дышать. Как странно… когда это формировалось внутри, в мыслях, смешивалось с кровью, то казалось таким простым, привычным, обыденным и ежедневным, но оказавшись высказанным вслух, увеличилось до гигантских размеров, заполнило всё пространство, – не щадя ни говорившего, ни того, для кого предназначалось–, вытесняло воздух, ложилось на плечи, связывало по рукам. Даже звук телевизора больше не доносился, возможно, потому, что матч больше никто не смотрел.
– Костя, – Котов смотрит цепко-растерянно, одновременно силясь понять и опровергнуть, предоставить факты, отыскать доказательства того, что майор погорячился. – Что давно? Не так уж и…
–Помнишь четвёртый курс академии? Я как-то рассказывал Власовой ту историю с охмурением твоей барышни, она от души посмеялась. Вот, наверное, тогда я начинал понимать, что уже не смогу без.
– То есть именно по причине твоих возвышенных чувств моя девушка пошла тогда на свидание с тобой?
Плох тот оперативник, которого легко вывести из равновесия и лишить возможности рассуждать трезво. Котов хороший оперативник.
–Конечно, – Константин позволяет себе улыбнуться и пожать плечами. – чтобы тебе неповадно было. Нужно было действовать быстро, а что я ещё мог в той ситуации?
– Быстро действовать, говоришь? Ну да, быстро действовать –это хорошо, это правильно, – Котов _очень_ хороший оперативник. – поэтому объясняться ты пришёл только через столько лет спустя, когда мы уже перешли в ФЭС, а я, к тому же, лежал в больнице с ножевым?
– А ты как думал? Нужно действовать быстро, но аккуратно. Правила оперативной работы помнишь ещё? Ты ж после наркоза был, так что возрастала вероятность того, что успею спастись бегством в случае чего. Фора, так сказать.
– А оказалось, что спасаться не пришлось.
– Не пришлось, – тихо отвечает Лисицын.
Котов не уточняет деталей и больше ничего не спрашивает – смотрит невозможно тёмными, как северное небо полярной ночью, глазами. Уже вспомнил, сопоставил, проанализировал. Поверил. Но чувствовать на себе его осязаемое, удушливое осознание, накатившее разом за все прошлые годы, нет никаких сил. Остаётся только подвинуться ближе, приподняться на локте, протянуть руку, разгладить морщинки задумчивости на лбу, провести невидимую линию от виска до уголка губ, остановиться, – ещё вопросы? возражения? нет? – склонить голову ниже, заменяя пальцы губами.
Ирреальное ощущение того, что всё хорошо, пьянит и обжигает, и вдруг становится невероятно важным растянуть его на максимально длительный промежуток времени. У Кости горячие руки, абсолютно нечитаемый взгляд и окончательно сбившееся дыхание. Он тянет майора на себя, не прерывая крепкий и пьяняще-терпкий, как выдержанный виски, поцелуй. А у Лисицына оглушающее бьётся сердце и срываются подрагивающие пальцы, когда он расстёгивает пуговицы чужой рубашки.
– Ты хоть вообще сказать-то собирался? – Котов фиксирует его лицо в ладонях и смотрит пристально снизу вверх. Не избежать.
– Сказать что? Что со времён академии уводил у тебя девушек не потому, что скотина или завидовал, а потому, что тебя, дурака, с ними видеть не мог? – Константин мягко освобождается из захвата и склоняется к капитанскому плечу, отводя рубашку и отмечая губами старый шрам от пулевого ранения, – свидетельство неуместной бравады того, кто и был им впоследствии награжден– по ключице переходя от него к бешено пульсирующей жилке на шее. Подаётся ближе, вжимается лбом в его висок, перехватывает запястье, переплетает их пальцы – Об этом сказать? Нет, не собирался. Ты же интеллигент в третьем поколении, ты бы и сам всё понял.
На затылок майора ложится широкая горячая ладонь, не отпуская, собирая в горсть волосы, ещё влажные после душа, не оставляя ни малейшего шанса отстраниться.
– А и я понял. Немного позже, правда.
– А сказать? – праведный гнев шумит прибоем где-то в глубине, там, где и хранятся воспоминания о тех временах.
– Сначала думал, что ошибаюсь, что я мог сказать? Потом тебя в горы за острыми ощущениями по контракту потянуло, потом мы пару лет не виделись, а потом уже в ФЭС, – Котов умолкает, удивляясь, что они ведут этот разговор именно сейчас, но его внимательно слушают, – в ФЭС я решил, что, наверное, не ошибался, но говорить что-то было уже не время.
– Это почему же? – разговор внезапно оказывается всё интереснее, и хоть сейчас не то, чтобы очень подходящий момент, но дослушать нужно. Тем более, когда бездарно молчали столько лет.
– Ты увлекся Юлей, –Костя сбавляет тон, отводит в сторону взгляд и ведёт рукой по спине напарника. – И... я решил, что ты собираешься жениться.
– Жениться?.. – ещё немного и программа, ответственная за логику в мозгу, окончательно полетит со всеми драйверами – Я?! На Соколовой?!..
– Почему нет? – Котов сердито передёрнул плечами. – Ты не можешь отрицать, что всё было очень на это похоже. Ну и куда уж тут я с разговорами?.
– А меня спросить не мог?! Она так-то отличный оперативник, надёжная, исполнительная, но жениться – это уже ни в какие ворота. Знаешь, я, наверное, с Майским на футбол больше ходить не буду, а то кто знает, что тебе ещё покажется. Женюсь я, видите ли! На Соколовой!..Ну знаешь ли…
И Лисицын задыхается то ли от возмущения, то ли от ярости следующего поцелуя. Этот поцелуй более осмысленный, глубокий. Неестественно неторопливый, сдерживаемый на самом краю обрыва, за которым уже нет места логике и рассудительности.
Окончательно решив вопрос с Костиной рубашкой, майор на секунду отвлекается, чтобы отправить её куда подальше, и лишь мельком бросает взгляд на экран. Второй номер?
– Костя, Гусев с подачи Харламова забил. Ничья.
– Знаю я, пять раз уже видел, – и капитан отводит с его лба упавшие взмокшие прядки.
Рассмеявшись, Лисицын выключает никому не интересный сейчас телевизор, и полностью переключает своё внимание. С каждым прикосновением дыхание только учащается, и вот уже на его обнажённых плечах до воспалённой боли сжимаются Костины пальцы, но он продолжает бездумно вычерчивать на горячей груди всё новые невидимые, но обжигающие узоры. Кончики пальцев сменяются губами, и наоборот, дыхание учащается, сердцебиение сбивается. И почему-то очень важно сейчас спросить. Не утерпеть.
– И как? Выиграют?
– Конечно, Кость, это же Сборная! – в самые губы, на выдохе.
Константин искренне улыбается в поцелуй, блаженно-яркий до исступления, и спортивная тема окончательно закрывается.
------
Предрассветный воздух ранней весны ещё по-зимнему хрустален и морозно-колок, но сейчас это даже приятно. Лисицын стоит на балконе, вот уже несколько минут задумчиво мучает пачку сигарет. Рассвет. Лазурная серость медленно, будто дорогим вином, наливается кармином. Недавно он видел один похожий. Хорошо, что сегодня не звонит Антонова. А Москва тем временем просыпается. Казалось, даже воздух её пропитался этим рассветом: морозный, колко-охровый, он оседает на дорогах и тротуарах, периллах и скамейках, домах и площадях, пробуждая спящий город от дрёмы зимних ночей. Чаяния москвичей, которых она любила и считала родными, передались и самой Москве. Всем своим существом, всеми проспектами и задворками, она стремилась к этой новой, ещё не проснувшейся, но уже приоткрывающей глаза весне.
Лисицын не видит сам горизонт, – на восточную сторону выходят окна спальни, так что восходящее солнце, скорее всего, сейчас мешает спать Косте, – зато видит, как рассветные лучи, огибая его дом, причудливо меняют окраску приземистого двухэтажного здания под номером девять по Спиридоновке, – что напротив через дорогу, – делая его из жёлтого каким-то медно-оранжевым, отражаются в окнах, порождая слепящие оранжевые блики, заливают растопленным сиеновым светом дворик генерального консульства Греции по соседству.
Он не реагирует на звук открываемой двери, не поворачивается и не говорит ничего даже тогда, когда Костя подходит вплотную, встаёт рядом и молча, больше не таясь, забирает у него из рук пачку сигарет, достаёт одну и так же молча возвращает владельцу.
– Что, утро красит нежным светом? – надо же, у кого-то с утра поэтическое настроение.
– Ага, только стен древнего Кремля отсюда не видать, – продолжает строчки старой песни Лисицын.
– Чтобы из окна стены Кремля видеть, надо в Мавзолее жить, – глубокомысленно замечает Котов.
– Типун тебе. И ты же куришь, кажется? – Константин бросает скептический взгляд, не сдерживая иронической ухмылки, и наконец сбрасывает морозное оцепенение, тоже подкуривая.
– Нет, конечно, не курю – в ответ тоже улыбка. – Свежо.
– Ещё бы не свежо, – на капитане кроме спортивных домашних штанов нет ничего, – ты бы оделся.
– Я закалённый.
– Ага, когда в ночь погонишь меня в аптеку за панадолом и фурацилином, я тебе именно это и вспомню. – вдох-затяжка, выдох, –Знаешь, я подумал, – так просто, без перехода и вступления. – про академию. Я перед выпуском долго думал, и уже чуть было тебе всё не рассказал.
– И что же помешало? Очередная моя девушка, которую тебе необходимо было пригласить на свидание?
– Нет, я решил, что проще служить в горячей точке, чем с тобой поговорить, ещё и контракт подвернулся, я и поехал. Ну, ты помнишь.
Котов заметно мрачнеет, и тоже затягивается глубже.
– Ещё бы не помню, понесло же тебя, я чуть умом тогда не двинулся.
– Ты? Да ладно, – Константин неверяще выгибает бровь, сдерживая улыбку. – подумать только.
– Ну так кто мешает? Подумай. Дурак же ты, майор!
– Не исключено, но я к чему: академия, война потом, после милиция, ФЭС вот сейчас, времени столько, а понял только что.
– И что понял? – Костя не отрываясь смотрит на алеющий горизонт и к его тону не хватает только лампы в лицо, протокола допроса и чёрной папки. Не смотря на заиндевелость утра, надевать футболку он почему-то не спешит, поэтому Лисицын прижимается виском к его голому плечу.
Над Москвой склоняется рассвет, и невидимым, причудливым покровом опускается на золотые московские купола, колокольни и острые шпили легендарных мистических высоток.
– Да понял тут, что я же по уши….блин, – он устало трёт глаза, не привыкшие к такому яркому свету, и начинает смеяться первым. Котов какое-то время смотрит недоумённо, хмурясь, забывая затягиваться, потом недоверчиво улыбается, и улыбка переходит в смех.
– Рано мне майора дали, да? С такими-то умственными способностями.
– Определённо рано. Подам рапорт о пересмотре.
Всё, – не переставая смеяться, Лисицын тушит обе их сигареты, перехватывает за запястье и притягивает виновника внезапного откровения к себе. – Курение вредит. Даже Минздрав говорил, а я склонен ему верить.
А Костя смотрит, смотрит уже серьёзно и внимательно, и пауза начинает кристаллизироваться в воздухе.
– Пойдём.
Он так же внезапно отмирает, но вместо слов просто подаётся ближе, и первым открывает дверь. За ней тепло, за ней пахнет свежесваренным кофе, за ней то, что называется домом. И, кажется, лучшего ответа на незаданный, но откровенно довлеющий над ними вопрос быть не может.
Рассвет над Москвой тем временем набирает силу. Разгулявшийся день был похож на все предыдущие и одновременно не был. Кисть нового дня накладывает на ализариновое полотно аметистовую штриховку, быстро вытесняемую янтарно-жёлтыми мазками. Москва балует, нежит своих детей. Душа этого города нежная и тёплая, она любит и жалеет всех своих жителей и сочувствует им: ведь каждый из них по-своему испытывал горькие земные тяготы.
Пары весенних надежд, смешанных с солнечным туманом клубятся над городом, восходящее солнце уже начало подсушивать вымокшую и продрогшую за зиму Москву, и она, просыпающаяся, преображалась и бодрилась на глазах, стряхивая хлябь со своих дорог и осушая густые ледяные лужи на тротуарах.
Москва уже не спала – она вглядывалась в утреннее едва весеннее небо, и была готова встретить новый день. А за ним ещё и ещё. В жизни всё меняется. Быстро. Медленно. Всё. Важно знать, куда возвращаться. К совместным рассветам и несовместным выездам, к старым шрамам и новым делам, к утренним выпускам новостей и тёрпкому кофе, к неуверенно-счастливой улыбке, к ночам – как можно чаще совместным, к объятьям – неизменно крепким. Туда, где всегда на всё есть правильный ответ.
Основные персонажи: Константин Котов , Константин Лисицын
Пейринг или персонажи: Лисицын/ Котов (Данилов/Гранин подразумеваются моим больным воображением)
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC
Размер: Миди, 13 страниц
Описание:
О сделанном выборе, принятых решениях, и данных ответах. Таймлайн вокруг да около серии № 267 «Снеговик»: по воле нелепой случайности, капитана Котова задели шприцем, на игле которого кровь пациента, больного СПИДом. Двум оперуполномоченным предстоит проверить на прочность свои нервы и отношения.
Посвящение:
Любимому сериалу, который поддерживал и успокаивал меня на больничной койке в постоперационный период. Видимо, именно тогда, расширенным после наркоза сознанием, я и смогла разглядеть новый пейринг, который игнорировала до этого, уже имея в запасе одно ОТП.
Посвящается новому сезону «Следа» и стартовавшему регулярному чемпионату Континентальной хоккейной лиги, сезона 15/16.
Публикация на других ресурсах:
Да, пожалуйста) Только с копирайтом и ссыль пришлите!
Примечания автора:
Все события и персонажи вымышленные и любые совпадения с реальностью случайны.Прав на героев не имею, ни на какую выгоду, помимо морального удовлетворения, не рассчитываю
часть 1 – Он что, блефует?
Застать капитана Котова Константина Сергеевича врасплох редко у кого получалось, но психиатр, – а по совместительству подозреваемый в убийстве – Олег Горский с этой задачей справился неожиданно талантливо и даже с некой выдумкой. В самом деле, ну какое оружие может быть у врача в кабинете? Даже смешно. Но вот оказалось, что и врачи-психиатры хранят козыри в рукаве, вернее –шприцы в кармане.
– Нет, это шприц, которым я делала укол пациенту Потапову, –милая и привлекательная медсестра Таня сейчас цветом лица не отличалась от своего халата, – а он болен СПИДом. Потапов болен.
Котов устало вздохнул, чувствуя, как игла упомянутого шприца неприятно упирается в шею и ободряюще улыбнулся медсестре.
– Жаль.
На то, чтобы вывернуться из неуверенного отчаянного докторского захвата, перехватить руку, заломить за спину и проследить, чтобы лицо эскулапа повстречалось со столешницей, ушли считанные секунды –сознание даже не попыталось отразить последовательность действий, тело знает и помнит всё лучше.
– Знаешь,Горский, мне уже порядком надоела твоя интеллигентская рефлексия. Не убедительно как- то. Поехали, я найду тебе того, кто с удовольствием послушает твой рассказ, – Котов еще раз, для профилактики, встряхнул безвольно распластанного по столу психиатра и снова улыбнулся Тане. Девушка, видно, впечатлительная, смотрела на бравого капитана огромными бездонными глазами, а на самой лица нет.
Единственная мысль сейчас – он успеет домой до утра, и их долгожданный выходной в кои-то веки станет совместным. Дело оказалось совсем несложным и наконец закончилось. И если Лисицын ещё не спит...
– У Вас кровь...на шее.
Костя не сразу понял, о чём она, даже пристально посмотрел на арестованного – не перегнул ли в запале с применением силы, – но на лице испуганного врача не заметно ни ссадины, ведь Котов профессионал. А вот на пальцах капитана, которые коснулись шеи в том месте, куда минуту назад так неприятно давила игла шприца, кровь была. Значит...
Котов размазал кровь между пальцев и недоверчиво посмотрел на медсестру, словно она прямо сейчас должна была уладить все проблемы. Но она ничего не делала, только смотрела ошалело, зажав ладошкой рот.
– Глупо, – вздыхает капитан и ведёт задержанного на выход.
***
Чем больше город, тем сильнее одиночество. А это же самый большой город. Москва – город работы, одиночества, и устоявшихся порядков. Ещё Чаадаев говорил, что в Москве каждого иностранца водят смотреть большую пушку и большой колокол. Пушку, из которой стрелять нельзя, и колокол, который свалился прежде, чем звонил. Видимо, всему виной своеобразное чувство юмора, которое сформировалось из этого самого настоянного одиночества: полынно-горькое и частенько совершенно невесёлое. От вязкой смеси шумной многолюдности и гулкого одиночества порой звенит в ушах и болезненно сводит скулы. И не стоит думать, что от этого можно спастись в бесконечных посиделках или телефонных звонках. Тут обманчиво и двулико всё, даже они.
Антонова звонит перед рассветом, в тот час, когда оконечье горизонта только начинает намечаться, и даже через крепкий сон приходит эфемерное ощущение того, что спать осталось недолго. Не то чтобы майор ФЭС Лисицын Константин Львович слишком дорожил этими часами сна, но, с другой стороны, чем ещё заниматься в такой час человеку в свой единственный выходной, оставшись дома в гордом одиночестве. Однако, привычка, выработанная годами, сработала безукоризненно и в этот раз: просыпаться майор умел за секунды. Особенно, когда звонили с работы, особенно – в такое время.
– Валя, доброе утро. Что у вас? Вызов? Где?
– Я разбудила тебя?
– Нет, Валюш, что ты? В такое-то время и спать? Я уже и печь растопил, и сани заложил, – он пытается шутить, несмотря на то, что внутренне собрался, готовясь узнать неприятные новости.
– Костенька, ты только не волнуйся. Доброе утро, кстати. Котов у меня, – Антонова резко выдыхает и молчит, давая время осмыслить информацию.
Он резко садится на кровати и периферический край сознания непроизвольно и профессионально фиксирует, как черничные предрассветные сумерки за окном размашисто расчерчивает киноварно-красная линия горизонта. По всем признакам время спокойствия и умиротворенности заканчивалось, уступая место новому дню с его суетой и проблемами.
– Валя, что значит " у тебя"? – ответ очевиден, но уточнить никогда не помешает. Тем более что пауза и так затянулась, надо было что- то говорить, а в голове никаких мыслей. Хотелось сказать, что она ошибается, что Котов никак не может быть сейчас в ФЭС, потому что он... но ведь она права. Со вчерашнего выезда майор его так и не дождался и сейчас дома пребывал абсолютно один.
– У меня в мор...Костя, с ним все хорошо, ты не переживай. Мне просто нужно некоторые анализы у него взять и я его сразу отпущу. Тут просто, понимаешь, на задержании инцидент произошел и он... его...
Сбивчивый рассказ Антоновой о ночном происшествии он слушает безмолвно, невнимательно, улавливая только ключевые повороты. Что-то горячее, тягучее подступает к горлу, не даёт сделать вдох. Сжимая в кулак неожиданно ледяные пальцы, он сосредотачивается на голосе в трубке. Валентина, Валя, Валюша, их спасительница и добрый доктор ФЭС. Казалось, что не было такого сотрудника экспертной службы, которому этот синеглазый ангел- хранитель не помог бы хоть раз. Она находила выходы из самых безвыходных ситуаций, в медицинских вопросах ей не было равных. В самом деле, не пойдешь же к Рогозиной, если тебя собака покусала или подозреваемый, такое тоже случалось. Своих пациентов Валентина всегда окружала максимальной заботой и участием, стараясь находиться рядом каждую минуту. И что с того, что ты лежишь в морге?! Зато на мягкой подушке и твоя жизнь и здоровье в самых надежных руках. Как бы абсурдно не звучало, но попадая в ее вотчину, становилось как- то спокойнее, приходила уверенность, что теперь точно все будет хорошо. К Антоновой можно было прийти с любыми вопросами и проблемами, а уйти с готовым ответом и решением. И за что этому прелестному созданию с невероятно большим, добрым и любящим сердцем, – все сотрудники ФЭС уже знали, что любое – от котенка до петуха– животное, хоть как- то замешанное в деле и попавшее в офис, с вероятностью 95% обреталось на территории подконтрольной Валентине, – всегда доставалась роль гонца, приносящего дурные вести, Лисицын понять не мог. Валя старалась никогда не беспокоить никого просто так, поэтому звонки от нее в такое время заведомо не несли ничего хорошего. А учитывая деятельную натуру его напарника, получать подобные известия от Антоновой становилось дурной закономерностью. И даже в эти моменты поражала её способность сгладить первое впечатление от новости, успокоить, вернуть мысли в логическое русло. Хотя её "ты только не волнуйся" обычно означало, что волноваться нужно начинать немедленно и очень сильно. Еще свежо в памяти ее последнее: «Котов на выезде порезался об шкатулку, есть вероятность, что в его крови быстродействующий яд, который мы пока не можем определить. Но мы работаем, несколько часов у нас есть. Кость, ты только не волнуйся, но может тебе бы приехать, а?». И вот теперь это.
– Костя. Костенька, чего ты молчишь? Лисицын!
Город затаился на излёте ночи, всё ещё тёмный, холодный. Во тьме ничего ещё нельзя было разглядеть, лишь неясные силуэты соседних домов в предрассветной мгле. Их еле-еле высвечивала пока ещё блеклая, но уже разгорающаяся полоска зари. На мгновение, всего на одно обжигающе-ледяное мгновение, ему становится по-настоящему страшно и холодно, будто сам он находится там, под этим мартовским рассветом, от яркости которого москвичам, за зиму отвыкшим от красок, до слёз режет глаза. Или же встающее солнце, начавшее обозначаться над горизонтом, тут не при чём?
– Валюш, когда он будет дома? – голос приглушённый, плохо слушается и какой-то ослабленный, словно горло что-то сдавило и продолжает затягиваться сильнее.
– А мы почти закончили, Костенька, сейчас отпускаю.
– Спасибо тебе.
Лисицын сам не знает, за что благодарит. Наверное, за то, что услышать такое не от нее было бы еще сложнее.
--------
Котов появляется дома, когда солнце уже в полную силу радовало продрогший город, а чайник на кухне закипал раз, наверное, в пятый.
– Доброе утро, – Лисицын выходит в прихожую, наблюдая, как Костя снимает куртку, стараясь избежать зрительного контакта. – Как дело? Закончили?
– Привет, – капитан наконец справился с верхней одеждой и прошел на кухню так и не взглянув на него, – Да, взяли гада. Горский. Как мы и думали.
– Поздравляю. Завтракать будешь?
– Знаешь, что-то не хочется, – Котов впервые поднимает глаза и как- то растеряно пожимает плечами. – Это из- за всей этой ночной беготни, наверное.
– Наверное, – к чему сейчас спорить? – Кофе?
– Вот кофе можно.
Кофе заваривается в молчании.
– Мне Валя звонила, – Лисицын не выдерживает первым.
– Ёшкин же кот! Работаем в секретном подразделении, а информация распространяется быстрее, чем на рынке! – Котов резко ставит чашку на стол и трёт переносицу. – Я бы тебе и сам всё рассказал в первую очередь.
– Не заводись, это я знаю, а она хотела как лучше. Переживает же.
Котов бурчит что- то нечленораздельное про благие намерения и преисподнюю, и углубляется в изучение рисунка на столешнице.
Сейчас светлый лоскуток пластыря на его смуглой коже особенно отчетливо бросается в глаза. За свою карьеру капитан Котов успел собрать на своем теле коллекцию разнообразных отметин и напоминаний о прошлых делах, но кто бы мог подумать, что незаметная царапина принесет с собой проблем больше, чем шальная пуля. Глупость какая. Константин осторожно, подушечкой большого пальца, касается тканевой поверхности пластыря, скрывающего досадный порез. Сопротивление не оказывается, поэтому он продолжает траекторию, уже касаясь крученого гайтана, на котором Костя носил нательный крест, уводящего под ворот рубашки.
– Что там про шрамы и мужчин говориться? На этот можешь не рассчитывать, тут даже следа не останется, – его пальцы прослеживают черную тесьму под воротник рубашки и замирают, коснувшись ключичной кости.
– Да не в следе дело, – раненый наконец отмирает, сбрасывая с себя задумчивое оцепенение и руку майора заодно. – Прекрати, в самом деле!
– Ну ладно, что сказали? Какие прогнозы? – Лисицын возвращает разговор в деловое русло, изо всех сил борясь с желанием продолжить прерванный сон выходного дня –теперь наконец не в одиночестве – дождался –, а обо всех недоразумения подумать после.
– Да не ясно пока ни хрена. Там же, понимаешь, срок должен пройти. А сейчас что- то определенное сказать... – Костя отодвигает от себя чашку и наконец говорит то, что обдумывал, наверное, до сих пор. – Я думаю, что на это время нам будет лучше разбежаться. Ну, временно, что ли, пока всё не выясниться, – Котов заметно напрягается под тяжелеющим взглядом майора, но всё же собирает в кулак офицерскую волю и заканчивает твердо и уверенно. – Пока диагноз неизвестен, тебе лучше не рисковать.
Выходной, говорите? Отоспаться? Видимо, где-то в параллельной вселенной. Лисицын около минуты переваривает поступившую информацию, потом отрывисто кивает и встает из- за стола.
– Ясно. А ну-ка пошли.
– Куда мы...- капитан хмурится, но послушно поднимается за ним.
– Иди- иди, давай, - Лисицын перебивает его, распахивая балконную дверь так, что она моментально встречается со стеной, и выходит. –Разбежаться? А что, неплохая идея! Можешь начинать. Тебе места- то хватит? Если нет, можешь начинать бежать из прихожей. Не передумал? Двенадцатый этаж всё-таки, – непроизвольно приходит мысль, что число двенадцать прочно обосновалось в его жизни: двенадцатый дом, двенадцатый этаж, Костя переехал к нему в декабре, – Я ведь могу и помочь, выкину тебя сейчас с этого балкона и всего делов. Заметь, безо всяких разбегов.
Котов замирает, придерживая ни в чем неповинную дверь, которая ни за что испытала на себе всю силу майорского гнева.
– Костя....
– Слушай, помолчи уж, не то я за себя не ручаюсь. Разбегаться он собрался! – окончание монолога, состоявшее сплошь из непечатных выражений, было трудно разобрать за попытками Лисицына прикурить. Не с первого раза, но всё же ему это удается. Котов не мешает– так и стоит, прислонившись к косяку балконной двери, наблюдая напряженную спину своего майора в этом беззаботно- морозном весеннем утреннем свете.
– Держи, – Лисицын не оборачиваясь протягивает ему открытую пачку.
– Кость, да я же не...
– Ты же не куришь, ага. Именно поэтому таинственным образом исчезает в два раза больше сигарет, чем выкуриваю я.
– Вот и живи с майором ФЭС. - пытается отшутиться Котов, выуживая сигарету из пачки и принимая зажигалку.
Его шутка остается неоцененной. Курят молча, долго и вдумчиво. Наблюдая, как утро окончательно набирает силу и охровое, какое бывает только ранней весной, солнце, отгоняя от себя предрассветные облака, готовится вытеснить остатки холодной ночи из всех дворов и подворотен Москвы.
– Седеешь, – Костя первым нарушает молчание, кончиками пальцев касаясь чужого виска.
– С тобой поседеешь, пожалуй! – Лисицын недовольно трясет головой, но тон его уже скорее уставший, чем угрожающий. Буря миновала, теперь можно разговаривать без опаски за собственное здоровье и целостность домашней утвари.
– Костя, пойми, – Котов еще раз затягивается и продолжает, обращаясь к затылку упрямца, – у СПИДа долгий инкубационный период, что- то около месяца. Только тогда можно будет провести окончательные анализы и сказать точно, заразился ли я. Мне Белозёров объяснил.
– Месяц! – нервно фыркает Лисицын – Так ведь и с ума можно сойти от ожидания. Ты же себе все кости пережуёшь. Мне, впрочем, тоже. Ну ладно, и что наши умники в конторе предлагают? – он наконец- то тушит сигарету в пепельнице и поворачивается к собеседнику лицом.
– Гранин предложил этого Горского....ну-у, при попытке к бегству, – Котов криво усмехается, однако майора, отчего-то, это предложение искренне веселит.
– Слушай, а Пашка-то наш страшный человек, оказывается! А безопасно оставлять с ним Данилова наедине долгими холодными зимними ночами? Наше ведомство однажды скоропостижно не лишится отличного опера? Но его идею с психиатром я поддерживаю, если что, –он смотрит с улыбкой, прислонясь спиной к перилам балкона.
– Вот уж тёмными холодными ночами Данилову точно ничего не грозит, кроме, конечно, неуёмного энтузиазма Гранина, за него не переживай. Но если положение станет слишком угрожающим, Степан хорошо стреляет, – веселье, кажется, передаётся и Котову.
– Ну, допустим, что у Гранина только радикальные методы, с которыми, кстати, я согласен, а ещё предложения будут? Что Антонова говорит?
– Ничего конкретного, – капитан косится на собеседника и достаёт из пачки еще одну сигарету. – Взяла кровь на анализ, успокоила, сказала, что возможность заражения не так уж и высока, вколола что - то и пообещала, что они с Ромашиным найдут способ сократить время ожидания результатов.
– Она тебя снова уложила с комфортом в морге на каталочку с подушечкой? Карту постоянного посетителя не выдала ещё? – Котов не спорит, когда на его запястье сжимаются пальцы, и позволяет притянуть себя ближе. – И вообще тебе не кажется, что мало оптимистичного в том, что твоим делом занимаются два патологоанатома? – другая рука майора ложится на плечи и по инерции есть только один путь – вперёд, ближе к родному надёжному плечу, до упора.
– Костя, да что ты....я же говорю, что месяц...я же о тебе…Пусти! – запоздалые попытки отстраниться и вырваться из объятий удаются из рук вон плохо.
– А ну успокойся. – Лисицын обнимает ещё крепче. – Если Валя взялась за дело, значит, все будет хорошо. Я уверен. Помнишь то дело с поклонницей, которая тебя подставляла из- за большой любви к тебе же, как её там было...?
– Прохорова. Наташа. – Котов вроде и нехотя, но сдаётся, прижимаясь лбом к плечу напарника.
– Она самая. Помнишь, в ФЭС тебя подозревали и проверяли, а я тогда сразу Галине Николаевне сказал, что уверен в тебе и готов поручиться чем угодно. Вот и сейчас....Я уверен, знаю, что всё хорошо.
– Мне бы твою уверенность, – Котов недовольно супится и всё-таки отстраняется. – Слушай, надо бы сестре сообщить в Тюмень, и маме.... – он тяжело вздыхает,- она же у меня сердечница, как бы ей так поаккуратней-то...
– Да что ж такое? – майор в сердцах огрел перила кулаком, – О чём сообщать, Костя? Себя изводишь, меня, так хоть Софью Михайловну пожалей. Сообщить! Это ж додуматься надо было до такого! – Лисицын не выдерживает и, чувствуя, что сейчас сорвется, закуривает снова. – Значит, слушай меня. Ты сейчас же выбрасываешь упаднические мысли из головы. Это был досадный рабочий момент, но не более. Мы спокойно ждём результатов от Антоновой и Ромашина – уверен, они что-то придумают и очень скоро. Ты больше ни разу не пытаешься заикнуться про "нам надо разбежаться" и не трогаешь маму. И вообще сейчас мы идём, и ложимся, потому что выходной уже начался, завтра на работу, а я даже поспать нормально не успел. Все понятно?
– Так точно, – Котов тушит сигарету и очень серьезно смотрит в глаза майору, как сканером в душу, но тот встречает взгляд - и держит, сколько может.
– Серьезно? Что, так просто? Ты интеллигент, офицер в третьем поколении, и даже не попытаешься отстоять свою точку зрения? Правда, никаких возражений? – Константин не жалуется, просто привык за несколько лет совместного проживания к непростому характеру своего капитана, и приготовился к длительной перепалке, а теперь откровенно недоумевал. Но Котов на удивление собран и спокоен.
– Никаких. Я офицер в третьем поколении, и приказы старших по званию не оспариваю. Майор тут ты.
– Господи, Костя! - Лисицын не выдерживает, и, выбросив недокуренную сигарету прямо через перила, сгребает потомственного офицера в охапку, до судороги в пальцах сжимая его плечи, сминая форменный свитер – Да при чем тут........Всё будет хорошо, понял? Все будет хорошо, Костя!
И Котов верит. Он не то чтобы полностью разделяет оптимистичную уверенность старшего по званию, но у него закончились аргументы.
– Спать пошли, – раз уж приказы не оспариваются, то грех не воспользоваться.
– Кажется, я испортил тебе выходной, – Костя не спешит отстраняться, гася болезненный липкий жар нервного напряжения этой ночи исцеляющим контрастом морозного утра и тёплых рук, обнимающих его за плечи.
– Загубил к чёртовой матери, зато невероятно разнообразил мои рабочие будни и жизнь в целом. Идем уже, не май месяц тут стоять.
А еще Котов действительно хочет спать, поэтому он прекращает сопротивление, больше не спорит, и наконец- то отвечает на поцелуй.
часть 2 – В рубашке наш Котов родился, – звонил, конечно же, Ромашин. Сообщать хорошие новости доверяли и ему, – Горский этот его не тем шприцом уколол, представляешь? Перепутал впопыхах.
– Что и требовалось, – Константин невнимательно слушает дальнейшие восторженные разглагольствования патологоанатома, в очередной раз убедившись в силе собственной интуиции. Хорошо, что Белозёров сообразил первым и подал Вале идею проверить сам шприц, а не кровь Котова, иначе месяца капитанского сплина и меланхолии было бы не избежать. Сам виновник на выезде, ему можно сообщить позже, а пока– кофе.
Лисицын никуда особо не торопится, до конца смены еще пара часов, именно поэтому он становится легкой добычей. Его запястье оказывается в надежном захвате, инстинктивное движение плеча профессионально блокируется, а через мгновение его втаскивают в тёмное помещение и захлопывают дверь, перекрывая тем самым пути к отступлению. Если бы майор безошибочно не опознал "нападавшего", то кому-то бы натурально не поздоровилось – боевое прошлое отточило инстинкты до предела–, но эту надежную хватку сильных рук он не спутает с любой другой, пусть даже на идентификацию всего несколько мгновений. И потом, грубо прижать к стене–это еще похоже на захват, но вряд ли кто-то покушающийся на его жизнь, сразу после этого стал бы его целовать. Как-то не встречались ему до сих пор злоумышленники с таким экстравагантным почерком работы.
– Костя, Ромашин звонил, – пользуясь званием, Лисицын между поцелуями пытался вернуть себе хотя бы видимость контроля над ситуацией, что было сделать непросто, ибо в этом помещении с видимостью как таковой были проблемы в принципе.
–Знаю, мне тоже звонил, – Котов бесцеремонно избавляется от пиджака несопротивляющегося напарника.
– Хорошо, что они нашли более быстрый способ диагностики, и двух дней не прошло. Кстати, мне кажется, что кто-то собирался выжидать месяц, – насмешливо напоминает Константин, отмечая, что его галстук постигла участь пиджака.
Посягательства на его собственность закончились на первой же расстегнутой пуговице рубашки. Теперь, поймав в темноте чужие запястья и прижимая горячие ладони к своей груди, Лисицын смог осмотреться и понять где находится. Помещение за зеркалом Гезелла в допросной, само по себе не предполагающее наличие освещения, а если свет погасить в самой допросной, то темнота становилась практически идеальной.
Раньше он думал, что несдержанность– это черта капитанов – некая доля экстрима в отношениях Гранина и Данилова тому доказательство–, а вот руководитель выездной группы, старший оперуполномоченный должен как-то сохранять ум холодным, что ли, но сейчас он плевать на это хотел и грубо сорвав опостылевший за эти дни пластырь, касается губами отметины на шее, которая скорее угадывается, чем чувствуется, а вот лихорадочно бьющийся пульс ощущается отчетливо. Костя кладёт руку ему на шею, заставляет поднять голову, целует властно и нетерпеливо, узел его галстука не поддаётся непослушным пальцам майора. В этой какой-то первозданной тьме и тишине почти не вериться, что за стеной существуют коридоры и кабинеты, где горит свет, шуршат бумаги, работает техника. Неожиданно именно эта мысль отрезвляет и останавливает.
– Кость, еще полтора часа до конца смены и едем домой. Офис как- то не настраивает на романтический лад, ходят тут всякие.
– Кому тут ходить? Из наших только Валя и Галина Николаевна остались, – Котов хоть и пытается спорить, но всё же пиджак возвращает.
– Ну как знать, – Лисицын уже начинает жалеть о дурацкой привычке всё контролировать и вновь притягивает Костю к себе, –вдруг им срочно понадобиться допросная.
– В одиннадцать вечера?
– Бывают же неотложные дела.
Ему не отвечают, его вновь целуют.
– Костя, – Лисицын перехватывает ладонь напарника на своем боку и порывисто прижимает его к себе, – я же говорил, что все будет хорошо? Надеюсь, теперь ты перестанешь оспаривать мнение старших по званию?
– На себя, товарищ майор, намекаете?
– В основном.
– Так точно.
– То-то же и оно.
Время у них пока есть, и целуя Котова, который впервые за последние дни не оказывал сопротивления, а с готовностью отвечает, перехватывая инициативу и навязывая собственный энтузиазм, Константин был невероятно благодарен судьбе за то, что она оказалась на их стороне и в этот раз.
****
Вечера коварны. Почему это до сих пор не «отлито в граните»? Ещё какие-нибудь несколько часов назад там, в темноте рабочего помещения за допросной, казалось, что это лучший вечер за последнее время, но вот щёлкает меняясь что-то незримое и последние полчаса Лисицын наслаждается капитанским упрямством в полной мере. И началось-то всё с пустяка. Стоило только вскользь заметить, что лучше было бы пахнуть гарью и выездом, но доехать до дома, чем идти в душ в конторе, а теперь курить в окно с мокрой головой, как успокоившийся, окончательно взявший себя в руки Котов тут же начал проводить воспитательную работу среди некоторых несознательных майоров, которые «сами совершенно не думают о последствиях» и вообще «крайне безответственно себя ведут, игнорируя прямую опасность жизни и здоровью». Цитировалось почти дословно, хотя Константин и старался не особо вслушиваться в текст нравоучительной лекции, давая Котову возможность высказаться и сесть на любимого семейного конька – учить окружающих уму-разуму– этого у него и его матушки было не отнять–, а теперь воочию наблюдал последствия своего нераскаяния и наплевательского отношения к лекции. Увидев, что его наставления не принимаются всерьёз, Костя замолчал и до самого дома они ехали уже в полной тишине. А уже там, так же молча, он просто прошёл в спальню, включил один из матчей Суперсерии семьдесят второго года, – раньше, чем Лисицын успел хотя бы чайник поставить и из душа выйти, – и теперь непримиримо смотрел хоккей, не отрываясь от экрана.
За последние несколько лет майор чётко усвоил правило: просмотр хоккея вечером вне рамок регулярных чемпионатов– признак того, что у капитана плохое настроение, пересматривание же Суперсерии семьдесят второго –признак того, что надо успеть найти укрытие перед бурей и желательно застраховать его.
– Костя, – тихо зовёт Лисицын, покидая наконец свой наблюдательный пост у дверного косяка, – я там уже устал чайник по третьему кругу ставить. Идём?
Ответом – бодрый голос комментатора, с искренней радостью сообщающий о том, что благодаря передаче Петрова сборная СССР смогла открыть счёт. Молодцы, им трудности нипочём. Вот и ему сейчас…Отступать не хотелось, да и некуда было. Он опускается на край застеленной кровати.
– Ну, правда, Котов, ты который раз Суперсерию смотришь? Пятый? Шестой? Думаешь, что в этот раз по-другому сыграют? Пошли чаю попьём или пожрём чего, не пропустишь ты тут ничего важного.
– А вдруг? – у Кости непривычная, натянуто-ироничная интонация и всё ещё прикованный к экрану взгляд. – Года идут, знаешь ли. Вдруг, они всё переосмыслили.
От пережитого, тяжёлой смены, усталости, – но больше от закипающего внутри раздражения, – подрагивают пальцы и очень не хватает сигарет.
– Значит, мы не закончили? Ну, давай поговорим. Я готов конструктивно обсудить всё, если обещаешь не препарировать в сотый раз очевидные факты.
К изголовью укладываются ещё несколько подушек, и Лисицын ложится рядом с непреклонным капитаном. Молчание и непоколебимость.
–Какая игра?
Колкое напряжение хоть и выстужало воздух спальни, но в нём, – как в озоновом слое, – уже начинали появлялись дыры и бреши.
– Пятая, – затянутый, щедро приправленный раздражением, настоянный на вспыльчивом характере, но всё-таки ответ. – Сентябрь. Первая в Москве.
Хоть что-то, если разговаривать с ним не будут, то хоть матч можно посмотреть, ближе к концу там как раз самое интересное начнётся. Он скрещивает руки на груди и чуть склоняет вбок голову.
– Ух, смотри, как они Кларка обвели, да? Давайте, ребята!
– Нет, ты просто объясни, ты начнёшь думать когда-то? Тебе всё шутки, Константин? – ого, обращение «Константин» обычно означало, что даже если убежище перед бурей ты застраховал, то всё равно не по тому полису, – Неуязвимый майор у нас всегда на высоте и всё ему нипочём, да? Вот в этот раз всё было действительно серьёзно, и вместо того, чтобы рассудить здраво, ты … – что ж, видимо, сегодня как-то без хоккея – разговору быть, –…головотяпство это твоё, Лисицын, мне уже поперёк горла. Ты хоть начинай думать головой иногда, прежде чем эту самую голову подставлять. Со мной или без меня, но ты-то…
Ах, вон оно что-о? А он-то всё думал – и не надумал. Ну, тут просто, даже речь продумывать не нужно. Что продумывать, когда это прописная истина, когда единственная постоянная, всегда неизменная, когда ответ был готов годы назад? Аксиомы всегда коротки и доказательств не требуют.
– А уже не получится, Костя, – Лисицын спокойно – даже чрезмерно– поясняет основную константу в своей жизни. – _Без_ не получится. Уже нет. Уже давно как нет, Костя-я. Поэтому у моей головы вариантов было и будет немного.
Вот и весь спич. Теперь только наблюдать за капитуляцией по всем фронтам. У Котова впервые за последнее время не хватает слов, –да что там слов?! воздуха не хватает, – от инстинктивного вдоха заметно вздрагивают крылья носа.
Тишина всего на несколько мгновений, но за это время в прохладной спальне становится абсолютно нечем дышать. Как странно… когда это формировалось внутри, в мыслях, смешивалось с кровью, то казалось таким простым, привычным, обыденным и ежедневным, но оказавшись высказанным вслух, увеличилось до гигантских размеров, заполнило всё пространство, – не щадя ни говорившего, ни того, для кого предназначалось–, вытесняло воздух, ложилось на плечи, связывало по рукам. Даже звук телевизора больше не доносился, возможно, потому, что матч больше никто не смотрел.
– Костя, – Котов смотрит цепко-растерянно, одновременно силясь понять и опровергнуть, предоставить факты, отыскать доказательства того, что майор погорячился. – Что давно? Не так уж и…
–Помнишь четвёртый курс академии? Я как-то рассказывал Власовой ту историю с охмурением твоей барышни, она от души посмеялась. Вот, наверное, тогда я начинал понимать, что уже не смогу без.
– То есть именно по причине твоих возвышенных чувств моя девушка пошла тогда на свидание с тобой?
Плох тот оперативник, которого легко вывести из равновесия и лишить возможности рассуждать трезво. Котов хороший оперативник.
–Конечно, – Константин позволяет себе улыбнуться и пожать плечами. – чтобы тебе неповадно было. Нужно было действовать быстро, а что я ещё мог в той ситуации?
– Быстро действовать, говоришь? Ну да, быстро действовать –это хорошо, это правильно, – Котов _очень_ хороший оперативник. – поэтому объясняться ты пришёл только через столько лет спустя, когда мы уже перешли в ФЭС, а я, к тому же, лежал в больнице с ножевым?
– А ты как думал? Нужно действовать быстро, но аккуратно. Правила оперативной работы помнишь ещё? Ты ж после наркоза был, так что возрастала вероятность того, что успею спастись бегством в случае чего. Фора, так сказать.
– А оказалось, что спасаться не пришлось.
– Не пришлось, – тихо отвечает Лисицын.
Котов не уточняет деталей и больше ничего не спрашивает – смотрит невозможно тёмными, как северное небо полярной ночью, глазами. Уже вспомнил, сопоставил, проанализировал. Поверил. Но чувствовать на себе его осязаемое, удушливое осознание, накатившее разом за все прошлые годы, нет никаких сил. Остаётся только подвинуться ближе, приподняться на локте, протянуть руку, разгладить морщинки задумчивости на лбу, провести невидимую линию от виска до уголка губ, остановиться, – ещё вопросы? возражения? нет? – склонить голову ниже, заменяя пальцы губами.
Ирреальное ощущение того, что всё хорошо, пьянит и обжигает, и вдруг становится невероятно важным растянуть его на максимально длительный промежуток времени. У Кости горячие руки, абсолютно нечитаемый взгляд и окончательно сбившееся дыхание. Он тянет майора на себя, не прерывая крепкий и пьяняще-терпкий, как выдержанный виски, поцелуй. А у Лисицына оглушающее бьётся сердце и срываются подрагивающие пальцы, когда он расстёгивает пуговицы чужой рубашки.
– Ты хоть вообще сказать-то собирался? – Котов фиксирует его лицо в ладонях и смотрит пристально снизу вверх. Не избежать.
– Сказать что? Что со времён академии уводил у тебя девушек не потому, что скотина или завидовал, а потому, что тебя, дурака, с ними видеть не мог? – Константин мягко освобождается из захвата и склоняется к капитанскому плечу, отводя рубашку и отмечая губами старый шрам от пулевого ранения, – свидетельство неуместной бравады того, кто и был им впоследствии награжден– по ключице переходя от него к бешено пульсирующей жилке на шее. Подаётся ближе, вжимается лбом в его висок, перехватывает запястье, переплетает их пальцы – Об этом сказать? Нет, не собирался. Ты же интеллигент в третьем поколении, ты бы и сам всё понял.
На затылок майора ложится широкая горячая ладонь, не отпуская, собирая в горсть волосы, ещё влажные после душа, не оставляя ни малейшего шанса отстраниться.
– А и я понял. Немного позже, правда.
– А сказать? – праведный гнев шумит прибоем где-то в глубине, там, где и хранятся воспоминания о тех временах.
– Сначала думал, что ошибаюсь, что я мог сказать? Потом тебя в горы за острыми ощущениями по контракту потянуло, потом мы пару лет не виделись, а потом уже в ФЭС, – Котов умолкает, удивляясь, что они ведут этот разговор именно сейчас, но его внимательно слушают, – в ФЭС я решил, что, наверное, не ошибался, но говорить что-то было уже не время.
– Это почему же? – разговор внезапно оказывается всё интереснее, и хоть сейчас не то, чтобы очень подходящий момент, но дослушать нужно. Тем более, когда бездарно молчали столько лет.
– Ты увлекся Юлей, –Костя сбавляет тон, отводит в сторону взгляд и ведёт рукой по спине напарника. – И... я решил, что ты собираешься жениться.
– Жениться?.. – ещё немного и программа, ответственная за логику в мозгу, окончательно полетит со всеми драйверами – Я?! На Соколовой?!..
– Почему нет? – Котов сердито передёрнул плечами. – Ты не можешь отрицать, что всё было очень на это похоже. Ну и куда уж тут я с разговорами?.
– А меня спросить не мог?! Она так-то отличный оперативник, надёжная, исполнительная, но жениться – это уже ни в какие ворота. Знаешь, я, наверное, с Майским на футбол больше ходить не буду, а то кто знает, что тебе ещё покажется. Женюсь я, видите ли! На Соколовой!..Ну знаешь ли…
И Лисицын задыхается то ли от возмущения, то ли от ярости следующего поцелуя. Этот поцелуй более осмысленный, глубокий. Неестественно неторопливый, сдерживаемый на самом краю обрыва, за которым уже нет места логике и рассудительности.
Окончательно решив вопрос с Костиной рубашкой, майор на секунду отвлекается, чтобы отправить её куда подальше, и лишь мельком бросает взгляд на экран. Второй номер?
– Костя, Гусев с подачи Харламова забил. Ничья.
– Знаю я, пять раз уже видел, – и капитан отводит с его лба упавшие взмокшие прядки.
Рассмеявшись, Лисицын выключает никому не интересный сейчас телевизор, и полностью переключает своё внимание. С каждым прикосновением дыхание только учащается, и вот уже на его обнажённых плечах до воспалённой боли сжимаются Костины пальцы, но он продолжает бездумно вычерчивать на горячей груди всё новые невидимые, но обжигающие узоры. Кончики пальцев сменяются губами, и наоборот, дыхание учащается, сердцебиение сбивается. И почему-то очень важно сейчас спросить. Не утерпеть.
– И как? Выиграют?
– Конечно, Кость, это же Сборная! – в самые губы, на выдохе.
Константин искренне улыбается в поцелуй, блаженно-яркий до исступления, и спортивная тема окончательно закрывается.
------
Предрассветный воздух ранней весны ещё по-зимнему хрустален и морозно-колок, но сейчас это даже приятно. Лисицын стоит на балконе, вот уже несколько минут задумчиво мучает пачку сигарет. Рассвет. Лазурная серость медленно, будто дорогим вином, наливается кармином. Недавно он видел один похожий. Хорошо, что сегодня не звонит Антонова. А Москва тем временем просыпается. Казалось, даже воздух её пропитался этим рассветом: морозный, колко-охровый, он оседает на дорогах и тротуарах, периллах и скамейках, домах и площадях, пробуждая спящий город от дрёмы зимних ночей. Чаяния москвичей, которых она любила и считала родными, передались и самой Москве. Всем своим существом, всеми проспектами и задворками, она стремилась к этой новой, ещё не проснувшейся, но уже приоткрывающей глаза весне.
Лисицын не видит сам горизонт, – на восточную сторону выходят окна спальни, так что восходящее солнце, скорее всего, сейчас мешает спать Косте, – зато видит, как рассветные лучи, огибая его дом, причудливо меняют окраску приземистого двухэтажного здания под номером девять по Спиридоновке, – что напротив через дорогу, – делая его из жёлтого каким-то медно-оранжевым, отражаются в окнах, порождая слепящие оранжевые блики, заливают растопленным сиеновым светом дворик генерального консульства Греции по соседству.
Он не реагирует на звук открываемой двери, не поворачивается и не говорит ничего даже тогда, когда Костя подходит вплотную, встаёт рядом и молча, больше не таясь, забирает у него из рук пачку сигарет, достаёт одну и так же молча возвращает владельцу.
– Что, утро красит нежным светом? – надо же, у кого-то с утра поэтическое настроение.
– Ага, только стен древнего Кремля отсюда не видать, – продолжает строчки старой песни Лисицын.
– Чтобы из окна стены Кремля видеть, надо в Мавзолее жить, – глубокомысленно замечает Котов.
– Типун тебе. И ты же куришь, кажется? – Константин бросает скептический взгляд, не сдерживая иронической ухмылки, и наконец сбрасывает морозное оцепенение, тоже подкуривая.
– Нет, конечно, не курю – в ответ тоже улыбка. – Свежо.
– Ещё бы не свежо, – на капитане кроме спортивных домашних штанов нет ничего, – ты бы оделся.
– Я закалённый.
– Ага, когда в ночь погонишь меня в аптеку за панадолом и фурацилином, я тебе именно это и вспомню. – вдох-затяжка, выдох, –Знаешь, я подумал, – так просто, без перехода и вступления. – про академию. Я перед выпуском долго думал, и уже чуть было тебе всё не рассказал.
– И что же помешало? Очередная моя девушка, которую тебе необходимо было пригласить на свидание?
– Нет, я решил, что проще служить в горячей точке, чем с тобой поговорить, ещё и контракт подвернулся, я и поехал. Ну, ты помнишь.
Котов заметно мрачнеет, и тоже затягивается глубже.
– Ещё бы не помню, понесло же тебя, я чуть умом тогда не двинулся.
– Ты? Да ладно, – Константин неверяще выгибает бровь, сдерживая улыбку. – подумать только.
– Ну так кто мешает? Подумай. Дурак же ты, майор!
– Не исключено, но я к чему: академия, война потом, после милиция, ФЭС вот сейчас, времени столько, а понял только что.
– И что понял? – Костя не отрываясь смотрит на алеющий горизонт и к его тону не хватает только лампы в лицо, протокола допроса и чёрной папки. Не смотря на заиндевелость утра, надевать футболку он почему-то не спешит, поэтому Лисицын прижимается виском к его голому плечу.
Над Москвой склоняется рассвет, и невидимым, причудливым покровом опускается на золотые московские купола, колокольни и острые шпили легендарных мистических высоток.
– Да понял тут, что я же по уши….блин, – он устало трёт глаза, не привыкшие к такому яркому свету, и начинает смеяться первым. Котов какое-то время смотрит недоумённо, хмурясь, забывая затягиваться, потом недоверчиво улыбается, и улыбка переходит в смех.
– Рано мне майора дали, да? С такими-то умственными способностями.
– Определённо рано. Подам рапорт о пересмотре.
Всё, – не переставая смеяться, Лисицын тушит обе их сигареты, перехватывает за запястье и притягивает виновника внезапного откровения к себе. – Курение вредит. Даже Минздрав говорил, а я склонен ему верить.
А Костя смотрит, смотрит уже серьёзно и внимательно, и пауза начинает кристаллизироваться в воздухе.
– Пойдём.
Он так же внезапно отмирает, но вместо слов просто подаётся ближе, и первым открывает дверь. За ней тепло, за ней пахнет свежесваренным кофе, за ней то, что называется домом. И, кажется, лучшего ответа на незаданный, но откровенно довлеющий над ними вопрос быть не может.
Рассвет над Москвой тем временем набирает силу. Разгулявшийся день был похож на все предыдущие и одновременно не был. Кисть нового дня накладывает на ализариновое полотно аметистовую штриховку, быстро вытесняемую янтарно-жёлтыми мазками. Москва балует, нежит своих детей. Душа этого города нежная и тёплая, она любит и жалеет всех своих жителей и сочувствует им: ведь каждый из них по-своему испытывал горькие земные тяготы.
Пары весенних надежд, смешанных с солнечным туманом клубятся над городом, восходящее солнце уже начало подсушивать вымокшую и продрогшую за зиму Москву, и она, просыпающаяся, преображалась и бодрилась на глазах, стряхивая хлябь со своих дорог и осушая густые ледяные лужи на тротуарах.
Москва уже не спала – она вглядывалась в утреннее едва весеннее небо, и была готова встретить новый день. А за ним ещё и ещё. В жизни всё меняется. Быстро. Медленно. Всё. Важно знать, куда возвращаться. К совместным рассветам и несовместным выездам, к старым шрамам и новым делам, к утренним выпускам новостей и тёрпкому кофе, к неуверенно-счастливой улыбке, к ночам – как можно чаще совместным, к объятьям – неизменно крепким. Туда, где всегда на всё есть правильный ответ.
@темы: @фикрайтерское